Страница 22 из 96
Социология
Ее, как и всякую другую подлинную науку, коммунистические жрецы не жаловали. Да, учеными были созданы отдельные лаборатории и проводились исследования, но в высоких парткабинетах это не вызывало любви, а скорее, наоборот, подозрение… Хотя социологи и смогли найти что-то у К. Маркса по этому поводу и каждую свою работу они открывали соответствующей, как и полагалось, цитаткой, но положительных эмоций у партбоссов быть не могло. А на каждого настоящего ученого, а не халтурщика, у которого реально полученные данные расходятся с установками последнего съезда, смотрели как на полудиссидента. А если того еще и на каком-нибудь международном конгрессе похвалят за интересную гипотезу? Ох, подозрительно все это… «Социология в те годы еще не была признана у нас серьезной научной дисциплиной: речь шла лишь о «буржуазной социологии», которая резко критиковалась. (…)
До середины 60-х годов в СССР отношение к социологии было чуть ли не враждебным — ее считали не то лженаукой, не то «прислужницей буржуазии», как в свое время кибернетику. Официальная идеология имела на это несколько веских причин, и главная из них — убежденность в том, что нет никакой нужды в специальной науке об обществе, поскольку все необходимые закономерности общественного развития раз и навсегда открыты и сформулированы в философии исторического материализма. При этом совершенно игнорировалось то, что основные положения этой теории были слишком общими для решения огромного множества задач, которыми призвана заниматься социология» [2. С. 26, 102]. Ну, хоть так, раз иначе нельзя…
Одно из направлений созданного Института конкретных социологических исследований АН СССР предполагало изучение больших социальных систем. Да и сам институт в целом изначально задумывался как учреждение с гораздо большим объемом специфической работы. Как вспоминает его нынешний директор, «первоначально предполагалось, что институт создается в рамках ЦК КПСС и это будет закрытый институт» [2.31. С. 102]. Но, как говорят люди, допущенные к секретам, в самом институте был закрытый сектор, разработки которого уходили в аппарат ЦК и в КГБ. В Болгарии, например, был образован Институт социального управления при ЦК БКП. Своей местной ЧК не доверяли, да и люди в партийных органах были толковей и могли понимать ученых. Через некоторое время институт был подвергнут серьезной чистке, чему практически полностью посвящена вся книга «Российская социология шестидесятых годов в воспоминаниях и документах» [2.31].
Естественно, мы не будем ее здесь пересказывать, а только укажем, что винят уцелевшие социологи некоего тогдашнего секретаря Московского горкома партии по идеологии В. Н. Ягодкина и куратора института от аппарата ЦК некоего Г. Г. Квасова. Эти «штирлицы» выискивали предлоги в борьбе с учеными. Поводы находились к каждому свои: Ю. Левада читал и потом опубликовал «Лекции по социологии». Им же издана книга «Моделирование социальных процессов». Нашли что-то не то — уволили. А. Г. Здравомыслов написал книгу «Методология и процедура социологических исследований», где опубликовал бюджет времени партийного работника, — оказывается, тем самым нарушил секретную инструкцию, о существовании каковой он, естественно, не знал, — выгнали из Ленинградской ВПШ. Институт общественного мнения был свернут по указанию первого секретаря ЦК ВЛКСМ С. П. Павлова в конце 1967 г. после проведения опроса «Молодежь о комсомоле» [2.31. С. 168, 210]. Молодежь уже думала о комсомоле не так, как это нужно было в ЦК ВЛКСМ. Вдруг бы эти материалы попались на глаза кому-то из «старших товарищей» и там сделали бы оргвыводы: а за что это наши комсомолята получают зарплату при таких результатах?
