Страница 28 из 158
Поворот в сторону многообразия знаний и получения методической составляющей информации во всей ее полноте, по-видимому, произошел еще в доандроповскую эру. И это легко видно на примере нескольких прикладных наук.
Социология и социальная кибернетика. Как ни странно, но разведке есть дело как до охраняемых тайн врага, так и до его повседневных дел. Пример. В «черных кабинетах» царской жандармерии вскрывались письма обывателей и делались статистические подсчеты. В приватном порядке в огромном массиве писем люди писали о революции как о совершенно ясном деле. Когда у нас шла война с финнами, то немецкая резидентура в Москве получила указание: узнайте и доложите, как война изменила повседневную жизнь в стране. Немец подул на заиндевевшее стекло, посмотрел в дырочку и отписался в Абвер-командер: видимых изменений никаких, при -40° едят мороженое на улице. В Берлине не поверили и запросили по новой. В ответ послали подтверждение. В фатерлянде хмыкнули и шифровки сложили в папочку с надписью: факторы, указывающие на непобедимость русских. Тем не менее война началась… Теперь уже противоположную сторону интересовало: каково настроение врага после Москвы и Сталинграда? Когда забрасывали Н.И. Кузнецова (в мире секретов — «Колониста»), то попросили наряду с серьезными делами не забыть провентилировать и этот вопрос. Ответ: немцы признают поражение как данность, но все пьяные разговоры оканчиваются тем, что биться все равно надо до конца: до Берлина, до рейхсканцелярии, до последнего окопа… Эту информацию тоже положили в отдельную папочку, а там уже с 41-го лежал, запылившись, листочек с донесением: один наш разведчик, прогулявшись по тылам противника, отметил, что ни разу он не заметил немца, который бы читал газету. Посчитали, что этот фактор указывает на то, что нижние чины вермахта не будут способны на самостоятельное поведение, в случае если останутся без команды.
…Начинали предельно скромно. В.Е. Семичастный рассказывал, что на спектаклях Шатрова сидели люди, помечавшие в блокнотах реакцию зала на реплики[179]. Дальше — больше. В Институте социальных исследований был создан секретный сектор[180], а в самом КГБ существовала социологическая Служба[181]. Давнее увлечение не прошло даром, и в КГБ могли просчитывать на два шага вперед реакцию населения на разнообразные воздействия. КГБ овладел в полной мере труднейшим делом — искусством и наукой политической драматургии и прежде всего социальной кибернетикой. Есть некоторые области в этом деле, которые расположены на самом передовом крае науки. Это самые сложные на сегодняшний день задачи. В силу того еще, что нет готовых шаблонов для ее постановки и решения, она нестандартизована и до сих пор является пересечением науки и искусства. Поэтому она требует наибольшей интеллектуальной отдачи. Именно здесь большое поле для творчества и проявлений способностей специально подготовленного «штучного» специалиста. Из открытых источников известно лишь одно название специально подготовленного труда — made in KGB — по таким вопросам: «Моделирование глобальных политических и экономических процессов (учебное пособие в/ч 48230). 1975»[182]. Вот по этим-то лекалам и смоделировали «глобальный политический и экономический процесс» под названием «перестройка». Социальная кибернетика в Болгарии, например, не доверялась спецслужбе Дарьявна Сугурност, а была, как говорится, «под бдительным партийным оком», и такого рода знаниями партия не собиралась делиться ни с кем. «Институт за социально управление при ЦК на БКП» располагался по адресу: София, 1635, ул. Пионерских лът, 21.
Признавалось и то, что «…перестройка замышлялась ее инициаторами как очередной план социальной инженерии, и поэтому она прямо нацеливалась на те два рычага, на которые все инженеры общественного устройства всегда обращали внимание: общественные организации и общественное мнение. Когда в 1988 году эти два элемента вышли на первый план, роль органов безопасности усилилась.
Им было поручено возглавлять группы неформалов, создавая движения там, где их не было, и внедрять свою агентуру в руководство тех движений, которые уже существовали к этому времени»[183]. То есть и тут заметны технологии создания режима наибольшего благоприятствования и прикрытия деятельности явных антисоветчиков.
Психология. Военный Институт иностранных языков (ВИИЯ) Вооруженных Сил СССР, где на 4-м факультете обучали разложению войск и населения противника, был закрыт[184]. Такое направление ликвидируют в армии, но зато в КГБ этими проблемами занимается Служба «А» ПГУ и кафедра психологии на Высших Курсах КГБ (начальник — А. Жмыриков). Был и еще некий Институт, о котором пишут, что он занимался разработкой воздействия пропаганды на массы[185].
