Душа тьмы

Придя в себя и снова обретя способность мыслить, я не смог определить, сколько времени провел в беспамятстве. Постепенно в сознании всплывали обрывки воспоминаний. Я вспомнил, как бежал вдоль каменных каньонов, которые дрожали и меняли цвет, рушились, исчезали и воздвигались заново; там были дикие скалы, певшие погребальные плачи, переходящие в долгие пронзительные крики и стенания, – заслышав их, я падал, зажимая уши руками, и тоже кричал. Я видел пятнистые небеса, переливавшиеся всеми оттенками то желтого, то красного цвета, а иногда в них возникали отвратительные черные и коричневые вихри. Я восходил к холоду и спускался в жару. Побывал на берегах странных морей с водой вязкой, как сироп, и возле озер, от которых пахло бренди. Мне являлись темные фигуры, подобные гигантским паукам, танцевавшим среди бесконечных паутин из клейких белых нитей, слизни, ползавшие по стенам и исчезавшие, едва я подходил поближе, чтобы рассмотреть их. Временами мимо меня проносился Поток Силы, вихрь безумной струящейся энергии, который был Им – Богом, безумнейшим из нас троих. А потом я очнулся, лежа на полу широкого тоннеля, словно упал на бегу, спасаясь от чего-то страшного. Я сел, огляделся, понял, что действительно оказался в ловушке. Делать нечего – нужно постараться извлечь как можно больше пользы из теперешнего моего положения.

Кроме того, я лелеял слабую надежду: возможно, душа этого морщинистого мальчика, этого Ребенка, выздоровеет. И тогда откроется путь наружу, появится способ вернуться в мое собственное тело. А его непременно должны сохранить там, в ИС-комплексе, – питать внутривенно, содержать в порядке, надеясь, что я вернусь, как только смогу. Если Ребенок станет нормальным, я сумею пробиться через подсознательные блоки и вернуться в свое тело. Я вновь обрету свободу! Даже такая малюсенькая надежда помогла мне остаться в здравом уме, чтобы не обезуметь и не вернуться в свое тело сумасшедшим.

Существовала к тому же еще и возможность, тщательно исследовав этот кошмарный ландшафт, отыскать щелку в холодном камне, который не давал мне уйти. Я мог потратить на поиски сколько угодно много дней, все равно делать больше нечего, и в конце концов найти выход. Конечно, вероятность удачи очень мала, ибо ментальный аналог Ребенка огромен, это целый мир, и, по-видимому, потребуются годы и годы на то, чтобы исследовать все его уголки. К тому же сознание разрушенное, пытающееся полностью скрыться от реальности, вряд ли оставит брешь в своей ограде.

Но я надеялся. У меня оставалась только надежда, и я ее бережно лелеял.

Глава 2

Итак, обретя здравый ум и решимость, я начал исследовать место, в котором оказался. Мне не нужно было запасать провизию для моего путешествия, каким бы долгим оно ни оказалось, ибо я больше не нуждался в физической пище и не испытывал голода – только изредка посещало смутное воспоминание о былой жажде. Я не мог чувствовать ни боли, ни наслаждения разве что на эмоциональном уровне. Хотя этот мир казался таким же осязаемым, как реальный, я двигался через него словно привидение, автономно. Я мог добывать пищу и питье из воздуха – так же, как сотворил себе меч для сражения с Минотавром, потому что оставался на том же уровне психической энергии. Но это было бы просто игрой с единственной целью сделать этот мир не столь чуждым мне и более похожим на привычный. И я решил, что сумею выжить, только забыв истинную реальность и полностью приняв эту.

Мне не требовался отдых, потому что мое здешнее тело не знало усталости. Я мог бежать, позволив ветру трепать мои волосы, много часов подряд, и мышцы не уставали.

Решив тронуться в путь, я вышел из пещеры на выступ шириной не более двух футов посреди склона неимоверно огромной горы, серый камень которой был источен непогодой. Ниже росли искривленные ветром деревья, их корни вспучивали почву, как гигантские щупальца. Густая пелена скрывала небо толща серых туч перетекала от горизонта до горизонта. Ленты тумана тянулись вниз по склону горы, касались деревьев и обвивали мои ноги, так что ниже колен я ничего не видел.

