Антиподы

— Здравствуй, Станислав!

Морозова была пухла и коренаста, она дожила уже до тех лет, когда наблюдателю трудно сказать, какого она возраста. На ее большой, мужского покроя голове лежали накладные вьющиеся волосы. Анна Игоревна многое перенесла в жизни, пока не перебралась в ту часть страны, которая находилась посередине между Азией и Европой. После многих лет одиночества здесь она вышла замуж за директора школы Морозова и родила ему двух дочерей — Милу и Славу.

— Садись, садись, Станислав!

Никакого кабинета у Анны Игоревны не было. Она весь день проводила на ногах, а гостей приглашала в комнатешку, где сидело главное лицо комиссионного магазина — оценщик принимаемых в продажу вещей Геннадий Саввович Кучкин. Сейчас он, то есть Кучкин, мог предъявить только одно туловище, так как голова оценщика была просунута в окошко, ведущее в соседнюю комнату. Именно в это окошко, напоминающее окно кассира на железнодорожной станции, обращались постоянные клиенты магазина. Одним словом, это было то самое окно, через которое Анна Игоревна «властвовала и существовала», как однажды выразился директор магазина «Спорттовары» Домотканов, хорошо знакомый ее и Коржа, хотя сама Анна Игоревна в кассовое окошечко никогда не высовывалась.

Встретив в дверях и усадив на одинокий стул начальника автобазы, директриса комиссионного магазина внимательно оглядела гостя, поулыбавшись чему-то, покачала головой и заботливо положила тяжелую руку ему на плечо:

— Отчего у нас такой печальный и усталый вид? Мы не достали Кафку? Или мы уже не верим в то, что уметь ремонтировать автомобили — значит владеть миром?

Голос у Анны Игоревны был по-матерински мягок, движения плавны, а смотрела она на Коржа так, как глядят на самого удачного сына.

— Что с нами произошло, дорогой? — переспросила она, не снимая руки с плеча Коржа. — Отчего мы имеем грустные глаза?.. Ах, прости, Станислав! Я забыла, что ты не выносишь запаха нафталина…

Как раз в этот момент помощник директрисы Кучкин вынул голову из окошка, и Корж, сторожко дожидающийся этого мгновенья, показал пальцем за свою спину.

— Две дубленки и Кафка! — шепнул он. — Цена — государственная!

Черные глаза Анны Игоревны запламенели. Две дубленки по государственной цене, томик Кафки — это был удачный день. Однако нужно было еще выяснить, какую услугу потребует за эти вещи начальник автобазы Корж.

— Ты сменил женщину? — вкрадчиво спросила она, когда ее помощник снова сунул голову в «золотое» окошечко. — Или, может быть, ты совершил кучу глупостей?

Корж поднял голову.

— Обэхээсовец! — сказал он.

Вот тут-то и выяснилось, что кассовое окошко не мешало оценщику Кучкину все слышать — он моментально вынул голову из проема и отрывисто спросил:

— Кто?

— Капитан Одинцов!

Через пустое кассовое окошко было слышно, как актриса Андриасова, привезшая из загранпоездки мохеровые кофты, звучным голосом рядится с приемщицей; в магазине шаркали подошвы мужских ботинок и стучали каблуки, в комнате пощелкивало трубками мертвенное неоновое освещение. Несколько минут трое сидели молча, опустив головы, к чему-то прислушиваясь, затем Кучкин, пожав плечами, полез в свое окошечко, а Анна Игоревна прикрыла веками пламенеющие глаза.

— Одинцов — это серьезно! — сказала она скучным голосом. — Одинцов — это похоже на предынфарктное состояние… Тебе надо временно свернуться, Стась! Надеюсь, ты уже сделал это?

— Я стараюсь! — подумав, ответил Корж. — Вы будете иметь «Волгу», Анна Игоревна, если Одинцов позабудет дорогу на автобазу…

— «Волгу»? А зачем мне «Волга», милый Станислав?

