Страница 6 из 17
Я приехал домой очень поздно. «Ну, — спросил я небрежно, — кто-нибудь звонил?»
— Никто.
Естественно, я долго не мог заснуть. Я очень спокойно обдумывал, как быть дальше. Все, кончилась сказка. А может, ее и не было? Собственно, этого и следовало ожидать. Урок на будущее. Еще один урок. Бесконечная школьная программа. Ну и слава богу. Тебе ли сейчас искать приключений на собственную шею? Пойдет размеренная обыкновенная жизнь. Распорядок дня. Вернется жена, все постепенно станет на место. Ты не мальчишка, тебе надо содержать семью. Кстати, о деньгах. От гонорара, который ты получил за рисунки в «Неделе» и лихо выложил в тот же день перед восклицательным знаком, осталось чуть больше половины. Ясно, не хватит до возвращения жены. А там? А там потребуется еще больше. Ты же должен был заработать за лето. Значит, нет выхода. Надо лететь в Красноярск. Тебе давно предлагают эту командировку. Что ж, это интересно. Можно привезти много рисунков и напечатать их в разных журналах. Сибирь — всегда нужная тема. Решено. Кончаешь картину, платишь за мастерскую вперед за сентябрь, двадцать дней на казенных харчах, приезжаешь — и становишься Чарли-миллионщиком на два месяца. Но это очень здорово. А там что-нибудь придумаешь. Значит, улетаешь. Через неделю. Нет, за два дня надо кончать все дела — и к черту из Москвы. Свежий воздух укрепляет нервную систему. Перед отъездом хорошо бы разбить телефон. Свести старые счеты. Ты взрослый человек, ты должен думать о семье. Вдруг, не дай бог, что-нибудь с отцом?
Часа в три я все-таки усмирил подушку и заснул.
Рано утром меня разбудили телефонные звонки, я поехал по делам, оформил командировку, пообедал в издательстве и отправился в мастерскую. Хозяйка, молодая дворничиха, была изрядно удивлена, когда я ей вдруг выложил деньги за сентябрь.
Я приготовил краски. Но работа не шла. Все казалось мне искусственным и фальшивым. И вообще, кому это нужно, что я пишу? Ну ребята скажут: «Ничего, старик, здорово». Ну жена вздохнет. И?
Комната вся обвешана моими рисунками. На столе груда холстов. А дальше? Хозяйка и так вынесла всю мебель, оставила только стол, стул и диван. Скоро и они будут мне мешать.
Но я не люблю уезжать, оставив что-нибудь неоконченным. Замазать картину? Не психуй. Вот на Енисее подлечишь нервы.
Я лег на диван, закрыл глаза и словно провалился.
Не помню, отчего я проснулся. Ира сидела на единственном стуле и рассматривала рисунки.
Я встал, причесался, и пока я проделывал всю эту гимнастику, я готов был задать тысячу вопросов. Потом я подошел к выключателю и зажег верхний свет.
— Хотите чаю? — сказал я.
— A y вас есть чай?
— У хозяйки есть чайник.
Я пошел на кухню и зажег газ. Потом вернулся.
— Что на улице? — спросил я.
— Дождь.
Я достал из-под стола стаканы, пачку сахара, одну маленькую ложку.
— А чей это портрет? — спросила она.
— Это портрет моей жены.
Я нашел на кухне и принес маленький чайник и потом большой чайник.
— Хорошая, — сказала она, указывая на портрет.
— Ее, к сожалению, нет в Москве.
Мы молча выпили чай. Я убрал стаканы и вынес чайник. Потом я приготовил кисти.
— Я вам не помешаю? — спросила она.
— Нет, если хотите, оставайтесь.
Я начал что-то мазать красками. Она встала.
— Знаете, — сказал я, — давайте быстро набросаю ваш портрет. Это вас задержит максимум на полчаса.
Она села. Я отложил кисточки, достал фанеру, прикрепил лист ватмана, взял карандаш.
— Не шевелитесь, — сказал я.
— Вы любите свою жену? — сказала она.
— Я очень люблю свою жену, свою дочь, свою маму, свою комнату, нашу Москву, нашу землю, все десять планет нашей солнечной системы, наш Млечный Путь и даже ту, соседнюю галактику, которая проглядывает в созвездии Кассиопеи. Впрочем, насчет созвездий я точно не помню.
Через двадцать минут я кончил рисунок.
