Страница 41 из 112
Политическое влияние Инча, несмотря на амбиции, было слабее, чем у остальных, собравшихся в павильоне. Его личное состояние превышало пять миллиардов долларов, но это богатство оставалось инертным, как сама земля. Его подлинная сила имела более зловещий характер. Он ставил перед собой цель накапливать богатство и власть, не принимая никакой ответственности перед обществом, в котором живет. Он широко подкупал муниципальных советников и лидеров профсоюзов строительных рабочих, завладел отелями и казино в Атлантик-Сити и Лас Вегасе, заблокировав местных уголовных владык в этих городах. Но при этом, в силу странных ходов демократического процесса, Инч получал поддержку второстепенных лиц преступных империй. Все службы его многочисленных отелей имели контракты с фирмами, продающими столовую посуду, владеющими прачечными, поставляющими обслугу, напитки и продукты. Через своих сотрудников он имел контакты с этим преступным миром. Но он был не так глуп, чтобы рассматривать эти контакты как нечто большее, чем микроскопические ниточки. Имя Луиса Инча никогда не имело ничего общего даже с намеком на скандал, что было связано не только с его осторожностью, но и полным отсутствием у него обаяния.
В силу этих причин почти все члены Сократов клуба в личном общении не ставили его ни в грош. Но его терпели, потому что таинственным образом одна из принадлежащих ему компаний владела землей вокруг клуба, и всегда существовало подспудное опасение, что он может дешево продать участки для строительства домов пятидесяти тысячам семей и наводнить окрестности клуба латиноамериканцами и неграми.
Третий человек в этой компании, Мартин Матфорд, одевался небрежно — белая рубашка с открытым воротом, яркая спортивная куртка. Ему было шестьдесят, и среди этих четверых он представлял, пожалуй, самую мощную фигуру во многих областях экономики. В молодости он был одним из протеже Оракула и хорошо усвоил его уроки. Он мог бы рассказать немало пикантных историй про Оракула к удовольствию членов Сократова клуба.
Карьера Мартина Матфорда основывалась на банковских вкладах, и благодаря влиянию Оракула — во всяком случае, так утверждал Матфорд — он избежал неуверенного старта. В молодости он, как сам говорил, отличался сексуальной мощью. К его удивлению, мужья некоторых соблазненных им женщин являлись к нему не для того, чтобы отомстить, а чтобы получить банковский кредит. Они слегка улыбались и отпускали шуточки. Инстинкт подсказывал ему, что надо давать им в долг деньги, которые как он был уверен, никогда не вернутся. В те времена он не знал, что банковские служащие, оформлявшие займы, получали подарки и взятки за предоставление необеспеченных займов малому бизнесу. Работу клерка получить было нетрудно, люди, управлявшие банками, охотно предоставляли займы; в этом заключался их бизнес, от которого они получали прибыль, поэтому инструкции сознательно писались так, чтобы облегчить работу служащим, выдававшим ссуды. Конечно, должны были оформляться канцелярские документы, памятные записи о деловых встречах и тому подобное. Однако, Мартин Матфорд обошелся банку в несколько сот тысяч долларов, прежде чем его перевели в отделение банка, расположенное в другом городе. Он полагал, что это счастливая случайность, и только позже понял что это был результат снисходительного пожимания плечами его начальников.
Вот так, имея за спиной ошибки молодости, получив прощение, когда проступки были забыты, а ценные уроки усвоены, Матфорд стал подниматься в банковском мире.
Тридцать лет спустя он сидел в павильоне Сократова сельского клуба и представлял собой самую мощную финансовую фигуру в Соединенных Штатах. Он был главой большого банка, владел значительным пакетом акций телевизионных компаний, вместе с друзьями контролировал огромную автомобильную промышленность, связан был и с бизнесом воздушных сообщений. Он использовал финансы как паутину, чтобы получить значительную долю в электронной промышленности. Даже в тех деловых сферах, которые он не контролировал, существовали тонкие нити, свидетельствующие о том, что он и там побывал. Кроме того, под его контролем находились инвестиционные фирмы Уолл-стрит, объединяющие усилия, чтобы выкупать концерны и присоединять их к еще более крупным концернам. Когда подобные битвы бывали в самом разгаре, Мартин Матфорд мог пустить в ход мощный денежный вал, решавший все споры. Как и остальные трое собравшихся за ленчем, он «владел» некоторыми конгрессменами и сенаторами.
