Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 70

Касательно методов «кровавой» борьбы КГБ с творческой интеллигенцией сошлюсь на один весьма характерный, на мой взгляд, эпизод интервью все с тем же Филиппом Бобковым. Оказывается, что длительное время генерал КГБ, ответственный за пресечение идеологических диверсий в том числе и на литературном фронте, проживал в одном подъезде с главным литературным ниспровергателем советской идеологии Анатолием Рыбаковым, как известно, активно работавшим в то время над ударным трудом своей жизни – «Детьми Арбата». Хорош же был «жестокий режим» КГБ с его возможностями обысков, прослушек и прочих хитрых штучек, если под боком у одного из его руководителей, можно сказать по соседству, готовилась литературная бомба, которой в перестроечные годы будет суждено взорвать всю советскую историю 1930-х годов, то есть, говоря языком Филиппа Денисовича, совершить одну из крупнейших идеологических диверсий в отношении Советской власти. А пока время не приспело и не расставило все на свои места, входили Филипп Денисович с Анатолием Наумовичем в одну парадную, раскланивались, в лифте вместе ехали, а то и на чаек захаживали по-соседски. Чудны, ей-богу, творились дела в тоталитарном СССР.

К слову, постсоветская судьба самого генерала Бобкова, в отличие от двух других представленных здесь его коллег-генералов, переживших лихие 1990-е скромно, но с идеологическим достоинством, сыграла с Филиппом Денисовичем злую шутку, изрядно подпортившую ему, на мой взгляд, репутацию борца за социалистическое настоящее. В 1992 году отставной руководитель борьбы с буржуазным влиянием поступил на службу к одному из крупнейших олигархов Владимиру Гусинскому и стал руководителем аналитической службы холдинга АО Группа «МОСТ», которому принадлежал канал НТВ, внесший самый значительный вклад в то, чтобы стереть в сознании миллионов людей мало-мальски позитивные воспоминания о Советском Союзе. О вотчине генерала армии Филиппа Бобкова.

Возвращаясь же к возможным силовым действиям КГБ времен распада СССР, можно уверенно сказать, что если даже заключение под домашний арест Горбачева в августе 1991 года не спровоцировало никаких существенных противодействий со стороны Запада, то его физическое устранение и передача власти в руки решительных людей, думаю, Запад бы только успокоили. (В главе «Удавка «холодной войны» приводится мнение министра иностранных дел СССР Александра Бессмертных о том, что Западу скороспелая десоветизация СССР была не вполне на руку, он растерялся и не знал, что с ней делать.) Во всяком случае, ни о каком вмешательстве в наши внутренние дела речь, конечно же, не шла бы.

Читатель заметил, что, размышляя о не использованных внутри страны возможностях КГБ с точки зрения сохранения Советского государства, автор не касается деятельности органов госбезопасности на фронте внешнем, который в данной главе представляют генералы КГБ Дроздов и Леонов. Это не случайно. Дело в том, что, на взгляд автора, дела по линии разведки (но не в плане «холодной войны» вообще) у Советского Союза шли не в пример работе внутри страны блестяще. Шпионов ловили больше американцев, своих внедряли чаще. Как написал в своей книге американский разведчик, бывший резидент США в Индии Гарри Розицки: если бы в США была такая нелегальная разведывательная служба, как в Советском Союзе, численностью хотя бы человек в 100, то Америка могла бы чувствовать себя спокойно. Так что скажем спасибо руководителю нелегальной разведки КГБ СССР Юрию Ивановичу Дроздову. Но не забудем и про «легалов»: «С технической точки зрения ЦРУ нас всегда превосходило. Лучше микрофон, лучше разведывательный спутник, лучше радиоразведка… А про финансы и говорить нечего – превосходили на порядок. Они тратили на разведку раз в 50 больше нас. А вот что касается человеческого материала, то тут, как говорится, у нас все было от Бога. У нас перед американцами было преимущество, связанное с природными качествами русского человека…» – рассказывает руководитель Аналитического управления КГБ СССР, курировавший ранее западное направление внешней разведки, Николай Сергеевич Леонов. Так что на западном фронте по линии КГБ Советский Союз мог чувствовать себя спокойно, как говорится, без перемен.

