Страница 30 из 35
Отягчение службы, естественно, вызывало недовольство дворян, некоторые не являлись на смотр и скрывались в «нетях». В 1703 году многие дворяне не явились к сроку в стоявший в Пскове корпус Б. П. Шереметева. У «нетчиков» были отобраны поместья и вотчины – причем эти конфискации приобрели массовый характер; за время войны было конфисковано в общей сложности около 3 тысяч поместий.[356] Таким образом, Петр эффективно использовал старый принцип поместной системы, возможность конфискации поместий; благодаря этому царю удалось навести дисциплину среди дворян.[357]
Тем не менее недовольство дворянства оставалось постоянно действующим фактором. Французский эмиссар де ла Ви в 1716 году писал о том, что деятельность Петра крайне непопулярна, что дворянство недовольно. Ганноверский посол Ф. Х. Вебер придерживался того же мнения. Австрийский императорский посол О. А. Плейер сообщал о недовольстве и заговоре в гвардейских полках.[358] Дело царевича Алексея показало, что к недовольным примыкали широкие круги старомосковского боярства, включавшие и часть генералитета – князья Долгорукие, Нарышкины, Апраксины, Голицыны. Следствие не подтвердило наличие заговора, но раскрыло картину широкой оппозиции. Голландский и австрийский послы сообщали, что сторонники Алексея ставили перед собой четыре основные задачи: мир со Швецией, уход из Петербурга, отказ от регулярной армии европейского образца в пользу дворянской конницы и снижение налогов[359] – в основном это были традиционалистские требования.
Однако сила петровского государства была столь велика, что оппозиция не смогла объединиться для сколько-нибудь организованного сопротивления. Более того, в конце своего правления Петр смог приступить к решительной перестройке элиты в духе военно-бюрократического абсолютизма. Царь в большом количестве раздавал офицерские чины недворянам, и к концу Северной войны лишь 62 % офицеров русской армии происходили из русских дворян (в пехоте 52 %), остальные были из служилых людей, из городских сословий, 13 % были иноземцами.[360] В 1722 году была введена «Табель о рангах», установившая лестницу чинов и правила производства. Одно из этих правил имело фундаментальное значение: любой выходец из простонародья, получая чин 14-го ранга (прапорщик или секретарь) становился вместе с тем дворянином. Правда, чиновникам этот ранг давал только «личное» дворянство (без права передачи по наследству), но, дослужившись до 8-го ранга, чиновник становился стопроцентным дворянином. Таким образом, дворянское сословие было открыто для выходцев из низов – это было одно из важнейших проявлений трансформации структуры при Петре I. После реформы российская элита состояла из двух классов, собственно «дворян», то есть помещиков и офицеров, и «чиновников» – тоже дворян, но выслужившихся из народа. При этом дворянина, занимавшего высокий чиновный пост, никогда не называли чиновником. Дворяне неприязненно относились к чиновникам, видя в их возвышении покушение на свои привилегии. Во время событий 1730 года «шляхта» требовала исключить из дворянства петровских выдвиженцев; в 1758 году чиновникам было запрещено владеть крепостными. В середине XVIII века чиновники занимали около половины гражданских должностей, но в армии офицеров, происходивших из недворян, было гораздо меньше – около 1/6 от общего числа.[361]
Другим важнейшим проявлением трансформации структуры было перераспределение ресурсов в пользу государства. Создание новой армии требовало огромных затрат, поэтому также, как и раньше, во время войн Алексея Михайловича, на первый план вышла финансовая проблема. В этой области правительство Петра в основном копировало реформы руководителей правительства царя Алексея Морозова и Милославского, но, учитывая опыт своих предшественников, оно действовало более осторожно. В 1705 году была введена государственная монополия на продажу соли: она стала продаваться вдвое дороже, что давало казне около 200 тыс. руб. в год. В 1705–1710 годах расходы населения на покупку соли составляли 400 тыс. рублей,[362] то есть примерно 4 коп. на человека – сумма, эквивалентная 0,8 пуда хлеба; это была существенная добавка к прямым налогам. Наибольшую выгоду давала монетная регалия: с 1698 года правительство чеканило серебряные копейки в полтора раза более легкие, чем прежде; население заставляли менять старую монету на более легкую, и от этой девальвации казна получала в 1701–1709 годах в среднем 500 тыс. рублей в год. Когда основная часть серебряной монеты была перечеканена, стали во все возрастающих масштабах выпускать медные деньги, которые должны были иметь хождение наравне с серебряными; чеканка медных денег давала в 1710–1718 годах 130 тыс. руб. прибыли в год.[363] Зная о «медном бунте» 1662 года, Петр ограничивал размеры чеканки, и до 1714 года она почти не сказывалась на ценах, но в конце концов началась инфляция: в 1715–1721 годах хлебные цены возросли вдвое.
