Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 31 из 57

Пуремпече, живущие в Мичоакане, что к западу отсюда, в такого рода вопросах более чем снисходительны. Например, сношение мужчины с мужчиной у них не только не наказывается смертью, но и вовсе не осуждается. Это нашло отражение даже в их письменности. Может быть, вы знаете, что символом женской тепили служит изображение маленькой раковины? Так вот, чтобы отобразить сношение между двумя мужчинами, пуремпече рисовали обнаженного мужчину с раковиной улитки, прикрывающей его настоящий член.

Что же касается соитий между сестрой и мною… Вы называете это инцест? Понятно, ваше преосвященство. Так вот, я полагаю, что подобное было запрещено у всех мне известных народов. Да, конечно, мы рисковали жизнью, ибо за кровосмешение, связь между братьями и сестрами, родителями и детьми и так далее, устанавливались особо жестокие виды казней. Правда, касалось это только нас, масехуалтин, составлявших большую часть населения. Я уже упоминал, что среди знати, стремившейся сохранить то, что они называли чистотой крови, браки между близкими родственниками были обычным делом, хотя никаких свидетельств того, чтобы это действительно улучшало породу, не имелось. Ну и конечно, ни закон, ни общественное мнение не проявляли интереса к изнасилованиям, кровосмешениям или прелюбодеяниям, если речь шла о рабах.

Вы, разумеется, можете спросить: как вышло, что мы с сестрой так долго предавались своей греховной страсти, не будучи уличенными? Отвечу: матушка, строго наказывая нас за куда менее серьезные проступки, приучила и меня, и сестру к крайней осторожности. Даже когда я стал отлучаться с Шалтокана и мои отлучки длились месяцами, мы с Тцитци при встрече ограничивались прохладным поцелуем в щеку, хотя оба за это время извелись от тоски и страсти. На людях мы сидели порознь, словно нам нет друг до друга дела, и я, скрывая внутреннее смятение, долго рассказывал жадным до новостей родичам обо всем, что увидел за пределами нашего острова. Бывало, что проходило несколько дней, прежде чем нам с Тцитци удавалось наконец уединиться в надежном, безопасном месте. Тогда мы нетерпеливо срывали одежду, набрасывались друг на друга, а утолив первую страсть, затихали рядом, словно на склоне нашего собственного, тайного вулкана. Скоро он пробуждался снова, только теперь ласки были менее бурными, но зато более прочувствованными и изощренными.Однако мои отлучки с острова начались позже, а в ту пору нас с сестренкой ни разу не застали с поличным. Разумеется, если бы у нас, как у христиан, чуть ли не каждое соитие оборачивалось зачатием, дело обернулось бы для обоих большой бедой. Я в ту пору даже не думал о подобной опасности, ибо просто не мог себе представить, как это мальчик вдруг может оказаться отцом. Но сестра, как всякая женщина, была взрослее и мудрее, знала на сей счет больше и принимала необходимые меры предосторожности. Те же самые старухи, о которых я уже рассказывал, тайно продавали незамужним девушкам (тогда как в лавках семейным парам, не желавшим рисковать зачать ребенка всякий раз, когда они ложились в постель, такие снадобья продавались открыто) измельченный порошок корнеплода под названием тлатлаоуиуитль. Клубень его похож на сладкий картофель, только в сто раз больше. Вы, испанцы, называете его барабоско, но, наверное, не знаете, что женщина, принимающая ежедневно дозу толченого барабоско, не рискует зачать нежеланного младенца!

Простите меня, ваше преосвященство, я и понятия не имел о том, что в моих словах есть нечто неподобающее и оскорбляющее ваши чувства. Пожалуйте, садитесь снова.

Должен сообщить, что долгое время я лично все-таки подвергался риску, но не во время близости с Тцитци, а наоборот, когда находился с нею в разлуке. В ходе наших вечерних занятий в Доме Созидания Силы отряды из шести-восьми мальчиков регулярно высылались на окрестные поля и рощи «нести дозор на случай нападения на школу». Обязанность эта была нудной, и мы скрашивали время, играя скачущими бобами в патоли. Но потом кто-то из мальчиков, я уж и забыл кто, обнаружил возможность получать удовлетворение в одиночку. Не будучи стеснительным или эгоистичным, он немедленно поделился с остальными своим открытием, и с тех пор мальчики, отправляясь в дозор, уже не брали с собой бобы, поскольку все нужное для игры имели при себе постоянно. Да, все это сводилось всего-навсего к игре. Мы устраивали соревнования и делали ставки на то, кто сможет дойти до семяизвержения больше раз, затрачивая меньше времени на восстановление сил. Это было сродни играм, затевавшимся нами в более раннем возрасте: кому удастся дальше плюнуть или помочиться. Однако новый вид соревнований был чреват для меня определенным риском. Дело в том, что я частенько приходил на эти игры, едва покинув объятия Тцитци, так что, как вы понимаете, мой резервуар был уже опустошен, не говоря уже о способности к возбуждению. Соответственно, семяизвержения я достигал редко, да и было оно весьма скудным. Частенько я выдавливал из себя лишь капли, а порой и вовсе не мог заставить свой тепули встать. Сначала товарищи поднимали меня на смех, но потом насмешки сменились сочувствием. Некоторые особо сострадательные мальчики предлагали мне различные средства – есть сырое мясо, подольше париться в парилке и тому подобное. А два моих лучших друга – Чимальи и Тлатли – обнаружили, что достигают гораздо более волнующих ощущений, когда каждый манипулирует не собственным тепули, а тепули товарища. Поэтому они предложили…

Гнусность? Непристойность? Это терзает ваш слух? Прошу прощения, если огорчаю ваше преосвященство и вас, писцы моего господина, но я рассказываю об этих вещах не из праздной похотливости.

Несколько наших товарищей, включая и Пактли, сына правителя, пошли на разведку в ближайшую к школе деревню, где отыскали и наняли для услуг рабыню лет двадцати или постарше, а может быть, даже и тридцати. Забавно, что завали ее Тетео-Темакалиц, что означает Дар Богов. Во всяком случае, для наших патрулей, которых эта особа стала посещать почти ежедневно, она стала настоящим подарком.





Пактли имел возможность принудить рабыню к участию в наших плотских забавах, однако, по-моему, не только никакого принуждения, но даже уговоров ей не потребовалось. Во всех этих игрищах она участвовала с немалым удовольствием. Аййа, полагаю, у бедной потаскушки были на то свои причины. Коренастая, с рыхлым, как тесто, телом и потешной шишкой на носу, она едва ли могла надеяться выйти замуж даже за мужчину из низшего сословия тлакотли, к какому принадлежала и сама, а потому затея Пактли стала для девушки прекрасной возможностью удовлетворить свое вожделение. Этому занятию она предалась увлеченно и самозабвенно.

Как я уже говорил, каждый вечер на сторожевых постах в поле находились от шести до восьми мальчиков. К тому времени, когда Дар Богов заканчивала обслуживать последнего из этой компании, первый уже должен был восстановить свои силы, чтобы начать все с начала. Не сомневаюсь, что при ее сладострастии Дар Богов вполне могла бы предаваться этому занятию и всю ночь напролет, однако постепенно она превращалась в настоящую омикетль, скользкую, слизистую, испускающую запах подгнившей рыбы. Когда это происходило, мальчишки по общему согласию прекращали игрище и отсылали рабыню домой, с тем чтобы на следующий вечер она, тяжело дыша от похотливого вожделения, вновь явилась к нам снова. Я не принимал участия в этих забавах и лишь наблюдал за ними со стороны, но как-то раз Пактли, использовав Дар Богов, шепнул ей на ухо пару слов, и девушка направилась ко мне.

– Вот что, Крот, – сказала она, поглядывая на меня искоса, – Пактли говорит, что у тебя имеются трудности. – Тут рабыня покачала бедрами, причем ее обнаженная, увлажненная тепили находилась прямо перед моим разгоряченным лицом. – Может быть, ты для разнообразия перестанешь зажимать свое копье в кулаке и вонзишь его в меня?

Чертовски смущенный ухмылками таращившихся на нас товарищей, я промямлил, что сейчас ее услуги мне не ко времени.

– Аййо! – воскликнула Дар Богов, задрав мою накидку и развязав набедренную повязку. – Да у тебя, юный Крот, есть на что посмотреть! – Она подбросила мой тепули на ладони. – Он у тебя, даже невозбужденный, больше, чем у многих мальчиков постарше. Даже больше, чем у благородного Пактцина.