Золотая химера Борджиа

– Думаю, вы предпочтете одиночество, – шепнул ему метродотель, едва заметно кивнув головой в сторону столиков на четырех человек, за которыми, громко разговаривая, сидели англичане и американцы. – Видите, что у нас сегодня творится…

– Спасибо, вы угадали мое желание, – согласился Альдо и погрузился в изучение меню. Выбрал, какое будет пить вино, и прислонил газету к шелковому оранжевому абажуру лампы, чтобы спокойно читать ее.

Он решил, что ужин должен быть легким, потому что сразу после еды собирался лечь спать, чтобы восстановить силы к завтрашнему утру. Альдо заказал устрицы, порцию морского языка и фруктовый компот. Подумал и попросил принести еще бокал хорошего шампанского, веря в способность игристого вина поднимать настроение, а оно у него, прямо скажем, заставляло желать лучшего: черные тени так и клубились в его сознании.

Он попробовал читать газету, но тут же оставил ее, такой она показалась неинтересной. Глядя в окно, Альдо пытался понять, что же так мучительно стесняет ему сердце по мере того, как поезд, углубляясь в темноту, увозит его все дальше от Парижа. Адальбер! Конечно же, Адальбер! Глупо было так нелепо ссориться из-за женщины, которую ни тот ни другой не знал. Нужно было во что бы то ни стало вскрыть нарыв, даже рискуя больно задеть друг друга. Дойдя до конца, они наверняка бы расхохотались и крепко обнялись, а потом отправились праздновать примирение хорошей бутылочкой вина. Но теперь каждый поворот колес увеличивал разрыв… И, возможно, делал ситуацию непоправимой…

А еще… Еще была Полина. В ее ласковых нежных руках так сладко было бы спрятать свое отчаяние! Вспомнив ее волшебное тело, Альдо чуть было не застонал. Ему показалось, что, заключив Полину в объятия, он забыл бы все свои огорчения. Ночь, одна только ночь, и… Но вглядываясь вглубь себя, Альдо понял, что горюет не только о Полине и Адальбере, но и… о химере! Вернее, об охоте за ней. Впервые в жизни он выпустил из рук добычу. Практически без боя, и это было так на него не похоже, так противоречило его натуре. Он был создан охотником. Чутьем чувствовал сокровища, обожал возбуждение поиска, опасности, даже провалы и отчаяние. Но потом – потом был ликующий взрыв! Победа! А теперь Адальбер один пустится по тропе, усеянной ловушками, которая ведет к единственному в мире украшению. Хочет он того или нет, но другой такой химеры в мире нет. К тому же принадлежавшей Чезаре Борджиа!

Ощущение, что он дезертировал с поля боя, охватило Альдо с такой силой, что, выходя из вагона-ресторана, он невольно стал искать стоп-кран. По счастью, здравый смысл все-таки возобладал и вовремя удержал его, шепнув, что поезд, остановленный во мраке ночи, оставит его посреди полей, откуда сам черт не знает, как выбираться. Не говоря уж о том, что сам он будет выглядеть полным идиотом!

Взглянув на часы, Альдо прикинул, что Дижон будет через час.

Поезд стоит там десять минут. Время более чем достаточное, чтобы достойно сойти с поезда. Почему бы и нет? Альдо был уже весь во власти искусительной мысли. Обдумывая, как он это сделает, он вошел в купе.

За время его отсутствия Альбер постелил постель. Простыни безупречной белизны, мягкое пушистое одеяло – соблазнительное зрелище для усталого человека. Но Альдо не поддался ему, уселся у окна, закурил сигарету и задал себе следующий вопрос: где он остановится в Париже? Вернуться к тетушке Амели казалось ему неудобным. А поехать в…

И в это время раздался стук. Альдо направился к двери, там никого не было, он снова вернулся к окну. Стук раздался снова. Он слышался от смежной двери, ведущей в соседнее купе и запертой, как положено, с обеих сторон. Не задумавшись ни на секунду, кто бы это мог быть, Альдо повернул задвижку, открыл дверь и отшатнулся, словно получил удар в сердце: перед ним стояла Полина.

– Я могу войти? – тихо спросила она.

Окутанная волнами белоснежного муслина, с распущенными по плечам черными волосами, она подняла к нему бледное, с потемневшими сумрачными глазами и алым полуоткрытым ртом лицо и была так хороша, что совершенно ослепленный Альдо едва мог прошептать:

– Ты?.. Ты?.. Наконец-то!