Между тем вопросами отработки и применения психологии советские спецслужбы занялись всерьез и надолго еще до войны. Как пишут об эмигранте психологе, контактировавшем с Гитлером, А. Кронфельде, «в 1939 году, по заданию НКВД, он выпустил брошюру „Дегенераты у власти“, 50 экземпляров которой вышли в типографии ЦК ВКП(б). В ней он давал тщательный психологический анализ многих руководителей Третьего рейха. Через пару лет, после начала войны, брошюра была переиздана уже гораздо большим тиражом»[186]. Тогда же произошел рывок в применении психологии. По крайней мере, так об этом рассказывает разведчик М.В. Михалков, вспоминая встречи с известным магом и чародеем В. Мессингом[187]. В свежем источнике[188] сообщают, что еще до войны на агента «Скотт» специалисты советской разведки составляли психологический портрет, основанный на беседах с ним, анализе его почерка и социальной среды. Л.B. Шебаршин, учившийся в разведшколе в начале 1960-х гг., пишет, что одним из его однокашников был специалист по этнопсихологии и охотно посвящал в ее премудрости остальных[189]. П-к М.П. Любимов защитил диссертацию по менталитету англичан с практическими рекомендациями для вербовщиков. Психологией занималась кафедра № 6 ВКШ (образована в 1972 г. йз секции кафедры № 1). К настоящему времени в Академии введен курс социальной психологии. Что же касается партии, то Лаборатория активных средств психологического воздействия была создана в АОН при ЦК КПСС только в 1990 г.[190]. В самый пиковый момент существования СССР эти методы были применены во всей полноте: «Есть основания считать, что августовский „путч“ прошел по сценарию, разработанному энэльпистами, и сами его инициаторы находились под психологическим воздействием»[191].
Организационное проектирование. Вопросами теории и практического применения так называемого организационного оружия спецслужбы занимаются весьма пристально и, что главное, двояко: максимально уплотняя, организуя и укрепляя себя и децентрализуя, ослабляя и разрушая противника. Но в открытых материалах эти вопросы освещаются слабо. А если о чем-то и говорится, то вскользь, не привлекая внимания.
Практика же такова. Директор Департамента полиции МВД Российской империи М.И. Трусевич образовал 4-е делопроизводство, которое отслеживало информацию за всеми общественными движениями, не имевшими политической окраски — теми занимались Охрана.
179
Караулов A.B. Вокруг Кремля. Книга политических диалогов. Кн.2. М.: Новости, 1990. С. 42–43.
180
И.М. Ильинский. В последние годы советской власти, когда я работал директором Научно-исследовательского центра, мы стали изучать проблемы молодежи, которые не ставились никогда, были под запретом: неформальные организации, девиантное поведение, пьянство, проституция, алкоголизм, наркомания. Меня стали приглашать выступать на Лубянку, в КГБ. Я выступал в большом зале, в малом зале, потом однажды на самом верху. Человек 15–20 сидело. Я не знал никого.
Всякий раз я чувствовал себя очень некомфортно, думал: «Если я буду рассказывать им то, что они хотят услышать, т. е. что все якобы нормально, все хорошо, тогда и у меня все будет хорошо в том смысле, что меня не накажут». А мне мои статьи и выступления обходились дорого. Большие нервотрепки были: то в горком партии позовут, то мне намекнет кое о чем наш подполковник, который курировал Высшую Комсомольскую Школу. Но я решил: буду говорить то, что знаю и как думаю. Так и выступал. Может быть, поэтому меня постепенно до кабинета парткома КГБ подняли. Однажды я выступил, прощаюсь, а мне майор говорит: «Игорь Михайлович, пройдемте со мной…» — «Та-а-к», — сказал себе. Майор словно услышал меня, говорит: «Да нет, Вам гонорар тут выписали». Спрашиваю: «Ну и на сколько я наговорил?» Он отвечает: «Вообще-то, если по старым временам, то лет на 12, а пока — 30 рублей…»
Бобков. Когда пришел Андропов, мы тогда буквально через несколько месяцев в Институте социологии создали закрытый сектор нашего Пятого управления. Послали туда 15 наших офицеров. Во главе этого встал зам. директора института. На базе этого отдела потом и рос институт, который и сейчас существует. Сегодня некоторые ребята уже старики, но по-прежнему работают в этом институте. Это была единственная научная основа, которую мы использовали (Мир — это война. «Холодная война» — настоящая война. Запись беседы ректора МосГУ И.М. Ильинского с генералом армии Ф.Д. Бобковым, 1 февраля 2007 г. http://www.ilinskiy.ru/publications/sod/mirvoina-sod.php).
