Золотая химера Борджиа

– Нет, конечно. Но можно спросить Люсьена, он ходил за такси на остановку. Страшно недовольный, нужно сказать. Он никак не может понять, почему член нашей семьи считает нужным обращаться к таксистам, когда в его распоряжении лучший из водителей и лучший в мире автомобиль. Люсьен считает, что его искусство вождения автомобиля уступает только полковнику Карлову, аристократу, разжалованному русской революцией. Позвовите Люсьена, Мари-Анжелин.

Старичок-шофер не замедлил воспользоваться оказией, чтобы высказать все, что он думает на этот счет.

– Это был автомобиль марки «G7», господин главный комиссар. У шофера премерзкая рожа! Вне всякого сомнения, итальянец!

– Люсьен! Думайте, что говорите, – остановила его маркиза. – Напоминаю вам, что князь Морозини…

– Венецианец, госпожа маркиза! А это совсем другое дело! Князь всегда так и говорит. А у этого вдобавок был такой жуткий акцент, что хоть святых выноси!

Люсьен в нескольких словах описал шофера, а потом с самым безразличным видом добавил:

– Если вам интересно, могу назвать и номер автомобиля тоже.

– Что значит, если интересно?! – воскликнул Ланглуа, доставая из кармана черную записную книжку, чтобы немедленно записать в нее номер машины. – Нам это крайне важно! И часто вам случается запоминать номера такси?

– Когда такси приезжает к нам, всегда! Разумеется, исключая те случаи, когда приезжает полковник Карлов. Вы, конечно, не знаете, но я вам скажу: я с детства обожаю цифры.

– Обожайте и дальше, голубчик! Ваш талант может оказаться крайне полезным. Честное слово! Я вам очень благодарен, – улыбнулся комиссар, записав номер такси.

Ланглуа собрался уходить, но с порога вернулся.

– Чуть было не забыл попросить у вас фотографию вашего племянника. При теперешних обстоятельствах я предпочитаю обращаться к вам, а не к журналистам, чтобы не привлекать к событиям лишнего внимания.

– С удовольствием, сколько угодно! От младенческих до вырезок из газет. План-Крепэн, принесите фотографии из моего секретера.

Фотографий в самом деле был целый ворох. Комиссар Ланглуа задержался взглядом на свадебных.

– Чудесная пара, ничего не скажешь, – заметил он.

– Очень жаль, что находятся люди, которые из кожи вон лезут, желая разрушить этот союз, – с горечью заметила План-Крепэн. – И порой к ним присоединяется сам Альдо!

Комиссар со смущенным видом кашлянул.

– Кстати… Простите, если это покажется вам бестактностью, но нет ли у вас фотографии госпожи Белмонт? Я, конечно, мог бы обратиться в какой-нибудь модный журнал вроде «Вог», но это все равно пресса, пусть и не газетная. Мне не хотелось бы в нашем деле никаких журналистов, вы сами понимаете.

– Если вы соизволите задержаться еще на несколько минут, выпив капельку того, чего сами пожелаете, я попробую вам помочь, – сообщила Мари-Анжелин, поднявшись со своего места. И, не дожидаясь ответа, она направилась к двери.

– Что она имеет в виду? – заинтересовался комиссар, когда План-Крепэн вышла.

– Я, кажется, догадываюсь, – ответила маркиза. – Кроме феноменальной памяти наша План-Крепэн обладает бездной самых разнообразных талантов. Не последний среди них – умение рисовать. Не подумайте, что речь идет об акварельных цветочках, чему обучают в монастырях и пансионах благородных девиц. Держу пари, она принесет вам портрет Полины Белмонт.

– Но портрет требует времени! Будет лучше, если я пришлю за ним своего помощника.

– Не трудитесь. Выпейте со мной бокал вина, и в самом скором времени получите портрет.

– И он будет схож с оригиналом? Мне кажется, нужно хорошо изучить человека, много с ним общаться, чтобы нарисовать его портрет по памяти.

– Общаться? Ни за что! План-Крепэн ненавидит Полину, видя в ней угрозу для Лизы.

– И… Она ошибается? Что вы на этот счет думаете, мадам?

– И ошибается, и нет. Одно могу сказать, Альдо глубоко привязан к Лизе и ни за что не захочет ее потерять.

– Но он любит играть с огнем, если мне позволено будет сделать вывод из нашего последнего разговора.