Резюмируя вступительную часть к этой главе, хочу сказать еще вот что. В перестроечные времена аббревиатура «КГБ» в результате упомянутого выше массированного «творческого наезда» интеллигенции была огульно и несправедливо предана остракизму и в конце концов канула в Лету. (Вот, кстати, кому мешало? В Белоруссии КГБ, например, жив-здоров.) Однако на фоне самой глобальной геополитической катастрофы XX века смена вывески – историческая погрешность. «Держит» же, по словам того же генерала Бобкова, Путин (читай ФСБ) сегодня страну, как не удалось удержать ее в свое, более спокойное, время могущественному Комитету госбезопасности. Держит, конечно, в том числе и благодаря тому, что уже знает истинную цену историческим передергиваниям и подлогам, или тому, например, что желчь, сегодня кажущаяся обличением творца, рано или поздно обретает свой естественный ядовитый цвет и, словно химический реактив, разъедает государство. История требует фактов. Ей нужна истина, а не эмоции. Осуждение истории абсурдно. Эта глава посвящена всеобъемлющей правде о КГБ в период развала Советского Союза.

Николай Леонов

Леонов Николай Сергеевич – бывший руководитель Аналитического управления КГБ СССР, генерал-лейтенант. Родился 22 августа 1928 г. в Рязанской области. В 1983–1991 гг. – заместитель начальника внешней разведки КГБ СССР. Доктор исторических наук, профессор МГИМО.

– Так случилось, что именно при вашем поколении – в том числе и чекистов – был разрушен Советский Союз. Вы занимали ключевые посты в системе государственной безопасности и, в силу своих должностей, наверняка просчитывали различные варианты развития событий. Почему, предвидя самый катастрофический для государства сценарий, КГБ не оказал реального сопротивления развалу страны?

– Всякая попытка возложить ответственность за гибель тысячелетней империи на какую-либо отдельную государственную структуру несостоятельна. Потому что она означает, что виноват кто-то один, а с других снимает вину, выгораживает. Что касается Комитета госбезопасности – а я прежде всего принадлежал к разведке, к Первому главному управлению, где проработал с 1958 года, почти всю свою жизнь, – то важно понять, что эта структура не определяет судьбу государства. Не было у Комитета госбезопасности в то время никаких функций, никаких ресурсов, которые могли бы сделать этот институт ответственным за гибель или, наоборот, за укрепление государства. КГБ представлял собой систему датчиков, поставленных на теле государства, на его структурах, для того чтобы сигнализировать партийным и, в какой-то мере, государственным органам – если иметь в виду Совет Министров, о состоянии дел на том или ином участке в стране с точки зрения госбезопасности.

КГБ не имел никакой военной силы, никаких воинских частей, тем более частей, имеющих тяжелое вооружение, которые могли бы всерьез повлиять на ситуацию в стране. Не считать же такой силой разбросанные на огромной территории и имеющие очень узкие служебные функции погранвойска численностью в 240 тысяч человек; эти силы никогда не предполагалось использовать ни в каких других целях, кроме охраны границы.

Цель же разведки КГБ была рассказывать о зарубежных оценках положения в нашей стране. Это были носившие жизненный характер сообщения, грубо говоря, иностранных шпионов или каких-то зарубежных исследовательских центров, порой даже лучше нас самих разбиравшихся в ситуации в Советском Союзе и честнее о ней говоривших. То есть мы их глазами проверяли положение дел у нас в стране. Хотя, конечно, остальные структуры Комитета госбезопасности самостоятельно измеряли температуру тела организма нашего государства.

– Но у вас же, в конце концов, была возможность в виде ГКЧП?