Страница 9 из 10
– Передай ей наши соболезнования, – ухмыльнулся Егоров.
Мартьянов бросил взгляд на часы и на правах старшего распорядился:
– Ждите меня здесь.
– Подождать тебя, пока ты не выйдешь, – не меняя выражения лица и тона, добавил полковник.
– Из музея только один выход. А я не бабочка, через стены не перепорхну. При посторонних хранитель не откроет дверь хранилища. Об этом я вам все уши прожужжал в самолете.
Они не проходили через рамку металлодетектора в «Шереметьеве». Полковник Егоров и капитан Жученко, явно козыряя своим положением при министре, вместе с Мартьяновым вышли на летное поле через служебный вход. В остальном вели себя как обычные пассажиры.
Егоров молчал не меньше минуты. Жученко и того больше; фактически он не принимал участия в разговоре. Он плохо перенес полет, и его до сих пор подташнивало.
– Выкинешь какой-нибудь фортель, мы тебя из-под земли достанем, – пригрозил Егоров. – Лично я нарежу из тебя ремней и сделаю из них сбрую для своего пони.
– У тебя есть пони?
– Для такого случая куплю.
Полковник тяжелым взглядом проводил Мартьянова, одетого в стиле 60-х (тройка, шляпа, светлые туфли, в правой руке саквояж) и по погоде (в столице этого африканского государства столбик термометра сегодня днем достиг семнадцатиградусной отметки). Буквально через секунду узнал, что такое острый приступ одиночества. Полковник почувствовал себя брошенным в этой мусульманской стране, где основным языком был арабский, но многие арабы говорили по-французски. (На его взгляд, это была какая-то издевка, равно как и тот факт, что в некоторых тунисских городах сохранились еврейские общины, – с ума сойти!) Здесь пять раз в день, обратившись лицом к Мекке, правоверные мусульмане возносили салят, в течение священного для них месяца соблюдали пост, выплачивали государству религиозный налог, подавали милостыню нищим. Если сжать жизнь отдельно взятого тунисца-мусульманина до одного дня, то его еще можно будет понять: проснулся, умылся, накормил детей, сам поел, поработал до заката, поел, поцеловал детей на ночь, уснул. Егоров думал о режиме как таковом. Лично ему, который в Бога не верил, но в отдельных случаях ждал от него чуда, истинно верующего человека понять было невозможно.
Вадим Мартьянов, купив билет, вошел во внутренний двор дворца через проход, огибающий угол этого здания. Вход во дворец остался с прежних времен, чтобы случайный прохожий не мог подсмотреть, что происходит в гареме, самой закрытой части дома. Вадим прошел через зал приемов, где при помощи манекенов изображалась «типичная сцена из дворцовой жизни», и сделал остановку возле экспозиции. Присел и поставил пустой саквояж так, чтобы немногочисленная публика не увидела его манипуляций. Делая вид, что завязывает шнурок на ботинке, Вадим подтянул кверху штанину и вынул из кобуры, крепящейся на ремешках к нижней трети голени, пистолет «С4», разработанный в середине 60-х годов. Взведя курок и поставив его на предохранитель, Вадим переложил пистолет в боковой карман пиджака. Встал, поправил брюки и покинул экспозицию.
На выходе он встретил тучную пожилую женщину. Однако поздоровались они за руку, по-мужски.
– Здравствуй, Наима!
– Здравствуй, Вадим! Извини, что не смогла встретить тебя: свалилось срочное дело, – посетовала хранительница музея, страдающая одышкой. – Пойдем со мной, выпьешь чаю. Ты можешь отказаться, но я-то точно выпью. Вчера встала на весы: восемьдесят два! Как тебе это нравится?
– Хорошего человека и должно быть много.
– Да, ты знаешь, как успокоить бедную женщину... Как добрался?
– Как всегда, дорога утомила. Самолетная болтанка, автобусная качка, походка вразвалку, ты же понимаешь, Наима.
– Кстати, не называй меня больше Наимой.
– Это еще почему?
