Страница 2 из 8
– А я – в первый раз. – Собеседник смотрит на Ларису с уважением к «опытной женщине».
– Как тебя зовут-то, «Первый раз»?
– Костя.
– И на хрена ты тут, Костя?
– А ты на хрена? – неожиданно дает отпор «ботан» с пивом.
– А я тут напиваюсь. Хочешь, можем напиваться вместе.
Закончили они пить у Ларисы. Пришедший с дежурства муж разбудил дремлющего чутким похмельным сном Костика и молча показал на дверь.
Лариса проснулась к полудню.
– Это что за жеребёнок цвета блед?
– Это – школьный завуч. – Лариса потянулась и задела рукой батарею пивных бутылок. – Нашего круга, так сказать. Профессии уважаемой, нервной и малооплачиваемой.
– Встань, я бельё поменяю после твоего уважаемого. Я бы и тебя поменял, да не на что пока.
– Ну, это пока. – Лариса пошарила вокруг себя и нашла початую бутылку пива.
– Иди в душ, шалава, – добродушно ответил муж, – и сегодня гуляю я. А ты идешь... куда ты там обычно ходишь?
Вечером Лариса отправилась работать. За ночь у неё было пять выходов в стриптизклубе. Вот для чего в итоге пригодилась её детская художественная гимнастика и красивый бюст. Сто долларов от заведения да то, что насуют в трусы, составляло неплохую сумму.
«Сто дней до приказа, сто дней час за часом ждут солдаты сладких снов, ждут девчонки пааацаноов!» – грохотала модная в то время песенка. Лариса работала у шеста, чётко следя за дистанцией: достаточной для того, чтобы мужская рука могла сунуть купюру, но не могла схватить за ногу саму Ларису. Свет был выставлен так, что она видела только руки. С вытатуированными перстнями, с перстнями настоящими, с маникюром... Лиц она не видела (и слава богу), но улыбалась примерно туда, где должно было находиться это самое лицо.
Отработав номер, она влетела в гримёрку. Там уже переодевалась стриптизёрша рангом пониже – та, которая работала на столах и зарабатывала в основном на сексе с клиентами. Сквозь сероватый загар солярия на её бедре проступал отпечаток мужской пятерни. Девчонка замазывала его тональным кремом и подпевала очередной песенке. На мгновение Ларисе показалось, что зрачки маленькой дурочки блеснули розовым – как будто отразилась задняя стенка безмозглого черепа.
Лариса вытащила из трусов наличку. Рубли, доллары, финские марки – и записку. «Может, выпьем ещё? Я буду тебя ждать. Костя»
– Лорик, сходишь к французам в кабинку, а? – вбежал в гримерку Вовик. По штатному расписанию он значился «менеджером», но его обязанности больше подходили должности сутенера.
– Вовик, ты же знаешь, что не пойду, я женщина замужняя. Вон, предложи Лизке – ей вечно деньги на тональник нужны – синяки на коленках замазывать.
– Они тебя хотят! Ты ж наша прима!
– Потому я и прима, что трусов не снимаю. Ни у шеста, ни в кабинке. Отвянь, Вовик, а то шефу настучу.
– Ну да, ты у нас на особом положении. Ты с ним спишь, вот и кобенишься.
– А кто мешает тебе с ним спать и кобениться, дорогой?
Вовик густо покраснел: спать с шефом ему мешала исключительно гетеросексуальность последнего. Поэтому Ларисе он завидовал лютой завистью. А зря. На самом деле шеф был давним Ларисиным другом – еще с тех пор, как она фельдшерила на «скорой». Тогда она отвезла его с пулевым ранением к знакомому хирургу, который на дому обработал простреленное плечо и ни слова не сказал милиции. Хирург за молчание получил приличную сумму, а Лариса – работу и покровительство от хозяина. С шефом она никогда не спала: «Друзей не надо ебать, с друзьями надо дружить!» – часто говорил хозяин кабака.
К трём часам ночи работа была закончена. Костик сидел в окружении пустых пивных бутылок – бутылочное пиво дешевле разливного.
– А пойти-то нам некуда, – спокойно сказала Лариса, усаживаясь за стол.
– М-м-можно ко мне, – сказал хорошо поддатый Костя. Опьянение придавало ему какую-то беззащитность и странную привлекательность, и Лариса согласилась.
