Рилла из Инглсайда

Рилла пошла домой и закрылась наверху в своей комнате. В душе ее была буря чувств. Она не могла унизиться до того, чтобы принести извинения Ирен Хауард! Ирен была виновата в ссоре не меньше Риллы и вдобавок рассказывала повсюду свою версию произошедшего, изображая все в лживом, искаженном виде и выставляя себя недоумевающей, оскорбленной страдалицей. Рилла никогда не могла заставить себя изложить свой взгляд на причины их ссоры. То обстоятельство, что ей пришлось бы упомянуть об оскорбительных выпадах в адрес Уолтера, заставляло ее молчать. Так что большинство знакомых считало, что с Ирен обошлись несправедливо, и лишь несколько девочек, которым Ирен никогда не нравилась, встали на сторону Риллы. И однако… концерт, ради которого она так упорно трудилась, был обречен на провал. Четыре сольных номера миссис Чаннинг были гвоздем всей программы.

— Мисс Оливер, что вы об этом думаете? — спросила она в отчаянии.

— Я думаю, что извиняться должна была бы Ирен, — сказала мисс Оливер. — Но, к несчастью, мое мнение не поможет тебе заполнить пробелы в программе концерта.

— Я уверена, что, если бы я пошла и смиренно попросила прощения у Ирен, она согласилась бы спеть, — вздохнула Рилла. — Она очень любит выступать перед публикой. Но я знаю, что, если пойду к ней, она непременно воспользуется случаем, чтобы покуражиться надо мной… Я отдала бы все на свете, лишь бы не идти. Вероятно, мне следует пойти… если Джем и Джерри могут встать лицом к лицу с гуннами, я, несомненно, могу встать лицом к лицу с Ирен Хауард и подавить мое самолюбие, чтобы попросить ее об одолжении ради голодающих бельгийцев. В эту минуту мне кажется, я не смогу на это решиться, но все же у меня такое предчувствие, что после ужина вы увидите, как я с кротким видом спешу через Долину Радуг к дороге, ведущей к Верхнему Глену.

Предчувствие Риллы оправдалось. После ужина она нарядилась в голубое, вышитое бисером, креповое платье — поскольку подавить тщеславие труднее, чем гордость, а Ирен всегда замечала любые изъяны и недостатки во внешности других девушек. К тому же, как сама Рилла однажды — ей тогда было девять лет — сказала маме, «гораздо легче быть приветливой, когда хорошо одета».

Рилла уложила волосы в красивую прическу и, опасаясь проливного дождя, надела плащ. Но, пока она одевалась, ей ни на минуту не удавалось забыть о предстоящем неприятном разговоре, и она мысленно репетировала свою роль. Ей очень хотелось, чтобы разговор поскорее остался позади… она жалела, что вообще взялась за организацию концерта в помощь бельгийцам… она жалела, что поссорилась с Ирен. В конце концов, презрительное молчание было бы гораздо более действенным оружием против клеветнических нападок на Уолтера. Было глупостью и ребячеством вспылить, как вспылила она… что ж, впредь она будет умнее, но пока приходилось есть горький хлеб унижения, а этот полезный диетический продукт нравился Рилле Блайт ничуть не больше, чем любому из нас.

Солнце уже начинало садиться, когда она подошла к двери дома Хауардов — затейливого, с претензией на элегантность здания, с белым орнаментом в виде завитков по карнизу и многочисленными эркерами, выглядевшими издали на его стенах как кожная сыпь. Миссис Хауард, полная, словоохотливая женщина, встретила Риллу с чрезмерным радушием и оставила в гостиной дожидаться, пока она поднимется наверх и позовет Ирен. Рилла сбросила плащ и критическим взглядом окинула свое отражение в зеркале над каминной полкой. Волосы, шляпа, платье — все было в порядке… у мисс Ирен не будет повода посмеяться над ней. Рилла вспомнила, какими остроумными и забавными казались ей прежде язвительные замечания Ирен в адрес других девушек. Теперь она поняла, что пришел ее черед.

Вскоре Ирен сбежала вниз по лестнице. На ней было элегантное платье, ее соломенного цвета волосы были уложены по самой последней моде, вокруг нее распространялся приторный аромат духов.

— О, как поживаете, мисс Блайт? — сказала она любезно. — Ваш визит — очень приятная неожиданность для меня.

