Страница 23 из 23
– А как же ночью?
– А ночью поднимали фонари с цветными стеклышками… ну, слава богу, вот и ответ пришел!
Ребятки не подкачали! В телеграмме приказывалось оказывать мне всяческое содействие и любым способом обеспечить дорогу в Москву. Подписано было самим Николаем! Путейцы как-то сразу подтянулись, поедая меня глазами в ожидании распоряжений.
– Доложите обстановку! – тихонько скомандовал я.
– Докладываю, что отсюда и до самой Малой Вишеры нашей службой движения организована великолепная пробка! – сказал первый путеец.
– С какой целью? – удивился я.
– С целью недопущения подвоза подкреплений и припасов к войскам «Англичанина»!
– Так что, проехать никак невозможно?
– Ну, разве что «англичане» начнут сбрасывать составы под откос, чем они вроде уже и занимаются… Ничто! Мы им еще из тупиков вагончиков подгоним!
– Так что же, выходит, и мне никак не проехать до Москвы?
– Да отчего же вам не проехать? Для своих у нас всегда нужная возможность отыщется!
– Как же проехать, если все главные пути забиты? – опешил я.
– Вы, сударь, Лескова читали? – усмехнулся путеец. – Там, в «Леди Макбет Мценского уезда» озорной приказчик так молодой купчихе говаривал: мол, душа моя! И что за люди тебе раньше встречались, что только через дверь им в твою горницу и дорога?
– Пойдемте, сударь, мы вас проводим! – вежливо взял меня под локоток второй путеец.
…Пролезая под вагонами составов, действительно, без конца и края, насколько хватало глаз, забивших внеклассную, магистральную станцию Бологое, мы с моим провожатым наконец выбрались к невысокой узенькой платформе, сиротливо жавшейся пообочь главного хода. Путь перед этой платформой, на удивление, был свободен – и поэтому некоторая его неправильность сразу бросилась мне в глаза… На пути было три рельса!
– Что это такое? – указал я пальцем на это излишество. – Зачем он?
– А мы уже и не в Бологом, то есть не в самом Бологом, а на станции примыкания Бологое! А это, знаете, станция, расположенная на магистральной линии общей сети, к которой примыкает один или несколько подъездных путей от разных частных промышленных предприятий… Вот сюда, например, подходят усы узкоколейной железной дороги, потому и сделан профиль пути так, что по ней могут ходить одновременно как узкоколейные, так и нормальные поезда! – с законной гордостью объяснил железнодорожник.
– Хитро! – одобрил я. – А куда идет эта узкоколейка?
– Да никуда она не ведет! – усмехнулся путеец. – Теряется среди тверских густых лесов и хладных блат… так, во всяком случае, комендант-«англичанин» думает!
Невдалеке раздался хриплый гудок, и к платформе подъехал удивительный паровозик…
Представьте себе, что два паровоза аккуратно разрезали пополам, по будку машиниста, а потом соединили их на манер карточных валетов – так, что оказались на получившемся шедевре две зеркально расположенных расширяющихся кверху трубы, два паровых котла, заваленные поверху уложенными в проволочную клетку аккуратно напиленными березовыми чурочками, два водяных танка над тремя огромными красными колесами с каждой стороны паровозика и два ярко-алых паровозных дышла…
– Ух ты! Вот это диво! – оторопел я.
– Да ничего особенного, машина системы русского инженера Ганса Ферли, постройки Коломенского завода…
– А зачем? Чтобы не разворачиваться, да?
– Конечно! На узкоколейке поворотный круг или станционный «треугольник» не враз и сделаешь. Ну и заодно у машины получается двойная тяга. Потому как паровая машина может ходить с одинаковой скоростью что вперед, что назад – реверс переключай, и только…
К удивительному паровозику была прицеплена парочка совсем уже игрушечных вагончиков.
– Что, это для меня одного? Целых два? А седалище-то у меня все же одно!
– Так, сударь, один вагон, прицепленный сразу за паровозом, будет излишне мотать на кривых! – не принял шутку путеец.
