Золотая химера Борджиа

– Похоже, вы спешили, – заметила госпожа де Соммьер.

– Крайне спешил.

– Вы ведь не первый раз в Европе?

– Был один раз в Англии. Давно. Очень давно. Можно понять. Всегда много работы. Но я люблю работать. Больше всего на ранчо. Нефть плохо пахнет. Зато лошади! Бычки! А уж степь! Больше всего люблю мчаться на лошади.

При этом признании глаза его засияли детской радостью, отчего все присутствующие за столом погрузились в легкое недоумение.

– Что же вас заставило, не давая себе ни секунды отдыха, пересаживаться с парохода на поезд, с поезда снова на поезд? – поинтересовался Адальбер.

И Корнелиус с непосредственностью, придававшей ему столько шарма, сообщил своим новым знакомым:

– Все просто. Любовь! Я влюбился в необыкновенную женщину. Она захотела иметь одну вещь, и теперь я эту вещь ищу.

– Действительно просто, – вздохнула хозяйка дома, и голос ее был согрет сочувствием. – А не могли бы вы нам рассказать, как вы познакомились? Великие актрисы, прославленные певицы обычно не появляются среди бескрайних равнин Техаса. Такие места не для них. Или я ошибаюсь?

– Так и есть. Но пока. Потом, если мне повезет, Техас придется ей по душе!

– Меня бы это удивило, – прошептала Мари-Анжелин так, что услышал ее один Адальбер, а гораздо громче она спросила: – Так вы расскажете нам, как вы познакомились?

Господин Уишбоун обратил к ней радостную улыбку.

– Такой счастливый день! Я приехал в Нью-Йорк, чтобы сделать покупки, заключить контракты, повидаться с друзьями. У меня нет семьи, из родни один племянник-адвокат, зато много друзей. И самый лучший – Чарли Фостер. Месяца два тому назад он сказал, что я должен изменить образ жизни. Хватит жить дикарем, сказал он и повел меня в «Метрополитен-оперу» слушать «Тоску». Я был на седьмом небе. Меня провели в гримерную мисс Торелли. Она на меня взглянула, она мне улыбнулась… И я растаял от счастья, когда она разрешила снова прийти повидать ее.

– И сколько раз вы слушали «Тоску»? – спросила маркиза де Соммьер, сочувствуя и забавляясь таким неслыханным простодушием.

– Шесть. И еще слушал «Мадам Батерфляй» и «Травиату». И, знаете, она пожелала, чтобы я сопровождал ее в Чикаго и в Сан-Франциско. А по возвращении в Нью-Йорк – у мисс Торелли есть свой дом на Лонг-Айленде – я попросил ее руки. И она не сказала мне «нет»…

– Какая радость, – пропела Мари-Анжелин, скатав очередной хлебный шарик, что служило у нее признаком неодобрения.

– Я тоже так думаю, – подхватил Корнелиус, крепко угнездившись на своем розовом облаке. – Поверьте, это уже немало. А немного погодя она сказала, что поклялась выйти замуж только за того, кто принесет ей…

Тут Корнелиус замолчал и принялся шарить по карманам в поисках записной книжки.

– Химеру Борджиа, – подсказал Альдо.

– Вот-вот, спасибо. Почему-то никак не могу запомнить это название.

Мисс Торелли объяснила, что драгоценность принадлежала одному из ее предков и его убили, чтобы ее украсть. Поэтому ей так важно вернуть ее обратно.

– И если вы вернете ее, она выйдет за вас замуж? – уточнил Адальбер.

– Она дала такую клятву… Мадонне.

– И поедет в Техас, чтобы жить там вместе с вами?

– Не сразу, конечно. Из-за пения. Но потом…

– Когда перестанет петь? – поинтересовался Альдо. – А собственно, сколько ей лет? Я признаю, что она великолепна, но мне кажется, она уже довольно давно поет на мировой сцене.

– У сирен нет возраста, и это известно всем, – прервала племянника госпожа де Соммьер. – Но если мне будет позволено, я задам еще один вопрос: кто же вам посоветовал отправиться в Венецию и обратиться к князю Морозини? Ваши нью-йоркские друзья?

Лицо техасца выразило крайнее удивление.

– Нет, ну… мисс Торелли, конечно! Мне казалось, что я сразу сказал об этом.

