Золотая химера Борджиа

– Неслыханное дело! – пробормотал он. – Интересно, чем вы его так раздосадовали? Он сообщил нам, что был вашим шурином, но я никогда не слышал, чтобы у вас была сестра.

– Относительно шурина он ошибся. После смерти моего брата Жоффруа он женился на его вдове Сесиль, которая, скажу откровенно, звезд с неба не хватала, но была красивой женщиной. Новый муж обращался с ней хуже некуда. Мне она была симпатична, а перед своим мужем бедняжка оказалась совершенно беззащитна, и я взяла на себя роль ее защитницы. Ему приходилось выслушивать от меня истины, которые ему были не по душе. Он на меня очень сердился. А на похоронах несчастной Сесиль я сказала ему прямо в глаза, что он виноват в ее смерти и что она умерла от отчаяния. Сказала это у ворот кладбища Пер-Лашез, где он принимал соболезнования. Он принимал их не просто равнодушно, а откровенно давал понять, что не испытывает ни малейшего горя от своего вдовства, что рад избавиться от супруги, поначалу представлявшей для него кое-какую эстетическую ценность, но с годами ставшей обузой из-за отсутствия культуры и здравого ума. Я очень тогда на него рассердилась.

– И что же вы сделали? – поинтересовался Альдо, которого эта история забавляла все больше и больше.

Ответила ему План-Крепэн:

– Поверьте, это было что-то грандиозное.

– Вы там были?

– Разумеется. На похоронах был весь интеллектуальный Париж: Академия, Коллеж де Франс, несколько министров, Университет, всех я перечислить не в силах! Однако это не помешало нашей маркизе во всеуслышание, громко и отчетливо сообщить свою точку зрения. Причем, подчеркиваю, очень изысканно. Это произвело огромное впечатление, куда большее, чем если бы мы назвали вдовца убийцей.

– Да неужели?

– Уверяю вас! Образец литоты![12] Без единого прямого обвинения, при этом так точно и тонко, что не оставалось ни малейших сомнений. Да, речь была настолько убедительной, что на следующий день к нам тайно приехал префект полиции, интересуясь, нет ли у нас под рукой фактов, которые мы могли бы сообщить его ведомству.

– И что же вы ему ответили, тетя Амели?

– Ничего особенного. Дала понять, что злоба, которую вымещают день за днем, месяц за месяцем, год за годом, равна револьверной пуле и так же верно сводит в могилу. Вот только времени требуется больше. Префект – человек умный, он меня прекрасно понял. Так что ты видишь, твой родственник, а он родственник, это – увы! – неоспоримо имеет все основания называть меня «старой верблюдицей»… Хотя я бы не сказала, что это изящный оборот речи.

– Что касается его жены, – продолжала Мари-Анжелин, – то мы хотя бы порадовались, что ее похоронили по католическому обряду и отпели. С этим полубезумным еретиком…

– Еретиком? Разве он не католик? Человек с фамилией де Рокелор?

– Конечно, до поры до времени он был католиком, но потом все изменилось. С тех пор, как он стал друидом.

– Что-что? – в один голос воскликнули Альдо и Адальбер. – Каким друидом? Вы шутите?

– Какие уж тут шутки? – покачала головой госпожа де Соммьер. – Согласна, на первый взгляд, это кажется невероятной выдумкой, но тем не менее это чистая правда. Почти сорок лет тому назад – мы с ним примерно одногодки – он отказался от веры в Господа и выбрал себе не знаю уж кого для поклонения, окружив себя приспешниками и помощниками.

Друзья переглянулись. Все, что они услышали, могло бы послужить подспорьем для объяснения событий, происходивших в Шиноне. Поэтому Адальберу захотелось кое-что уточнить.

– Вы меня очень удивили! – заявил он. – Хотя, с другой стороны, и не слишком. Почему – я объясню позже! Хочу сказать следующее: я слушал лекции профессора в лицее Жансон. Не спорю, он с большим талантом пел хвалы кельтской цивилизации, однако его курс не ограничивался исключительно кельтами, он дошел до высокого Средневековья, эпохи цветущего христианства, где нельзя было обойтись без Господа Бога. Точно так же, как и во время Крестовых походов…

– Больше того, – подхватил Альдо. – Когда профессор рассказывал нам о своем обожаемом Шиноне, он не мог не упомянуть Жанны д’Арк. Говоря о ней, он ничуть не пытался отрицать, что она была посланницей небес.