— Вот, — сказал я, — возьмите на память.
Она продолжала сидеть.
— Это ваша комната? — спросила она.
— Нет, я ее снимаю.
— Что, у вас негде работать?
— Да. Я живу в перегороженной комнате. В свое время отцу давали квартиру. Два раза предлагали. Он тогда был большим начальником. Но отец мой старой закалки. Идеалист, как говорят современные пижоны. Каждый раз подвертывался человек, который больше нуждался, и отец отдавал ему свой ордер.
— Ваш папа, где он сейчас?
— А сейчас он в больнице.
— Ну, вы продолжайте, — сказала она, — я вам не помешаю.
— Если вы не устали, я еще раз вас нарисую, — сказал я,
Я кончил рисунок, свернул лист и протянул его Ире.
— Возьмите на память. Но сегодня у меня нет денег на ресторан. Я могу предложить только чай.
— Вас никогда не били? — спросила она.
— Нет.
— Странно.
— Давайте я еще раз вас нарисую, — сказал я.
— Нет, — сказала она. — У меня было скверное настроение, и я спустилась на пароходик, чтобы сидеть у борта и смотреть на воду. Но когда я пришла на корму, я подумала: какие сумасшедшие глаза у этого парня. Кстати, в тот раз у меня были с собой деньги. Кстати, когда мы прощались, мне показалось, что вы совсем не тот, за кого себя выдаете. Понимаете, о чем я говорю? И сегодня я пришла, чтобы в этом убедиться. И я рада, что пришла. Ведь я могла не прийти совсем, понимаете?
— Вы слишком много говорите, — сказал я, — пойдемте лучше в кино.
Мы пошли в ближайший кинотеатр. В зале было много свободных мест. Это была самая интересная картина из всех, что я видел, потому, что мы сели в последний ряд, и, как только потушили свет, я стал целовать Иру и открыл глаза только тогда, когда фильм кончился.
— Надо бы чего-нибудь поесть, — сказал я, когда мы вышли на улицу.
— Зайдем в магазин, — сказала она.
Мы купили булку, сыр, банку консервов (кильки в томате) и бутылку пива, а потом вернулись в мастерскую.
Я говорил какие-то несвязные фразы и вдруг начинал смеяться.
Странное состояние. Мне казалось, что прошло несколько минут с тех пор, как Ира ко мне пришла. Но меня не покидало чувство, что мы с ней знакомы уже несколько веков. И если я когда-то, во времена короля Артура, сражался на рыцарском турнире, чтобы получить цветок от дамы сердца, то эта дама была не в венецианском атласном платье, а в шерстяной кофточке Иры. И выходя на светский раут, вместе со своим приятелем Онегиным, я на первый котильон пригласил Иру, и как-то сразу отошли от меня все проблемы «лишнего человека». И когда в гражданскую войну мне был дан приказ идти на запад, то во вьюжную ночь, в той землянке, меня провожала Ира, одетая в кожаную куртку.
Это не мистика. Просто смотришь какой-нибудь фильм или читаешь книгу и представляешь, будто и ты попал в те далекие времена и на тебя обрушиваются все несчастья, радости и приключения тамошних героев. Но если я почти точно сопереживал с этими героями (с некоторыми поправками на особенности своего характера), то уж женщины, ради которых я мчался в заколдованные замки или стрелялся на дуэли, — женщины были все на одно лицо, они всегда были Ирами. И вот, приветик, обыкновенное чудо. Ира, живая во плоти, сидела передо мной и хотелось крикнуть: «Чего же ты не приходила раньше, лет триста или, хотя бы, шесть лет тому назад?!»
Но я случайно взглянул на часы — и не века, и не минуты, а точное время вечера отбросило меня в мир реальности.
Я вышел на кухню, подставил голову под холодную воду, насухо обтерся полотенцем.
Я вошел строгий и подтянутый.
— Слушай, Ира, у меня не будет денег, чтоб отвезти тебя на такси. А Моссовет следит за нашей нравственностью. Троллейбусы до полпервого ночи.
— Садись! — сказала она.
Я хотел к ней подойти.
— Нет, — сказала она, — садись. Ты можешь посидеть спокойно?
Я сел. Она молча смотрела на меня. Я хотел встать.
— Сиди, — сказала она.
Я чувствовал, что меня охватывает дрожь, и если так пойдет, то меня начнет раскачивать и я свалюсь со стула.