Костя жил в коммуналке посреди Невского проспекта. Жил он с мамой, но мама существовала внутри собственного мира: днем она в своей загородке смотрела телевизор, ночью уходила гулять с собакой, возвращалась только утром, собрав все пустые бутылки в округе. Так что к приходу Ларисы с Костей комната была свободна.
Лариса много позже разобралась в том, почему она рухнула в отношения с пьющим школьным завучем. Нравились ей совсем другие мужчины – брутальные, со звериными повадками, не слишком умные, от которых пахло криминалом и опасностью. В постели они брали Ларису, как вещь, и она испытывала от этого острое унизительное наслаждение.
С Костей было по-другому. Не он брал её – она затягивала Костю в своё лоно, как будто хотела «родить его обратно», вобрать в себя. Она была сильнее, а он нуждался в защите. Нуждался так, что через месяц она сказала мужу, что уходит. Пусть подыщет себе компаньона – снимать квартиру.
Муж пожал плечами и помог собрать вещи. На прощанье Лариса поцеловала его в щеку, он погладил её по голове, и то, что произошло минутой позже, прямо в прихожей, было тоже – на прощанье.
Лариса стала жить в коммуналке. Она нашла общий язык с соседями – хватило одного визита шефа с его «мальчиками», чтобы соседи стали тихо обходить её в коридоре. Глядя на то, как бедно и расчётливо живет Костина мать, Лариса попыталась её подкормить.
Старуха равнодушно отодвинула от себя тарелку с деликатесами и покачала головой.
– Вы меня не любите? – в лоб спросила Лариса.
– Любить мне тебя не с чего, но и ненавидеть тоже. – Костина мать закурила «Беломор». – Ты хорошая девка.
– Тогда почему не едите?
– Не хочу привыкать, Ларочка. Потом поймёшь.
...«Потом» случилось через пару месяцев. Лариса поняла, что Костя – алкан. Самый обычный, клинический алкоголик. Утро начиналось с пива, вечером они шли в гости, и там уже была водка. Возвращаясь домой, Костя догонялся тем, что оказывалось под рукой, – не важно чем, лишь бы покрепче. Лариса незаметно стала пить, не отставая, пока не поняла, что на носу госэкзамены.
К тому времени она уже знала о том, что Костя – безотцовщина, что родила его мать поздно, «для себя», от дворового алкоголика. Что в Питер они переехали из южного городка, обменяв двухкомнатную квартиру на комнату с доплатой, потому что Костя подсел на героин, нужны были деньги на лечение и требовалось увезти сына подальше от его знакомых...
С героина Костя слез самым распространённым способом: он «сел на стакан». Не успела Лариса осмыслить простенький тезис «А оно мне надо – жить с человеком, который во сне потеет перегаром?», как Костя пришел домой со странным выражением лица.
– Ты знаешь, у меня подозревают туберкулёз. Ты меня теперь бросишь, да? – виновато спросил он, вертя в руках большой картонный конверт.
– К тридцати годам большинство жителей мегаполисов инфицировано туберкулёзом, – спокойно сказала Лариса. – Покажи-ка снимки.
Она вытащила из конверта противно дрожащие рентгенограммы и подоткнула их под оконную раму.
– У тебя нет туберкулёза. – Лариса улыбнулась. – По крайней мере, на этих снимках его не видно.
– Но всё равно меня кладут на обследование.
– Ну, полежишь, отдохнёшь. От пьянства заодно.
На следующий день Лариса собрала передачку для Кости.
– Куда ехать-то, знаешь? – спросила Костина мать.
– Знаю, конечно. Мы в тубдиспансере туберкулёз и проходили.
– А он не там лечится, у него блат в больнице за городом.
– В какой это больнице? – вкрадчиво спросила Лариса.
– А в Усть-Ижоре.
Лариса почувствовала странный холод в солнечном сплетении. В Усть-Ижорской больнице можно было лежать только с одним диагнозом.
В тот день к Косте она не поехала. Позвонила мужу и сказала: «Кажется, мы влипли». «Приезжай», – ответил муж.
– Прекрати психовать. Я неделю назад сдавал анализы, у меня нет ВИЧ.
– Зато у меня наверняка есть.
– Сдай анализы – узнаешь.
– Я боюсь.
– А чего бояться? Он у тебя уже либо есть, либо его нет. Если есть – будет повод осмыслить собственную жизнь. Если нет – тоже. Езжай к своему завучу и выясняй детали.