Полная женщина приосанилась:
– Знаешь, после того как Наоми Кэмпбелл снялась в нескольких сериалах и в нашей стране ее увидели по телевизору, близкие стали называть меня Наоми. Это вариант Наимы, если ты не знал.
– Но ты не чернокожая!
– А ты видел меня в душе?
– Еще нет. Но я рад, что оказался в кругу твоих близких, Наоми.
Перебрасываясь шутками, они прошли на террасу, выходящую на глухую глиняную стену. Они были одни (хотя пыльный манекен в темном углу, казалось, тоже был живым: красная атласная одежда на нем колыхалась от легкого ветерка) и пили удивительно ароматный, приготовленный по рецепту хранительницы чай. Этот божественный напиток утолял жажду и придавал сил.
– Тебе понадобятся документы для прикрытия?
Вадим чертыхнулся: поглощенный думами о богатой коллекции, он чуть не забыл о них. Хорошо, что рядом есть такой человек, как Наима.
Она поняла его без слов, чуть насмехаясь над его мимикой, его виноватым взглядом, и сказала:
– Я сейчас принесу паспорт.
Насколько помнила Наима, это была ее пятнадцатая... нет, шестнадцатая встреча с Вадимом Мартьяновым. Последний раз он приезжал в октябре прошлого года, забрал из хранилища украшения с алмазами в виде перьев первой половины XVII века. Отличные были перья, не без вздоха вспоминала Наима; не подпадающие под определение «навсегда утраченных ценностей», они ушли с молотка на аукционе в Дубаи. Интересно, не без сожаления прикинула хранительница, какие изделия на этот раз заберет с собой агент ГРУ? В этой частной коллекции ей больше всего нравилась древнеегипетская пектораль в виде священной богини-птицы: золото с бирюзой, лазуритом и сердоликом. Пектораль из самой гробницы Тутанхамона.
В хранительнице музея жила вера в магические свойства украшения, что оно способно защитить своего обладателя. Лично Наима носила на груди цепочку из каменных бусин.
Она вернулась и протянула Вадиму тунисский паспорт на имя Ришара Неру. Он положил его во внутренний карман пиджака и неосторожно обронил:
– Я закрываю счет...
Мысленно рисуя себе драгоценные украшения, изделия из серебра и золота, Мартьянов в этот момент был далек от реальности и утратил контроль над собой.
Наима напряглась. Закрыть счет на любом языке мира означало снять все деньги, не оставив ничего.
«Закрыть счет» Вадима Мартьянова означало, что он намерен забрать все предметы коллекции, не оставив ни одного предмета, которыми раньше любовалась Наима.
У бывшего директора музея накопился ряд вопросов, ответов на которые она не рассчитывала услышать от Вадима лично.
Что случилось с вашей страной? Почему рухнула великая империя? И в свете того постулата, на котором строился план Мартьянова (даже ничтожная часть системы может развалить саму систему), ничего сверхъестественного в развале Советского Союза не было («Уж лучше бы они, как и мы, приняли либеральную модель государственного устройства», – как-то раз подумала Наима, считавшая себя, однако, убежденной коммунисткой).
Рухнула одна система, но на ней, как на идеологии, к примеру, нового государства не построишь. Нужна другая модель – нулевой уровень, ground zero, модель вселенной, по сути, которая родилась из ничего; это в том случае, если отбросить истину: вначале было слово.
Вчера вечером Наима по своим каналам получила информацию: начальник ГРУ был отстранен от должности; другой источник утверждал, что Директор был найден мертвым в своем кабинете. Наиму мороз пробрал. Ведь у нее накануне этого трагического события состоялся телефонный разговор с Директором...
И только сейчас, глядя на Вадима по-новому, в свете свежей информации, Наима подумала: «Крысы побежали с тонущих кораблей». Она отчетливо представила огромный красавец-лайнер «СССР» и непотопляемый, казалось бы, флагман под названием «Аквариум».
Но все эти умственные выкладки, побудившие ее к действию, были ничем по сравнению с устной и конкретной директивой: никто, кроме человека, назвавшегося хранителю Директором, не мог забрать все ценности сразу. И Наима напрасно терпеливо дожидалась от Вадима одного-единственного слова. Наконец она спросила: