Жар ночи

И ей грозила опасность.

Стражница — а возможно, и Старейшая — влилась в непринужденный поток пешеходов всего в нескольких футах перед ним. Одетая в короткое, белое в цветочек летнее платье на тонких лямках, она выглядела бы скромницей, если бы не множество татуировок на руках и кожаные браслеты с шипами.

Эйдан расправил плечи и напрягся, приготовившись к схватке. Он был готов броситься в атаку, если эта женщина, повернув за следующий угол, направится к его отелю.

К счастью для них обоих, она так не поступила.

Однако это принесло лишь минимальное облегчение. Глубоко укоренившийся опыт требовал проследить за ней и попытаться выяснить ее дальнейшие намерения. Сердце же настаивало на том, чтобы он поскорее вернулся в отель и обеспечил безопасность Лиссы. Некоторое время в нем происходила ожесточенная внутренняя борьба, поскольку, хотя ему претила сама мысль о стычке с женщиной, он ни секунды не собирался подвергать риску жизнь Лиссы.

Начав переходить улицу, что вела к его гостинице, Эйдан быстро оглядел здание снаружи, не заметил ничего подозрительного и, стиснув зубы, продолжил слежку, хотя желудок его скрутился узлом, протестуя против этого решения. Впрочем, направиться прямиком к Лиссе он не мог позволить себе в любом случае. Поход за пивом, на который требовалось минут пять, растягивался до получаса именно из-за необходимости убедиться в том, что за ним никто не следит. Разрываемый тревогой, он был рад и тому, что рыжеволосая особа довольно скоро свернула с главной улицы и направилась в маленькую, явно знававшую лучшие времена гостиницу.

Эйдан последовал за ней.

Когда женщина оглянулась через плечо, Эйдан, не задумываясь, взял за руку случайно оказавшуюся рядом брюнетку и предложил ей пива. Ее первоначальная растерянность сменилась живой заинтересованностью, стоило ей разглядеть незнакомца. Тот улыбнулся ей, но на самом деле продолжал следить за Стражницей, которая, похоже, ничего подозрительного и настораживающего не заметила и в конечном счете исчезла за одной из дверей первого этажа. Эйдан запомнил номер, поблагодарил брюнетку и посоветовал ей угоститься пивом. Она что-то произнесла вдогонку, но он уже шагал в обратном направлении, к Лиссе. Правда, и на сей раз шел петляя, останавливаясь возле столиков, на которых были разложены пончо, сомбреро, ювелирные изделия и рюмки для текилы, и незаметно присматриваясь ко всем, кто оказывался рядом или двигался в том же направлении. Лишь обретя полную уверенность в том, что за ним не следят, он прошел через ажурные железные ворота, отделявшие зеленую лужайку перед отелем от пыльной людной улицы.

Когда он поднялся на третий этаж и, войдя в номер, стал запираться изнутри на множество замков, Лисса пожаловалась:

— Тебя целую вечность не было.

Эйдан бросил темные очки на комод возле телевизора и поставил оставшиеся банки пива на прикроватный столик. Затем он привлек к себе Лиссу и, облегченно закрыв глаза, приник к ее губам. Внутреннее напряжение стало понемногу отпускать, когда тонкие руки обвили его шею, притягивая ближе. Ее мягкий приветственный стон прозвучал музыкой в его ушах.

Наклонив голову так, чтобы губы соприкасались плотнее, он запустил язык ей в рот, стараясь ощутить ее как можно полнее, вобрать в себя ее запах и вкус. А когда она выгнулась и ее груди уперлись в его грудь, у него вырвался низкий горловой рык. Она ответила на это сладким урчанием и лишь через некоторое время, продолжая прижиматься к нему, выдохнула:

— Я тебе сейчас такое расскажу, что ты не поверишь.

Кожа ее пахла яблоками, длинные светлые волосы были еще влажными после душа. Простыни за ночь страсти, продолжавшуюся от заката до рассвета, впитали в себя смешавшиеся запахи их тел.

— Думаешь? — спросил он, ухватив ее ладонью за затылок, чтобы привлечь ближе.

— Еще бы. Коннор у меня дома.

Последовала долгая пауза.