– Только этого не хватало! Как-никак Жанна – наша национальная героиня, – поджав губы, заметила старая дама. – Хотя, конечно, не исключаю, что для этого милейшего ученого теперь совершенно одинаковы и омела, срезанная золотым серпом, и небесные голоса, услышанные маленькой пастушкой под дубом у себя в Лотарингии.

– Возможно, вы и правы, – поддержал маркизу, размышляя вслух, Адальбер. – И я думаю, вы не ошибаетесь относительно его приверженности друидизму. Во время нашего краткого и весьма поучительного путешествия мысль о чем-то подобном приходила нам в голову.

– Вот теперь самое время рассказать, как Мишель Бертье избежал смерти, – начал Альдо. – Расскажешь, Адальбер? Я еще во времена нашей египетской экспедиции имел возможность оценить великолепие твоего ораторского таланта.

– По какой причине ты решил запродать мою голову?

– И не думал! Напротив, воздаю кесарю кесарево. Мы тебя слушаем.

Рассказ Адальбера был выслушан почти в религиозном молчании. Даже Мари-Анжелин не произнесла ни слова. Она сидела, сложив на груди руки, и, казалось, была погружена в глубокое размышление. Когда Адальбер закончил, она задала вопрос:

– Эта лужайка находилась на возвышении?

– Да, дорога, по которой мы ехали, шла вверх. Лес покрывает большой холм, и мы добрались почти до его вершины.

– А вы не помните, в какой день, точнее, ночь Мишель Бертье исчез?

Альдо быстренько произвел подсчет.

– Если не ошибаюсь, он исчез в ночь с 31 октября на 1 ноября, в канун праздника Всех Святых.

– Для нас это праздник Всех Святых, а для кельтов и тех, кто считают себя их последователями, этот день называется «самайн» и знаменует переход от светлого времени года к темному. В этот день все исповедующие религию кельтов затемно пускаются в путь, чтобы к рассвету добраться до своего святилища и на восходе солнца помолиться богам, которые являются олицетворением сил природы – неба, солнца, луны, грома. Не забывая, конечно, и землю-кормилицу, которую они особенно чтут. Они собираются в дни осеннего и весеннего равноденствия, в дни зимнего и летнего солнцестояния, а также 1 февраля, 1 августа и 1 ноября. Четыре их главных праздника называются: имболк, бельтан, лугнасад и самайн. Вполне возможно, что убийц спугнула довольно многочисленная толпа так называемых кельтов, они бросили свою жертву и сбежали.

– Ради бога, скажите, откуда вы все это знаете? – воскликнул изумленный Адальбер. – Где вы могли почерпнуть столько сведений?

Мари-Анжелин посмотрела на него с нескрываемым упреком.

– Мне кажется, уж кто-кто, а вы способны лучше других понять, что возможно, не отрицая католической веры, стараться узнать побольше о всяческих сектах, которые в большинстве своем являются полным безумием, но их нельзя сбрасывать со счетов. Друиды, на мой взгляд, не лишены своеобразной поэзии, чего и близко нет у приспешников Ангела Цикламена, поклонников Пупка и обожателей Лука. При этом, само собой разумеется, все они еретики, супостаты и хулители Господа. В старые времена они бы вздохнуть не успели, как их всех отправили бы поджариваться на огромный костер!

– Гром небесный! – воскликнула госпожа де Соммьер. – Мне снится сон или я схожу с ума? Не говорите мне, Мари-Анжелин, что в шесть часов утра на мессе в церкви Святого Августина вас просвещают насчет сект!

– Нет, конечно! Мы можем быть совершенно спокойны. Там присутствует один только Ангел Цикламен, поразивший воображение горничной госпожи де Сен-Патерн.

– Прошу вас, – взмолился Альдо, – вернемся к теме нашего разговора! Так вы считаете, что друиды подобрали Бертье и даже попытались его лечить? Они что, обладают какими-то познаниями в области медицины?

– Безусловно! Все их познания связаны с природой: цветы, травы, деревья, соки и отвары. Целительством у друидов занимаются оваты, и к ним же обращаются за предсказаниями. Есть у них еще ободы, они учительствуют и осуществляют общение между группами, есть барды-поэты, хранители музыкальных традиций. По существу, друиды мне кажутся симпатичными, они безобидны. Я не верю в россказни, будто они приносят человеческие жертвы. На мой взгляд, они даже полезны, потому что чтут и оберегают природу. Вся беда в том, что они, почитая творение, отвергают Творца и церковь. А что касается Мишеля Бертье, то, скорее всего, эти язычники поняли, что не в силах излечить нанесенные ему увечья, о чем и известила одна из женщин их группы старого безумца Юбера. Вы можете быть совершенно уверены, что он прекрасно знает эту особу, которая ему звонила.