Посмертная речь Сталина

В зале висела напряженная тишина.

— Не со Сталиным он хотел свести счеты…

Вождь еще некоторое время помолчал. Его ноготь тихонько застучал по трибуне.

— Прочитав накануне текст доклада, вначале я подумал, что Хрущев просто решил отвести от себя лично вину за свою долю репрессий. А ведь эта доля поражает воображение. Сначала в Москве, а затем на Украине он истребил огромное количество людей. Он был одним из самых активных участников репрессий в команде Ежова. Да, именно в команде Ежова. В этом надо искать еще одну разгадку его мотивов. Мне вспомнилось, что в двадцатом году он был среди тех, кто поддерживал Троцкого. Вы помните, что в 27-м году троцкистам не удалось провести массовую демонстрацию своих сторонников. Тогда они собрались на свою тайную сходку и решили подготовить переворот. Как оказалось, они задумали расчистить себе путь к власти террором и казнями. Мне думается, что отчасти на это их науськала пронюхавшая их планы германская разведка. Помните, как много тайн было связано с уходом из жизни Менжинского? На его место сел Ягода, который приступил к воплощению тайных планов троцкистов. Ягоду сменил Ежов…

Нет, я не считаю всех сторонников Троцкого законченными врагами Советской власти. Многие искренне заблуждались. Не все были посвящены в истинные мотивы развернувшихся репрессий. Подлость троцкистских руководителей заключалась в том, что они уничтожали своих прозревших и просто разоблаченных соратников. Теми же самыми репрессиями. Кстати говоря, я был против казни Бухарина. Предлагал применить к нему ссылку. Он мог правильно переосмыслить свое положение. Но, увы, вопреки сложившемуся обо мне мнению, я был не всесилен. Большинство проголосовало за казнь.

Хрущев мог быть участником этой команды — глубоко законспирированным участником. Его тайну унесли с собой в могилу и Троцкий, и Ежов, и Бухарин. Сегодня, подумалось мне, он наконец проявил себя, чтобы претворить планы того заговора в жизнь.

Вдумайтесь, борьба с культом привязывается только к личности Сталина. Но культ создавался не мной. Значит, его действительные причины остаются не искорененными. И, более того, борец с культом, под видом борьбы сам выстраивает свой культ. И он уже борется с системой, которая могла бы действительно покончить с культом.

— Я уже обмолвился здесь о том, — продолжал Сталин, — что в 1937 году предполагалось провести альтернативные выборы в Верховный Совет. Но именно под предлогом обострившейся борьбы с врагами народа наше предложение с Молотовым было отвергнуто. Кому-то срочно понадобились тысячи врагов. Теперь нам совершенно ясно, кто размахивал жупелом этой борьбы. Первые секретари испугались за свои места. Ведь кому-то дорожки туда были расчищены головорезами Ежова. Зря, что ли, старались?

Хрущев прекрасно помнит, как прижали нас к стенке секретари крайкомов и обкомов, составившие костяк ежовской команды. Мы не могли не отступить, поскольку могло последовать уже подготовленное обвинение о нашем предательстве дела Ленина (помните, после вступления в Лигу Наций?), чтобы у Ежова появился повод арестовать и ликвидировать всю нашу группу.

Я виноват перед тысячами людей, которых сгубили эти лимиты, но в случае нашего исчезновения счет жертв мог пойти на миллионы. Фактически на территории страны развернулась настоящая война. Мы теряли людей, как в настоящей войне — войне, которая велась против страны и партии под изуверским прикрытием имени Сталина. В этой войне были свои полки — по ту сторону фронта к троцкистам примкнули все враги нашей власти: и мечтавшие о реванше бывшие беляки, и лишившиеся награбленного эксплуататоры и кулаки, и почувствовавшие вкус наживы нэпманы, и действующие по приказам из заграницы агенты. В этой войне были и свои орудия, свои снаряды и пули — доносы, аресты, казни и ложь.

