Охотники за пришельцами

— А почему они к нам подключаются, а не ко взрослым?

— Понимаешь… — Шутик взглянул на поплавок, но тот никто снизу не тревожил. — Взрослые, кроме некоторых, уже не то… По ним уже не узнаешь, кто на что способен. Ну, о чем они думают, кроме магазинов, тряпок и кухни?

Шах кивнул.

— Это женщины. А мужчины?

— Думаешь, они лучше? Эти только о политике. Вот мой папа. Сидит после работы — в руках у него газета, телевизор включен и радио на подхвате. Я ему иногда говорю: тебе бы, па, пять голов, как у змея Горыныча, ты бы тогда и читал, и слушал, и думал, и говорил, и еще чем-то занимался. Он отмахивается. Многоглавых змееев, говорит, скорее всего, эволюция произвела в поисках совершенства и предчувствуя будущее, а Иваны-дураки их всех перебили. Только в сказках они и остались… Так что, — заключил Жутик, — инопланетянам интереснее к нам подключаться — они, наверно, по-настоящему-то не скоро к нам прилетят, вот и присматриваются к школьникам.

Кит помолчал, потом добавил:

— Конечно, они и к взрослым, наверняка подключаются, но мы-то об этом едва ли узнаем…

(Понятно, что директор их школы, Николай Александрович, ни при каких условиях не мог поделиться с Балашовым своими мыслями о том, как именно он пробивал временные "потолки"…)

— Ну и что мы с тобой будем делать? — Шах Жутику поверил и смотрел уже на себя, как на объект в руках и отличника, и инопланетян.

— Я взял, во-первых, тебя под свой контроль, — был ответ. — А во-вторых, ты должен быть сейчас очень внимательным — не услышишь ли вдруг их голосов. Они ведь могут тебе приказать что-нибудь сделать. Если такое случится, сразу докладываешь мне. А дальше мы решим, что предпринять. — За этим "мы" виделось единоличное Жутиково "я".

Снова зашлепали кроссовки, Даня оглянулся — дядя Леша!

Издали дядя Леша походил на старенького бегуна. Он трусил, шлепая и шаркая подошвами разбитых кроссовок, прямо к ним. От физкультурников он отличался тем, что был с грязной холщовой сумкой, останавливался через каждые восемь метров и хватался за сердце. Лицо у него было фиолетовое, как, может быть, у марсианина.

Дядя Леша спешил к заветной бутылке, где его ожидало воскресение из мертвых.

Он прошаркал мимо рыбаков, свернул с асфальтовой дорожки и стал подниматься по крутому склону, цепляясь руками за росистую траву.

— Прямо альпинист-восьмитысячник, — безжалостно прокомментировал это физическое упражнение алкоголика Жутик. Как все ученые, алкашей он презирал.

На поплавки охотники уже не смотрели. Они не сводили глаз с кустов, за которыми скрылся дядя Леша. Там, в нише недостройки, прикрытой молодым деревцем, была у дяди Леши нычка, которую они вчера вечером опустошили для пользы своего дела.

Оба живо представляли: вот он добрался на карачках до ниши, разгребает листья, которым накрыл вчера бутылку… ее нет! Он лихорадочно шарит в нише… и вот понимает, что нычка разграблена!

Из-за кустов раздался такой жуткий вопль, что охотники струхнули. Они подумали, что дядю Лешу укусила змея или что он умирает от разрыва сердца. Они бросили удочки и кинулись к склону.

Кусты там раздвинулись и показался дядя Леша. Более несчастного взрослого человека шестиклассники не видели ни разу в жизни. Беззубый рот алкаша был раскрыт, глаза вытаращены, жидкие волосики на голове стояли дыбом, будто дядя Леша только что увидел в недостройке черта. Сорокалетний мужчина плакал!

— Ук-рали! — еле выговаривал он. — Ж-жизни ли-шили! У кого поднялась рука?! — Он воздел грязные, в лохмотьях желтых листьев пятерни и потряс ими. Можно было подумать, что у него увели этой ночью сундук с сокровищами капитана Флинта, а не бутылку с двумя глотками дешевого вина.

Дядя Леша увидел ребят.

— Вы взяли мою бутылку?! — закричал он. — Убью! — Ринулся к ним, но зацепился ногой за куст и рухнул на землю. Встать он не мог и, в миг обессилев, уткнулся лицом в мокрую траву.

Охотники переглянулись и покачали головой. Надо было приниматься за дело. Два змея-искусителя осторожно двинулись к уткнувшемуся лицом в мокрую траву мужчине.