«Первый и уникальный по общественной значимости мониторинг (можно сказать опросный марафон) мы осуществили во время Первого съезда народных депутатов совместно с ВЦИОМ. Люди тогда, не отрываясь, следили за прямыми трансляциями из Дома Союзов. Мы создали оперативную группу для проектирования общесоюзной выборки и формулировки вопросов. Ежедневно по очереди с ВЦИОМ (от них главным был А. Левинсон, от нас В. Мансуров) опрашивались граждане по республикам и российским регионам, по типам поселений. Люди отвечали на три-четыре вопроса, которые, как правило, касались поддержки или несогласия с наиболее ярким событием предыдущего опросу дня. Невероятными усилиями удавалось за ночь обработать данные, полученные по факсу, и наутро представить их в листовке для депутатов и в прессу. Каждую информацию я должен был показать Чебрикову, тогдашнему главе КГБ, а если он высказывал сомнения, то обращался к секретарю ЦК Вадиму Медведеву, с которым мы были дружны со студенческих лет. Только однажды не удалось преодолеть сопротивление Чебрикова. Больше половины опрошенных поддерживали призыв Сахарова вывести войска из Афганистана и осуждали Горбачева, который, как известно, прервал его речь на заседании. (…)
То, что касается контактов с Комитетом госбезопасности, могу сказать, что их интересовало отнюдь не все. Создав закрытым решением Совета Министров СССР в феврале 1970 г. (отдел в структуре ИСИ РАН), сотрудники комитета получили доступ к социологической информации. А интересовало их главным образом то, что имело прямое или косвенное отношение к идеологическим диверсиям, влиянию западной пропаганды на разные группы населения нашей страны. Отдел социологических проблем пропаганды главным образом этим и занимался. Изучение растущей аудитории западных СМИ, отношения населения к ценностям западного образа жизни, националистические проявления и т. п. были в центре внимания отдела.
Ко мне неоднократно обращались с просьбой раскрыть тему „Социология и КГБ“, написать об этом более или менее подробно. Первую такую просьбу я услышал еще в 1987 г. от канадского социолога, с которым познакомился на конгрессе в Нью-Дели, последнюю — от американского стажера в 2007 г. Не знаю, насколько эти предложения были продиктованы научными интересами, но знаю, что результаты социологических исследований закрытого отдела опубликовать действительно имеет смысл». Социс. 2008. № 6. С. 40–43.
181
Крыштановская О. Теперь их знают не только в лицо. Что открывают архивы социологической службы КГБ? // Московские новости. 1991, 3 ноября. № 44. С. 15.
182
Социс. 2008. № 6. С. 166.
183
III Международная конференция «КГБ: вчера, сегодня, завтра». Доклады и дискуссии. / Общественный Фонд «Гласность», фонд «Культурная инициатива». М., 1994. С. 22.
184
Дроздов Ю.И. Вымысел исключен. (Записки начальника нелегальной разведки). // Наш современник. 1996. № 8. С. 175.
185
Хенкин К. Охотник вверх ногами. Frankfurt/Main: Посев, 19—. С. 241.
186
Лехаим. (М). 2006. № 1. c. 109.
187
«Во время войны Мессинг все свои способности употребил на борьбу с фашизмом, сделал очень много полезного. (…) И после войны его приглашали в разведшколы. А я при этом присутствовал и все слышал. Со студентами он разговаривал совершенно простым языком, никаких особых вопросов не задавал. Он умел по-своему вскрыть сущность каждого индивидуума. К примеру, Вольф спрашивал, к какой работе готовят такого-то человека. Начальник школы отвечал, а Мессинг ему возражал — этот курсант для такой деятельности не годится. Во-первых, он слабовольный. Во-вторых, он любит женщин, а это опасно. Поэтому его следует отстранить от занятий.
Появляется второй студент. Про него Мессинг говорит — тоже не подходит для разведки. Конечно, это человек довольно любопытный. Но в экстремальных условиях во вражеском тылу он будет говорить по-русски во время сна. Поэтому опасность его разоблачения очень велика. Генерал спрашивает: а что, каждый человек из этих будет во сне говорить по-русски? Мессинг отвечает: нет, есть люди, которые ночью по-русски говорить не будут, к примеру — стоящий рядом с нами Михалков. Он и аналитик, и психолог, и разведчиком был во время войны. Входит третий студент. Про него Вольф говорит — у этого человека есть самое необходимое для разведчика качество — он в любую секунду, даже при полном разоблачении находит единственно правильный выход, который его спасает. У него есть природные качества, в первую очередь самообладание, которое крайне необходимо. (…)
Мессинг обладал даром особого видения. Он иногда находил секретные документы, которые пропадали. (…)
Конечно, в школах разведчиков он нам здорово помог. Я не раз присутствовал при том, как Мессинг в ресторане „Националь“ записывал под столиком мысли сидевших там иностранцев. Видимо, он занимался такими вещами, которые были засекречены. Гриф секретности остается на них и по сей день» (Михалков М.В. Записал Тарабрин А. Вольф Мессинг без выдумок. //Досье. 2006. № 41. с 11–12).
188
Лекарев С.В. Оксфордский агент. //Аргументы недели. 2009, 21 мая. № 20. С. 20.
189
Шебаршин Л.В. Рука Москвы. Записки начальника советской разведки. М.: Центр — 100,1992. С. 47.
190
Челноков Л. «Мордоделы». // Совершенно секретно. 1998. № 9. С. 11.
191
Калмыков А. Программируемое безумие. // Русский Вестник. 1993. № 15. С. 15.