Морозов и Милославский боялись повышать прямые налоги с составлявших большинство населения помещичьих крестьян – Петр преодолел этот давний страх перед Смутой. Уже в начале Северной войны, в 1701 году, правительство повысило денежные налоги с поместных крестьян до 40 копеек со двора, в хлебном исчислении – с 0,7 до 1,9 пуда на душу; расходы бюджета возросли до 2,3 млн. руб. Но это было только начало, в 1705 году расходы составили 3,2 млн. рублей,[364] были введены чрезвычайные налоги, и в итоге прямые налоги на поместных крестьян в 1707–1710 годах достигли 2,3 пуда на душу.[365] Таким образом, Петр сломал старую государственную традицию, предусматривавшую щадящее обложение крестьян налогами. Именно этот «фискальный скачок» позволил царю резко увеличить армию и создать военную промышленность.
После окончания Северной войны армия не была распущена по домам, как делалось прежде; 210 тыс. солдат были переведены на постоянное содержание. Предполагалось, что полки будут расквартированы по деревням и будут принимать участие в сборе подушной подати, шедшей на их содержание. Крупнейшая в Европе постоянная армия стала основой мощи новой Российской империи; ее содержание было определено Петром I в 4 млн. рублей, но эти цифры были сразу же превышены: в бюджете 1725 года на армию предполагалось истратить 5,1 млн. руб., а на флот – 1,4 млн. В пересчете на хлеб военные расходы были примерно в 2,5 раза больше, чем до Петра. Кроме того, если прежнее войско финансировалось по большей части за счет кабацких и таможенных пошлин, то содержание новой армии обеспечивалось прямыми налогами, введенной Петром подушной податью. Для организации сбора этой подати в 1719–1723 годах была проведена перепись мужских душ. По сравнению с проводившимися в XVI веке кадастрами новая налоговая система была шагом назад: она не предусматривала измерения полей. Однако сопротивление помещиков было настолько значительным, что и подушную перепись удалось провести лишь с большим трудом, угрожая за утайку душ смертной казнью. В бюджете 1724 года подушная подать составила 4,6 млн. рублей, таможенные и кабацкие сборы – по 1 млн., а все доходы – 8,6 млн. рублей; в пересчете на хлеб по высоким ценам тех лет получается 58 млн. пудов – в 2,5 раза больше, чем при царе Федоре.[366]
Подушная подать должна была заменить все существовавшие прежде прямые налоги; с момента своего введения в 1724 году вплоть до 1794 года – за исключением льготных лет – она собиралась по одной и той же ставке в 70 копеек с ревизской (т. е. с мужской) души. Кроме того, при покупке соли крестьяне платили пошлину, которая составляла в 1731–1749 годах в среднем 12 копеек с ревизской души. После стабилизации цен в 30-х годах, подушная подать и соляная пошлина отнимали у крестьян в среднем 3,9 пуда хлеба с души – этот новый уровень налогов был результатом петровских реформ, он обеспечивал содержание постоянной армии и великодержавие России. По сравнению с допетровским временем налоги возросли в 5–6 раз.
356
Тихонов Ю. А. Помещичьи крестьяне… С. 61.
357
Павлов-Сильванский Н. Проекты реформ в записках современников Петра Великого. СПб., 1897. С. 111.
358
Цит. по: Бушкович П. Историк и власть: дело царевича Алексея (1716–1718) // Американская русистика: вехи историографии последних лет. Императорский период. Самара, 2000. С. 91.
359
Там же. С. 100; О повреждении нравов в России князя М. Щербатова. Факсимильное издание. М., 1983. С. 20.
360
Рабинович М. Д. Социальное происхождение и имущественное положение офицеров регулярной русской армии в конце Северной войны // Россия в период реформ Петра I. М., 1973. C. 170–171.
361
Троицкий С. М. Русский абсолютизм и дворянство в XVIII веке. Формирование бюрократии. М., 1974. С. 70–75, 110; Пайпс Р. Россия при старом режиме. М., 1993. С. 180; Raeff M. Origins of the Russian Intelligentsia. The Eighteen Century Nobility. New York, 1966. P. 36, 52, 53; Соловьев Б. И. Русское дворянство и его выдающиеся представители. Ростов-на-Дону 2000. С 112.
362
Милюков П. Н. Указ. соч. С. 161.
363
Милюков П. Н. Указ. соч. С. 152, 161, 164–165, 363; Козинцева Р. И. Участие казны во внешней торговле России в первой четверти XVIII века//Исторические записки. 1973. Т. 91. С. 327–328.
364
Милюков П. Указ. соч. С. 108, 111, 118, 141, 175.
365
Нефедов С. А. Демографически-структурный анализ… С. 141.
366
Милюков П. Н. Указ. соч. С. 474–476, 484.