— Дядь Леш, — вкрадчиво начал Жутик, — а, дядь Леш…

Алкаш не поднимал головы: жизнь, должно быть, для него кончилась.

— Дядь Леш, — все равно продолжал Жутик, — а где вы те фрукты берете?

Пьяница повозил в ответ лицом по траве: не скажу.

— Дядь Леш, — сказал тогда Беляш, — а у нас для вас кое-что есть…

Несчастный показал им грязное, заплаканное, в травинках лицо. Искуситель Жутик снял с плеч сумку и вытащил из ее празднично-яркую запечатанную бутылку.

— Дай! — захрипел дядя Леша и протянул к бутылке руку с черными ногтями.

Оба от алкаша отодвинулись. Дело прежде всего.

— Дадим, — пообещал Жутик, — всю бутылку отдадим, если скажете, где брали те фрукты.

— А зачем вам знать? — Дядя Леша нашел в себе силы сесть и вытереть мокрые руки о штаны. — И вы хотите зарабатывать? Ай-яй-яй! — покачал он головой, — А еще школьники!

— Мы зарабатывать не хотим, — сказал Беляш, — нас другое интересует.

— Скажу, — пообещал дядя Леша, — если выпью глоточек. У меня на следующие слова сил не хватит. А то и вообще возьму и умру — тогда во веки веков ничего не узнаете.

— В логике ему не откажешь, — по-взрослому проворчал Беляш и предпринял еще одну попытку отстоять свое: — Бутылка пробкой заткнута, а штопора у нас нет.

— Это ничего, — заранее обрадовался алкаш, у меня штопор всегда при себе! — Он выхватил из рук Жутика бутылку и воткнул в пробку палец с черным, будто железным ногтем. Через пять секунд он уже припал к горлышку.

Охотники еле отняли бутылку у дорвавшегося до портвейна дяди Леши. Впрочем, тот, жадничая, успел выпить совсем немного, потому что пробка внутри бутылки мешала вылиться вину.

— Говорите, где фрукты, — потребовал Жутик, — тогда еще получите.

Алкаш осмысливал глоток, который сделал, и дожидался его действия.

— Есть те фрукты, есть, — сказал он наконец, — здесь, в лесопарке они. Много, всем хватит… Дай-ка бутылку: я уже вон сколько сказал.

— Мало, — отрезал Жутик, — это дорогущий портвейн. Мне за него дома голову оторвут.

— И правильно сделают! — неожиданно ожесточился дядя Леша. — Потому что ты нехороший мальчик. — Произнеся эти слова, дядя Леша перешел на педагогический тон: — Я, может быть, именно сегодня хотел завязать, а ты меня спаиваешь. И чем? Краденым портвейном! Да еще коллекционным! Это ли не преступление?! Конечно, тебе нужно оторвать голову, — убежденно проговорил он и вдруг закричал: — Отдай бутылку! — Алкаш рванулся к Жутику, но тот оказался проворнее — передал вино Дане, после чего оба отскочили на шаг.

— Сейчас уйдем, — пригрозил Кит алкашу, — вино выльем, а бутылку в озеро бросим. Все равно домой ее нельзя теперь нести.

Этого дядя Леша не выдержал. Он снова заплакал.

— Вот, — жаловался он неизвестно кому, — вот как издеваются! Видят, что человек больной, истощенный, и делают с ним что хотят. — Слезы с трудом пробивались сквозь полуседую щетину на его щеках, повисали на подбородке.

— Отдай ему бутылку, — прошептал Даня, — ну его. Жалко…

— Нельзя, — жестко ответил Жутик, — испортим всю операцию. Как можно!

— Дядя Леша, — всё тем же неумолимым тоном сказал Жутик, — или вы рассказываете про фрукты, или мы уходим!

С педагогики алкаш перешел на философские заключения — видно, глоток уже подействовал на него:

— Вот какие пошли у нас дети, — объявил он, — жестокие, расчетливые, бессердечные… у родителей вино воруют… Не на кого больше надеяться, не на кого положиться. Смена наш, — подвел он итог, — потеряла всякий стыд!

— Дядя Леша! — взмолился Беляш. — Ну что вы выступаете! Время же уходит, нам скоро в школу пора. Честное слово, уйдем!

Алкаш с трудом поднял голову.

— Ладно, — сказал он, — всё расскажу. Было бы мне одному нужно — молчал бы до самой смерти. Но ради людей, — дядя Леша решительно встал, — ради людей на всё решусь! Пошли! — скомандовал он. — Пошли за дядей Лешей — он не жадный, как некоторые. Ему ничего не нужно — он всё отдаст. Давай, я бутылку понесу, у меня больше опыта.