Внутри вагончик оказался еще более уютным, почти что кукольным. Севши на вкусно пахнущую свежим деревом скамейку у высокого и узкого окошка, я наблюдал, как за опущенным стеклом (для чего мне пришлось потянуть за кожаный ремешок) неторопливо, со скоростью пятнадцать верст в час, проплывают дома и домики железнодорожного поселка, за которыми мелькнула на миг гладь широкого озера… а потом вдруг сразу начался глухой лес. Темные ели склоняли свои лапы прямо к оконцу так, что их хвоя царапала стекло, а в вагончик проникал густой, смолистый дух.
Иной раз наш маленький поезд шел по высокой песчаной насыпи над необъятными печальными болотами с кривыми осинками на рыжеющих осокой кочках, а потом вновь нырял в зеленый лесной сумрак.
Ельники сменялись звенящими сосновыми борами, потом красные стволы корабельных сосен вдруг вытесняли радостно белеющие березовые рощи.
Иной раз паровоз вдруг тормозил на широкой поляне, и машинист с помощником, весело матерясь, забрасывали сверху на котел дрова из сохнущих возле самых путей поленниц, сложенных в виде высокого, крытого берестой стога.
А один раз поезд остановился на деревянном мостике через узенькую лесную речку, и машинист, спустив в ее медленные, черные от торфа воды брезентовый шланг, заполнил доверху водяные танки.
К ночи, когда за оконным стеклом заметались в лесном мраке грозно ухающие филины, ловящие убегающих из-под паровозных колес мышей, и в вагоне затеплилась свечка в слюдяном фонаре (она горела и раньше, просто за светом зари была не видна), мы вдруг вырвались из дремучего леса и остановились среди путей небольшой станции, на деревянном одноэтажном вокзале которой в уютном свете керосиновых фонарей была видна надпись: Сонково, В.-Р. Ж. Д.
Ого, куда меня занесло! Это ведь магистральная ветка, идущая на Рыбинск и Иваново с московского Савеловского вокзала, через Калязин и Углич! В мое время никакой узкоколейки между Бологим и Сонковым и в помине не было…
– Так чо, Ваше Превосходительство, так ведь ея и таперича, как раньше не бывало, так и по сю пору в помине нет как нет! – отрапортовал мне бравый ДНС[54] в непременной красноверхой фуражке.
– Так как же мы тогда сюда проехали? – улыбнулся я.
– Не могу знать-с… а только наши паровозники с УЖД где хош проедут! – подмигнул ДНС.
– Без рельсов, что ли? – подколол я.
– А на чо им те рельсы? – делано удивился ДНС. – Коли рельсов будет недостача, так они вместо шпал дрова уложат, а рельсы будут снимать позади поезда, и перед паровозом вновь укладывать…
Эх, силен русский человек! И не англиканскому плоскому уму его понять… вот нарисовано на ландскарте, что нет никакой узкоколейки между Бологим и Сонковым (а соединительную ветку широкой колеи нынче только еще проектируют), значит, ее и нет. И ведь действительно, что нет…
А ведь мы – проехали. И в космос мы опять первыми полетим! И на Марсе будут яблони цвести. Причем исключительно антоновские…
Пожав мозолистую руку смущенным паровозникам («Да чо! Да мы-то чо, да ничо… Чо там, подумашь, эка невидаль!»), я в сопровождении ДНС направился к тупику, где уже шипел парами ожидающий меня почтовый паровоз с двумя (опять двумя!) прицепленными к нему вагонами.
Да! These stupid Russian pigs, which are unable to properly arrange transport by rail[55], минута в минуту четко организовали мне пересадку с узкоколейки на литерный поезд широкой колеи… Умеют же наши работать, что и говорить. Когда захотят…
Никогда в жизни своей я не ездил в салон-вагоне… Вот ведь, однако, довелось!
Заботливо поддерживаемый под локоток проводником, я поднялся, придерживаясь натертых ароматным воском дубовых поручней, на широкую площадку четырехосного пульмана.
За широким коридором следовал вход в кабинет, оснащенный широким двухтумбовым столом и солидной министерской мебелью. На окнах парчовые шторы. Оконная рама, подоконник, стол, двери – отделаны деревом ценных пород. На полу мягчайший персидский ковер. К кабинету примыкала спальня с огромной кроватью. Ого! На такой кровати в одиночку спать просто опасно, потеряешься…
54
Дежурный начальник станции, аббревиатура еще времен Николаевской дороги. Как и красноверхая фуражка.
55
Эти глупые русские свиньи, которые не в состоянии нормально организовать железнодорожные перевозки (англ.).
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.