Я пошел вверх по тропе, погружаясь в темноту. Иногда тропа исчезала, и мне приходилось карабкаться по крутизне, пока я не находил ее вновь. Страха я не знал, ведь ничто не могло мне повредить – пока Ребенок жив, я, заключенный внутри его сознания, неуязвим.

Дни – а может, недели – спустя я добрался до вершины серой горы. Там было четыре пика, каждый высотой с человеческий рост, между которыми вполне хватало места, чтобы встать. Я протиснулся туда и огляделся, надеясь взглянуть на мир, порожденный измученным разумом.

Все вокруг окутал туман, скрывавший тот путь, который привел меня наверх. Было холодно и сыро, и на мое обнаженное тело оседали блестящие капли влаги, однако этот холод не причинял мне неудобств. В сумрачном свете, к которому уже успел привыкнуть, я ясно различал повисшие на волосках моих рук и ног капли росы – они походили на жемчужины в этом мерцающем полумраке.

Я смотрел с вершины во всех направлениях. Иногда серая завеса приподнималась, приоткрывая странные картины. Похоже, до любого уголка этого мира от вершины рукой подать – миля самое большее. Я видел зеленые поля и серебристые реки, прорезавшие их подобно извивающимся змеям. Холодные белые равнины, покрытые снегом, с торчащими ледяными торосами, похожими на сломанные зубы. Взору моему представало нечто похожее на непроходимые джунгли, где черные цветы расцветали в темной зелени. Бесконечные мили песка, раскаленного добела безжалостным солнцем. Горы сухой земли, хаотично разбросанные по пересеченной местности. Была там гряда расколотых черных гор, и солнечный свет, отражаясь от их мрачно поблескивавших отполированных поверхностей, становился коричневым.

Было ясно, что мне придется исследовать все эти места, чтобы найти путь наружу – если он вообще существует. Я покинул свое убежище меж четырех каменных колонн, снова ступив на тропу, извивавшуюся по склону горы.

Позади осталась треть пути вниз, когда неведомые твари упали из тумана, скользнули у меня над головой, рассекая воздух острыми темными крыльями и противно вопя. Я посмотрел вниз, туда, где исчезли незнакомки, а они тем временем возникли снова и грациозно устремились ко мне. Теперь удалось разглядеть их получше – похожи на летучих мышей и покрыты черной шерсткой, теплой и уютной на вид. У них было по паре больших глаз, которые смотрели на меня взглядом, исполненным глубочайшей меланхолии.

Они уселись на тропу передо мной, свернув за спиной крылья. Там, где их крылья соединялись с плечами, росли маленькие ручки, непропорциональные и бесполезные.

– Куда ты идешь? – спросила меня большая тварь.

– Во все страны, – сказал я.

– Они велики. И многочисленны.

– Время у меня есть.

– Это верно.

– Откуда вы взялись? – спросил я, отлично зная, что это создания мысли Ребенка, придуманные им точно так же, как и все прочие животные, населившие его мир, однако меня заинтересовала их кажущаяся разумность.

– Мы из… Мы оттуда, где он пойман.

– Где пойман Ребенок? – спросил я.

– Да, – подтвердила самая маленькая тварь.

– Почему Ребенок не пришел сам? Почему он должен принимать обличье птиц?

– Он пойман. Он хочет выйти, но пути нет, разве что через бессмысленных животных, живущих в его ландшафтах. Может лишь дотянуться до нас, сделать крупнее, чем мы были, и обозревать эту Землю нашими глазами.

– Вы можете проводить меня туда, где заключен Ребенок?

– Мы не знаем.

– Но он же может сказать вам.

– Он тоже не знает, – заявила тварь поменьше.

– Но, в сущности, вы обе и есть Ребенок, – возразил я.

Ветер толкал нас, но мы не придавали этому значения.

– Я тоже так полагаю, – согласилась ее более крупная подружка. – Но на самом деле мы мало на что способны. Помогаем ему по мере возможности. Но, наделив нас разумом и психической мощью, он не в состоянии полностью овладеть нами и говорить через нас так, как он хочет.