Оценщик Кучкин работал в кассовом окошке в такой же неудобной позе, как в былые времена рубили уголь обушком шахтеры: туловище у него подрагивало, точно оценщик наносил беспрерывные удары. Вместе с приемщицей он сбивал цены на две мохеровые кофты и замшевую курточку. На каждой купленной и проданной вещи Анна Игоревна и Кучкин должны были заработать не менее двадцати пяти процентов, и Станислав Иванович Корж, потерпевший поражение, негромко засмеялся.

— Быть директором единственной комиссионки в городе — это значит управлять вселенной! — сказал он. — Дубленки в багажнике…

Анна Игоревна ласково прищурилась:

— Дубленки уже в магазине, но капитан Одинцов — это причина поехать на юг… Тебе надо быстренько смотаться в Гагру… Вот две путевки…

Она было пошла к стальному сейфу, но Корж жестом остановил ее:

— Я не могу уехать! — сказал он. — Я чувствую, что не могу уехать…

— Он прав! — сказал оценщик Кучкин, на секунду сделавшись человеком с головой. — Нужно быть на месте, если появился Одинцов.

Корж встал, так как окончательно понял, что в этой тесной, жаркой и глухой комнате ему не помогут, так как могущественная, хитрая и умная Анна Игоревна была бессильна перед молодым, но чрезвычайно опытным и образованным капитаном ОБХСС. Станислав Иванович был одним из тех немногих людей в городе, которые знали, что у Анны Игоревны в разных городах страны хранилась на сберегательных книжках огромная куча денег — ее неправедные сбережения лет за пятнадцать, что Анна Игоревна имела крупные связи, но все это сегодня оказалось никчемным перед капитаном Одинцовым.

— Что ты хочешь за дубленки, Станислав? — наконец прямо спросила Анна Игоревна. — Говори!

— Я подумаю…

Через несколько минут бесшумная «Волга» начальника автобазы стремительно рванула к главной площади города, но вдруг остановилась посередине улицы, нарушая правила движения, так как Корж, оказывается, не знал, куда ему поворачивать — направо или налево, и к нему уже шел, помахивая полосатым жезлом, младший лейтенант. Завидев его, начальник автобазы неожиданно для себя побледнел, хотя это был всего только автоинспектор.

7

Через десять дней после разговора в комиссионном магазине начальник автобазы Корж неторопливо ехал по темной, узкой улице на окраине города. Сидел он за рулем свободно, полосатая тенниска была распахнута, на руках у него были тонкие лайковые перчатки-сеточки, чтобы руки не потели и не мазались.

Остановив машину во дворе старого большого дома, послушав минуту-другую тишину, подышав прохладным воздухом, Корж тихонечко пошел по асфальтовой дорожке в дом. Было тихо, темно, так как звезды еще не проклюнулись на высоком небе, в тополях пересвистывались какие-то бездрёмные пичужки, вдалеке шуршали шинами городские троллейбусы и редкие такси — было уже довольно поздно.

Корж поднялся на высокое крыльцо, открыв двери собственным ключом, пошел по полуосвещенному коридору, по обеим сторонам которого размещалось семь комнат. Шагая, начальник автобазы отразился в высоком красного дерева трюмо, провел пальцами по стеллажам, уставленным множеством книг, — нет ли пыли? — затем остановился возле тех дверей, откуда отчетливо пахло французскими духами.

Войдя в гостиную, Корж удовлетворенно хмыкнул — здесь горел электрический свет в декоративном камине, на столе потрескивали воском четыре толстых свечи, сверкал хрусталь, фарфор, бутылки, вычурные графины, столовое серебро. Гости уже были в сборе, как и полагалось в компании, куда Корж всегда приходил последним.

На самом удобном месте, возле искусственного камина, сидела пышнотелая рыжеволосая женщина с такими белыми и твердыми руками, что они казались алебастровыми; длинные полные ноги были покойно скрещены. Она любила старину, и поэтому на самой верной, давней и обожаемой любовнице Станислава Коржа было черное бархатное платье, а на округлой шее лежала матовая нитка жемчуга. Это и была Маргарита Сергеевна Петелина — врач-психиатр городской больницы, хозяйка всего этого огромного дома, живущая в нем одиноко с глухой матерью и очень старой теткой.

— Здравствуй, Рита! — ласково поздоровался Корж и по-родственному поцеловал хозяйку в щеку. — Хорошо выглядишь, подружка!