Рилла встала, чтобы пожать протянутые ей холодные кончики пальцев Ирен, а затем, снова опускаясь на стул, увидела нечто, заставившее ее онеметь на несколько минут. Ирен тоже увидела это, когда садилась, и легкая, дерзкая, насмешливая улыбка появилась на ее губах и оставалась там на всем протяжении разговора.

На одной ноге Риллы была изящная туфелька с металлической пряжкой и полупрозрачный голубой шелковый чулок. На другой — грубый и довольно поношенный ботинок и черный фильдекосовый чулок!

Бедная Рилла! Она переобулась или, вернее, начала переобуваться после того, как надела платье. Вот что получается, когда, делая одно дело, думаешь совсем о другом. Ох, какое дурацкое положение… и к тому же в присутствии не кого-нибудь, а именно Ирен Хауард… Ирен, которая таращилась на ноги Риллы так, словно никогда прежде не видела ничьих ног! А когда-то она, Рилла, считала Ирен исключительно тактичной! Все слова, которые Рилла приготовилась сказать, вылетели у нее из головы. Тщетно пытаясь поджать ногу в злосчастном ботинке под свой стул, она выпалила:

— Я пришла попрошить тебя, Ирен, об одолжении.

Ну вот… еще и зашепелявила! Ох, она готовилась вынести унижение, но не такого масштаба! Право же, всему есть предел!

— Да? — сказала Ирен спокойным, вопросительным тоном, на миг подняв свои неглубоко посаженные, дерзкие глаза на залитое густым румянцем лицо Риллы и снова опуская их, словно не могла оторвать зачарованного взгляда от потрепанного ботинка и изящной туфельки.

Рилла взяла себя в руки. Она не будет шепелявить… она будет спокойной и невозмутимой.

— Миссис Чаннинг не сможет выступить на нашем концерте, так как у нее заболел сын в Кингспорте, и я пришла по поручению комитета, чтобы попросить тебя оказать нам любезность и спеть вместо нее. — Рилла так старательно и четко произносила каждое слово, что казалось она повторяет заученный урок.

— Приглашаете в последнюю минуту, только чтобы концерт не провалился, да? — сказала Ирен с неприятной улыбкой.

— Олив Керк просила тебя помочь, когда мы только задумали этот концерт, а ты отказалась, — возразила Рилла.

— Ну, я едва ли могла помочь… тогда… разве не так? — начала Ирен жалобно. — После того как ты велела мне никогда больше с тобой не разговаривать? Это поставило бы нас обеих в очень неудобное положение; тебе так не кажется?

Ну, вот он — горький хлеб унижения.

— Я хочу извиниться перед тобой, Ирен, за то, что это сказала, — произнесла Рилла ровным голосом. — Мне не следовало этого говорить, и я очень жалела о случившемся с того самого дня. Ты согласна простить меня?

— И спеть на вашем концерте? — спросила Ирен сладенько и с намеком.

— Если ты хочешь сказать, — продолжила несчастная Рилла, — что я не извинилась бы перед тобой, если бы не концерт, то, вероятно, это правда. Но правда и то, что я, с тех пор как мы поссорились, очень жалела о сказанных мною словах, и мне было неприятно из-за этого всю зиму. Это все, что я могу сказать. Если ты чувствуешь, что не можешь простить меня, то я полагаю, говорить больше не о чем.

— О, Рилла, дорогая, не напускайся так на меня, — взмолилась Ирен. — Конечно, я прощу тебя… хотя я ужасно переживала из-за этого… надеюсь, тебе никогда не доведется испытать таких страданий. Я проплакала не одну неделю. А ведь я ничего плохого не сказала и не сделала!

Рилла едва удержалась от возражений. В конце концов, не имело никакого смысла спорить с Ирен, а бельгийцы умирали от голода.

— Ты не думаешь, что могла бы выступить на концерте, чтобы помочь нам? — выдавила она из себя.

Ох, если бы только Ирен перестала смотреть на этот ботинок! Рилле казалось, что она слышит, как Ирен рассказывает Олив Керк об этом визите.

— Право, не знаю, как я могу выступить, когда вы приглашаете меня в последнюю минуту, — возразила Ирен. — Нет времени разучить что-нибудь новое.