— Кто бы мог подумать.

Лисса подняла голову и посмотрела на него:

— Судя по голосу, ты не больно-то удивлен.

— Я тут заметил еще одну Стражницу, — хрипло выдохнул Эйдан. — Она остановилась в гостинице, не слишком далеко отсюда.

— Ох, дерьмо!

— Вот именно, — устало кивнул он.

ГЛАВА 4

Отчаянно хватая ртом воздух, сотрясаемый лихорадочной дрожью, Коннор вынырнул из немыслимо холодного озера и выбрался на песчаный берег. Когда он поднялся на ноги, насквозь промокшая форма Избранных Воителей облепила тело. Полностью сосредоточившись на том, чтобы справиться с последствиями переохлаждения, он не замечал того, что находится на берегу не один, пока не оказался сбит наземь ловкой подножкой.

Когда сверху на него обрушился уступавший ему ростом жилистый противник, по поверхности воды прошла рябь, вызванная его яростным ревом. Вцепившись в нападавшего мертвой хваткой, Коннор извернулся, и они, теперь уже вместе, подняв фонтан брызг, снова шлепнулись в воду.

Ледяная купель вкупе с нежданным-негаданным нападением разозлили Коннора до безумия. Схватив противника за шиворот, он поволок его обратно на берег.

— Погоди!

Одетый в серый балахон мужчина мог быть только Старейшим.

К несчастью для него, почтения к Старейшим у Коннора в последнее время основательно поубавилось, не говоря уже о том, что сейчас его сильно подмывало кого-нибудь основательно взгреть.

Потянувшись через плечо, он выхватил меч и прорычал:

— Старик, если тебе жизнь надоела, так и скажи!

— Ты нужен Кроссу!

Звук знакомого голоса заставил Коннора напрячься. Ну конечно, не мог же он нарваться на какого-то другого Старейшего. Уж во всяком случае, не в такой дерьмовый денек. Нет, это оказался не кто иной, как Шерон — тот самый, который был его Наставником в Академии Избранных.

— Что нужно Кроссу, Шерон, так это ответы. И не ему одному. Они нужны всем нам.

Старейший откинул промокший капюшон, и Коннор смог как следует рассмотреть мужчину, столь основательно поспособствовавшего его формированию в качестве воина, каковым он ныне и являлся. Шерон изменился почти до неузнаваемости. Казалось, от былой энергии не осталось и следа, некогда темные волосы сделались совершенно седыми, кожа приобрела болезненную бледность, зрачки расширились до такой степени, что почти полностью поглотили белки глаз. Это придавало ему жутковатое сходство с неведомым существом из храма.

Впрочем, растерянность Коннора мигом сменилась гневом. Эйдан относился к учителю как к отцу, ведь, поступив в Академию Избранных, он рассорился с родителям и сблизился с Шероном, как с родным. И эта юношеская вера, как с гневом осознавал Коннор, оказалась напрасной.

Что до самого Коннора, то он происходил из потомственных Воителей. Все Брюсы, как мужчины, так и женщины, с незапамятных времен принадлежали к Избранным Воителям. Их фамильное кредо состояло в том, чтобы жить и умереть с мечом в руках, что во многом определило нетерпимость Коннора ко лжи и обману. Время имело слишком большую ценность, даже для бессмертных.

С происхождением Эйдана дело обстояло иначе: его родители, чьим занятием было Исцеление и Пестование, не понимали и не одобряли жизненный выбор сына, что привело к взаимному отдалению, а потом и к полному разрыву. А поскольку другой родни у Кросса не было, то в результате у него остались лишь две близкие души — Коннор и Шерон.

И вот оказалось, что Шерон вовсе не заслуживал такого почтения и привязанности.

— В мир смертных за Кроссом посланы другие Стражи, — угрюмо произнес Шерон, сжимая обеими руками рукоять своего меча. — Могущественные Старейшие. Ему потребуется помощь.

— Не такие уж мы несведущие, как ты, должно быть, вообразил, — процедил Коннор, медленно, размеренно кружа вокруг противника. — Но раз уж тебе охота поговорить, может, расскажешь, что это за тварь была в храме?

Шерон замер, и острие его меча опустилось.