Потом все же нашла коса на камень: товарищ второй секретарь МГК «нарвался» на зятя председателя Совмина СССР: «Середина 70-х годов была периодом разгула идеологической дубинки в лице тогдашнего секретаря горкома партии по идеологии Владимира Николаевича Ягодкина. Расправившись с такими академическими институтами, как Институт истории СССР, Институт экономики, Центральный экономико-математический институт, Институт философии, с журналом «Вопросы философии», он решил взяться за ежегодник «Системные исследования» [2.32. С. 123]. Директор Института системных исследований Д. М. Гвишиани сам редактировал ежегодник, и он не мог потерпеть, чтобы там выискали «крамолу». Летом 1975 г. В. Н. Ягодкин был уволен.
Американцы же, в свою очередь, внимательно глядели со стороны на происходящие коллизии в советской науке. И смогли дать точные оценки. Первой книгой по советской социологии явилось исследование сотрудника RAND Corporation Г. Фишера [2.33]. Советологами давались весьма четкие оценки ущербности науки и процветания идеологии. Так, в статье «Советологи» о проблемах советской науки» [2.34. С. 308] приводятся следующие оценки: Д. Гелдман (Heldman): «Советская марксистская идеология, диалектический материализм неотъемлемо враждебны науке и научной практике» (Heldman D. С. The Need for Controls // Problems of Communism. 1967. Jan./Febr. Р. 69); П. Уайлз (Wiles): «Общественная наука наверняка потрясет коммунизм до основания. Подъем общественной науки — важный компонент… конца идеологии» (Wiles Р. Convergence Possibility and Probability // Pla
Зачем мы вам рассказываем о какой-то узкой области гуманитарной науки? А затем, что, когда подошло время, Ю. В. Андропов мог с чистым сердцем сказать: «Мы не знаем общества, в котором живем». И здесь он лукавит — он к тому времени прекрасно знал и общество, и то, как его переделать. Он к тому времени сделал все, чтобы сосредоточить в своих руках это знание. А мы, те, кому нужно это было знать, ни о чем и ведать не ведали…
Значительной была когорта социологов, которым не давали возможности заниматься наукой в Союзе, и они просто-напросто были вынуждены эмигрировать на Запад. Среди них: В. Э. Шляпентох, проводил исследования мнений читателей; А. В. Жаворонков, специалист в области массового сознания, общественного мнения, в ИСИ с 1968 г.; Б. И. Шрагин, философ, в 1974 г. эмигрировал в США, работал на радио «Свобода».
Опросы общественного мнения
Как хорошо известно, они являются только частью общей социологии и выступают, по сути дела, обратной связью от объекта социального управления к субъекту. Судьба их была незавидна изначально: «…Работы, связанные с изучением социологических проблем печати и общественного мнения, пошли на убыль и к 1930-м годам прекратились…» [2.35. С. 168]. И к середине 1980-х годов их состояние было все еще неудовлетворительным. Вот как их оценивает доктор исторических наук С. В. Цукасов: «На июньском (1983 г. — А.Ш.) Пленуме ЦК КПСС отмечалось, что надо переходить от оценок состояния идеологических процессов к их прогнозированию, от разрозненных исследований общественного мнения — к систематическим. Такие исследования должны исходить из реальностей общественной жизни, «улавливать» существующие и назревающие тенденции — не только созидательные, но и негативные (…). Однако исходящие принципы, типовая методика системных социологических исследований до сих пор не разработаны» [2.36. С. 55–56]. Роль СМИ в годы перестройки была слишком велика, и это не требует доказательств. Недоработки нам аукнулись, а партаппарат без такого механизма был просто слеп.
Социальная стратификация
Как знает продвинутый читатель, социальная стратификация — это область социологии, в которой изучаются общественные классы и социальные группы. Как ни странно, но жалоб на зажим в этой области я не нашел и могу только высказать предположения, что социологам было довольно трудно вести исследования в этой области: давно была утверждена стратификационная тройка, состоящая из двух классов рабочих и крестьян и прослойки интеллигенции, поэтому речь можно было вести только в этих рамках, а действительность еще включала и лиц с девиантным поведением, да и городское население все больше усложнялось. Тут еще и установки о том, что все пути ведут к коммунизму, который есть не что иное, как бесклассовое общество…