Обеими руками он взял ее голову, припал к губам долгим поцелуем, потом поднял Полину на руки и внес ее к себе…

Остановку поезда в Дижоне он даже не заметил.

Никогда ночь любви не была такой пламенной!.. И полной огоромного количества неудобств! Умещаться, пусть даже тесно прижавшись друг к другу, на узенькой кушетке было не так-то просто. А если еще и качает? От сильного толчка Альдо в самый критический миг слетел на пол, хорошо еще, покрытый ковром. В следующий миг к нему слетела и Полина. И снова все пошло как нельзя лучше.

Рассвет они встретили в окрестностях Лозанны, не поспав ни минуты из этой драгоценной ночи. Надо сказать, что и поговорить-то они не успели. Но с восходом солнца будничная жизнь вступала в свои права. Все, что Альдо и Полина радостно изгнали из своего узенького святилища, вернулось на свои места, и с этим уже нельзя было не считаться. Не очень-то приятный, но неизбежный факт.

К несчастью, неизбежной была и разлука. Одна мысль о ней ранила, как лезвие кинжала. Полина решила сойти в Бриге, узловой железнодорожной станции, после которой поезд помчится вверх к Симплонскому тоннелю, а она пересядет на поезд до Лозанны, откуда доберется до Парижа. Экспресс останавливался в Бриге в девять часов двадцать минут.

Поначалу Полина подумала было, не сойти ли ей в Милане, куда экспресс прибывал почти в три часа. Но решила, что лучше еще несколько часов побыть с любимым. После их блаженного безумства… Немыслимо! Нескончаемый поцелуй, сливший их в последний раз воедино, и Полина, держа двумя пальчиками белоснежный муслин, исчезла в своем купе, затворив дверь. Негромкий скрип запираемого замка возвестил, что ворота в нежданный рай заперты, и как же это было горько!

Альдо постоял несколько минут, прижавшись спиной к створке из красного дерева, дожидаясь, пока уймется сердце. Вот оно немного успокоилось, и он отправился в туалетную комнату, где окатил себя холодной водой с головы до ног, оделся и опустил окно, чтобы ветер унес из купе благоухание духов Полины. «Шанель № 5», чудодейственный аромат, который он ощущал как приглашение к любви… Потом он вышел в коридор, закурил сигарету, хотя обычно никогда не курил до завтрака, сделал две или три затяжки и оставил ее тлеть в пепельнице.

Остановка на вокзале в Бриге застала Альдо в вагоне-ресторане, где он отдавал должное завтраку на швейцарский лад, быть может, самому вкусному в мире. Из окна он увидел Полину, как всегда подтянутую и невероятно изысканную в строгом костюме от Шанель и в накинутой на плечи норке. Как же ему понравились ее большие черные очки, присутствие которых изо всех сил старалось оправдать бледное слабенькое солнышко! Понравились не меньше, чем серый шелковый шарф, которым Полина завязала голову, пряча отсутствие прически, и свои чуть распухшие от бесконечных поцелуев губы… Ничего, отдохнет несколько часов, выспится, подкрасится, и все будет в порядке…

Во взгляде, которым он проводил исчезнувшую в толпе Полину, светилась гордость, что такая прелестная женщина так им увлечена, и еще неизъяснимая нежность. Впервые он сказал Полине «я люблю тебя», и она ответила ему едва слышным всхлипом, говорящим, как долго ждала она этого счастья. Расставаясь, они больше не разыгрывали комедии благих обещаний на будущее, какие давали недавно, впрочем, совершенно искренне. Сейчас это было бы смешно: они оба знали, что непременно будут вместе, если только увидятся. Значит, самым благоразумным было бы избегать встреч…

От Брига до Венеции Альдо оставалось еще десять часов пути. Спать он не мог, но часа два пролежал, отдыхая. Остальные восемь ему предстояло провести, разбираясь с самим собой. Это было нелегко. Ему предстояла встреча с Лизой.

Сможет ли он погрузить свой взгляд в бездонную синеву ее глаз, обнять, прижать к себе, ласкать, не видя перед собой лица Полины, не слыша ее вскриков, который он приглушал поцелуями, не ощущая бархата ее кожи?