– Дело не совсем в этом. Он увлечен госпожой Белмонт чисто физиологически. К несчастью, она его страстно любит и…

Возвращение Мари-Анжелин помешало маркизе закончить фразу.

– Прошу, – проговорила План-Крепэн, протягивая комиссару два рисунка пером, сделанных словно бы одним росчерком. На одном было изображено лицо, на другом – силуэт, оба как живые.

– Потрясающе! – с изумлением похвалил комиссар. – Как вам это удается?

– Нет ничего проще, – весело отозвалась Мари-Анжелин. – Использую метод Сирано де Бержерака: бумага и память, остается только зарисовать.

Ланглуа не мог удержаться от смеха.

– В самом деле, проще некуда! Если однажды госпожа де Соммьер оставит вас без работы, не забудьте навестить меня. Вы самый изумительный физиономист, какого я встречал в своей жизни! Бесконечно вам благодарен.

Комиссар допил свой бокал вина и встал с кресла. Художница, секунду поколебавшись, отрывисто спросила:

– А нет ли у вас знакомых… или друзей в лондонской полиции? Например, в Скотленд-Ярде?

– Я когда-то встречался с суперинтендантом Гордоном Уорреном, но Альдо Морозини и Адальбер Видаль-Пеликорн знают его куда лучше меня. А почему вы спросили об этом?

– Речь как раз об Адальбере Видаль-Пеликорне. Он уехал в Лондон и собирается там жить, чтобы быть ближе к этой негодной Торелли. Связь между нами потеряна. А между тем нам сейчас так нужна его помощь!

– В самом деле, я что-то давно не видел Адальбера Видаль-Пеликорна. Так вы говорите, он поехал вслед за этой певицей?

– С чемоданами и вещами. Он поселил ее в своей лондонской квартире, а сам живет в гостинице, и для него больше никого не существует, кроме соперника, славного господина Уишбоуна. Квартира в Париже заперта на замок, а своего верного слугу Теобальда он забрал с собой, сказав, что тот будет служить не ему, а этой мадам. Бедный Теобальд пришел в отчаяние и согласился поехать только с тем, чтобы в Лондоне взять расчет.

– Подобное поведение не в духе Адальбера Видаль-Пеликорна!

– План-Крепэн! – вздохнув, заговорила маркиза. – Вам не кажется, что у комиссара уже достаточно забот? Наш Адальбер влюбляется не в первый раз и не в первый раз ссорится с Альдо. И как я горячо надеюсь, не в последний.

– Постараюсь что-то узнать и об этой истории. До меня доходили смутные слухи о певице Торелли. Прекрасная дама, похоже, злоупотребляет своими чарами, из-за нее свели счеты с жизнью уже несколько мужчин. Вы хорошо сделали, что рассказали мне об этом. В любом случае, прошу вас, не тревожьтесь. Как только у меня появятся вести об Альдо, я сразу же вам сообщу. Главное, не теряйте бодрости духа!

– Ну, этого у меня не отнять! – гордо объявила Мари-Анжелин. – В нашей семье все крепкого закала…

– Начиная с Крестовых походов! – заключила тетя Амели с тенью улыбки в прекрасных зеленых глазах.

Проверка кампании такси была проведена мгновенно и оказалась очень информативной. Выяснилось, что автомобиль с номером, указанным Люсьеном, принадлежит русскому, Федору Разинскому, бывшему адвокату из Петербурга, который совершенно не походил на упитанного итальянца, описанного Люсьеном. У Разинского была совершенно иная внешность. Высокий, худой, седеющий блондин чем-то походил на Карлова, с которым, как оказалось, он был даже знаком. Сходство оказалось не только внешним. Похожим был и глухой рокочущий бас, который наверняка мощно гремел под сводами церкви, и обидчивый гордый характер, который трудно было скрыть. Когда инспектор Соважоль явился к нему домой на улицу Фий-дю-Кальвер, желая очень вежливо осведомиться, где тот был и что делал вечером 3 декабря, тот сразу возмутился.

– А вам что за дело? – пророкотал Разинский.

Не желая вступать в пререкания, невысокий Соважоль вежливо ему улыбнулся:

– Мне необходимо это знать.

– Извольте объяснить, по какой причине!

– Причина состоит в том, что, возможно, мне придется отвезти вас в тюрьму как сообщника в деле о похищении, – все так же вежливо отвечал Соважоль.