Мы шаг за шагом одолевали врага в этой войне. Вышинский, став в 1935 году прокурором, добился пересмотра решения о высылке из Ленинграда «социально чуждых элементов». Вы помните, что после убийства Кирова НКВД очистил город от бывших дворян, генералов, интеллигенции. Двенадцать тысяч человек были лишены политических и гражданских прав, многие осуждены по надуманным обвинениям. Политбюро, где тон задавала наша «пятерка», поддержало протест прокурора. Большинство лишенцев смогли вернуться в Ленинград, с них сняли судимости и обвинения, восстановили в избирательных правах, отдали невыплаченные пенсии.

В1936 году тот же Вышинский добился отмены судебных приговоров по закону «О трех колосках», от которого пострадал целый миллион крестьян! Этот миллион крестьян теперь уже мог участвовать в первых выборах в Верховный Совет. И тот же Вышинский, имя которого в будущем превратят в символ репрессий, в 1937 году настоял на пересмотре дел инженеров и техников угольной промышленности и потребовал реабилитации всех, кто проходил по «делу о Промпартии». Тем и другим вернули ордена, звания и, само собой, право избирать и быть избранными. В1938 году после Хрущева руководить московским горкомом был поставлен Щербаков, при котором уже никто из работников Моссовета, МК и МГК, райкомов не пострадал. Щербакова даже обвиняли в том, что он очень неохотно и очень редко давал согласие на репрессии.

Я уже сказал, что их снарядами была ложь. Вину за репрессии валили на тех, кто их останавливал. Я с большим изумлением узнал, что Вышинскому припишут фразу, что признание обвиняемого является лучшим доказательством. Он говорил как раз обратное…

Устранив Ежова, мы постепенно добирались до его исполнителей. Они несли заслуженное наказание. В 1953 году Берия набрал материалы на Хрущева и других преуспевших в репрессиях преступников, но произошло то, что произошло. Они опередили, убив его… Вы, наверное, не знаете, что, придя к власти, Хрущев основательно вычистил архивы, уничтожив огромное количество документов.

— Встает закономерный вопрос: почему же коммунисты не остановили эту войну? — спросил Сталин, глядя на депутатов.

Он замолчал, надолго задумавшись. В зале висела напряженная тишина.

— Я имею в виду рядовых коммунистов, партийные массы, которые составляют основу партии, — сказал Сталин. — Члены Политбюро — отнюдь не боги. Многие наши поступки диктовались неодолимыми обстоятельствами. Я уже говорил, что мы стояли под дамокловым мечом. Любой отказ запросам от областных секретарей мог привести к перевороту в руководстве с непредсказуемыми последствиями. И хотя свою долю в нашу общую победу руководители партии сумели внести, однако основные наши надежды были обращены в партийную гущу. Оттуда мы хотели получить здоровые импульсы.

Но рядовым коммунистам, убежденным ленинцам, не хватало самой малости — образования. Да, как это ни звучит странно, — именно образования. Той самой осознанности своих действий, высокой политической культуры. Перефразируя известное выражение, можно сказать: наган в руке был, а Ленина в башке не было.

Именно поэтому я всегда настаивал на развертывании полномасштабной партийной учебы. Именно этой цели служил подготовленный при моем участии «Краткий курс истории ВКП(б)». Одной из основных стратегических задач нашей группы, так и не осуществленных, было освобождение партийных органов от несвойственных им хозяйственных задач. Слияние партии и государства губительно для партии. Она становится трамплином для бесталанных карьеристов, которые разлагают ее изнутри. Она отвлекается от своих коренных задач и, в конце концов, становится неспособной их решать.

Я знаю, что в мае 1953 года было все-таки принято постановление о лишении дополнительного денежного содержания, или так называемых «конвертов», крупных партийных руководителей. По уровню реальных зарплат они ставились на порядок-два ниже, чем служащие госаппарата того же ранга. Проводили это в жизнь Маленков и Берия. Партия могла бы полноценно переключиться на идеологическую работу. Она перестала бы быть приманкой для карьеристов и недоучек, — а об опасности перерождения партии говорил еще Ленин. Однако Берия был убит, Маленков отодвинут, и практически спустя три месяца Хрущев восстановил партийные привилегии. Он же воссоздал пост Первого секретаря партии…