Все четверо сидели за круглым столом в павильоне около теннисных кортов. Их окружали цветы из Калифорнии и зелень, напоминающая Новую Англию.
— Что вы, друзья, думаете о решении президента? — спросил Джордж Гринвелл.
— Это позор, что они сделали с его дочерью, — отозвался Мартин Матфорд. — Но уничтожить имущество на пятьдесят миллиардов долларов — уж слишком.
Официант, латиноамериканец в белых брюках, белой шелковой рубашке с короткими рукавами и с эмблемой клуба, принял у них заказ на алкогольные напитки.
— Американский народ, — задумчиво заметил Лоуренс Салентайн, — будет считать Кеннеди настоящим героем, и если он выполнит задуманное, его вновь изберут президентом.
— Но мы все знаем, что это слишком жесткая реакция, — высказался Джордж Гринвелл. — Отношения с иностранными государствами будут испорчены на многие годы.
— Страна сейчас на редкость хорошо управляется, — сказал Мартин Матфорд. — Законодательная власть, в конце концов, взяла исполнительную под некоторый контроль. Выиграет ли страна, если баланс власти нарушится?
— А что Кеннеди сможет сделать, даже в случае своего переризбрания? — спросил Луис Инч. — Конгресс его контролирует и прислушивается к нам. В палате представителей не наберется и пятидесяти человек, избранных без помощи наших денег. Да и в сенате нет ни одного, кто не был бы миллионером. Нам нечего беспокоиться насчет президента.
Джордж Гринвелл смотрел поверх теннисных кортов на Тихий океан, спокойный и все равно величественный. Этот океан нес в настоящий момент на своих волнах миллиарды долларов в виде пароходов, развозивших его пшеницу по всему миру. Эта мысль рождала у него легкое чувство вины от сознания, что он может обречь мир на голод или, наоборот, накормить его.
Он начал говорить, но в этот момент появился официант с напитками. Гринвелл в своем возрасте вел себя осторожно и заказал минеральную воду. После ухода официанта он сделал глоток и продолжал разговор хорошо поставленным голосом. Он всегда держался исключительно вежливо, что свойственно человеку, который, к своему сожалению, вынужден принимать жесткие решения.
Мы никогда не должны забывать, что пост президента Соединенных Штатов может представлять очень большую опасность для демократического процесса.
— Чепуха, — отозвался Салентайн. — Другие люди в правительстве не позволят ему принимать единоличные решения. Военные — народ бывалый, вы это знаете, Джордж, и они не допустят таких решений, если они не будут обоснованы.
— Конечно, так он и есть, — сказал Джордж Гринвелл, — в нормальной обстановке. Однако, вспомните Линкольна, он во время гражданской войны фактически отменил неприкосновенность личности и гражданские права. Вспомните Франклина Рузвельта, который втянул нас во вторую мировую войну. Подумайте о личной власти президента. Он обладает правом помилования любого преступника, а это королевская прерогатива. Вы представляете себе, что он может сделать, имея такую власть? Какую создать зависимость у людей? Он пользовался бы почти неограниченной властью, если бы не существовал сильный конгресс, ограничивающий его. К счастью, мы имеем такой конгресс. Но мы должны заглядывать в будущее, мы должны быть уверены в том, что исполнительная власть будет подчинена избранным представителям народа.
— При наличии телевидения и других средств массовой информации, — заметил Салентайн, — Кеннеди не продержится и дня, если попробует диктаторствовать. Он просто лишен такой возможности. Сегодня в Америке больше всего верят в личную свободу.