– Нет, вы об этом не говорили, – разуверил его Альдо. – А я забыл вас спросить об этом, думая о других вещах. Так, значит, вас ко мне отправила ваша прекрасная подруга? Она меня знает? – лицемерно поинтересовался он, разумеется не забыв об их переписке.

– Не скромничай! – прервал его Адальбер. – По обе стороны Атлантики все коллекционеры и любители старинных и современных драгоценностей, знаменитых и не слишком, знают, кто такой Морозини.

– Так оно и есть, – подтвердил Корнелиус. – Она сказала: «Он разыскал драгоценности, которые не могли найти века… Значит, может найти и… эту… химеру!»

– Но поймите же, ее невозможно найти! Повторяю вам: химера покоится на дне океана, под толщей воды в две тысячи метров. У меня в распоряжении нет ни одного ловца жемчуга, и сам я тоже не умею нырять. Вы ведь тоже не умеете, Мари-Анжелин?

– Не уверена. Почему бы и нет? – покраснев, заявила старая дева. – У одной из моих прабабушек в XVIII веке был роман… недолгий… с ныряльщиком за губками на островах, принадлежащих Франции. И…

– Она погибла при кораблекрушении, когда возвращалась на родину. Вы рассказываете нам историю Поля и Виргинии[3], дорогая.

– Вполне допускаю, что Бернарден де Сен-Пьер вдохновился этой историей.

Ужин подошел к концу. Все покинули столовую и расположились в зимнем саду, куда подали кофе. Уишбоун выпил свою чашку залпом и попросил разрешения удалиться.

– Прошу у всех прощения, – извинился он, – но я утомлен до крайности, потому что, к сожалению, не могу спать в поезде.

– Не стоит извиняться, мы прекрасно вас понимаем, – утешила гостя маркиза. – Отправляйтесь поскорее спать. Мы все желаем вам спокойной ночи!

– Спасибо! Всем большое спасибо! – поблагодарил всерьез растроганный Корнелиус. – Я просто счастлив, что оказался у вас.

Пока Альдо провожал гостя до лестницы, ведущей наверх, все молчали, но как только он вернулся, разговор возобновился.

– Надеюсь, ты не будешь поддерживать его в этом безумии? – тут же спросила племянника маркиза.

– В каком именно?

– В изготовлении копии разорительного чудовища. Он очень славный, твой американец. Вполне возможно, дама окажет ему честь и примет от него подарок, но ни за что не согласится взять его имя и разделить с ним страсть и постель ради пустынных просторов Техаса. И у нее для этого будут все основания: любой ювелир ей скажет, что милейшая химера ни разу не была в руках Чезаре Борджиа, она сущий «младенец» и только-только появилась на свет. Я видела мадемуазель Торелли один-единственный раз, но у меня сложилось впечатление, что чарующий голос – это одно, а характер – совсем другое. На деле она очаровательная ведьмочка.

– Вот и я так думаю, – подтвердила План-Крепэн.

– Подписываю вынесенный вердикт, – подал голос Адальбер, согревая в руках пузатую рюмку с превосходным «Наполеоном».

Альдо одарил каждого из присутствующих насмешливым взглядом.

– За кого вы меня принимаете? Я прекрасно знаю, что представляет собой эта женщина! Вам не пришло в голову, что если я решил отвести его к Картье, и не просто к Картье, а к мадам Туссен, то лишь потому, что у меня есть определенные соображения на сей счет. А соображения у меня следующие: или мадам Туссен объяснит ему совершенно конкретно, почему это невозможно, или примет вызов. Согласитесь, судьба нечасто посылает такие заказы! И тогда химера будет сделана с таким совершенством, что ни один самый дотошный эксперт не сможет доказать, что она сделана сейчас. Госпожа Туссен – истинная волшебница. А завтра, ожидая приема у Картье, я буду сопровождать нашего гостя в Друо.

– Чтобы он поскорей разорился ради прекрасных глаз сладкоголосой ведьмы? – ядовито поинтересовалась Мари-Анжелин.

– Я могу подумать, что вы к нему неравнодушны, – засмеялась маркиза.

– В этом случае мы ошибаемся. Несмотря на богатство, господин Уишбоун кажется мне очень беззащитным. Неужели мы не заметили, что перед нами сущий ребенок? Сбрейте бороду – и увидите слегка перезрелого херувима. Торелли ощиплет его, как цыпленка, и отправит туда, куда отправляла других, – в петлю!

– Что вы говорите, План-Крепэн? Неужели в церкви Святого Августина во время утренней мессы…