Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 48 из 80

— Наверное, это и есть та самая прозрачность, о которой говорил Гамини, — заметил Ранджит.

Второй документ касался более насущных дел. Он информировал о том, как Генеральный секретарь ООН, соблюдая максимальный уровень секретности, позаботился о создании независимого совета государств, под эгидой которых планировалось осуществлять «Pax per fidem». Были перечислены члены этого совета, начиная от Багамских островов, Брунея и Кубы и заканчивая Тонгой и Вануату. Входила в этот список и Шри-Ланка. Также здесь более внятно трактовалось понятие прозрачности. Члены совета «Pax per fidem» наделялись полномочиями для создания независимой инспекции, к работе которой предъявлялись все те же требования прозрачности.

— Думаю, — сказала Майра, когда они наконец выключили свет, — тебе хотят предложить работу в этой инспекции.

Ранджит зевнул.

— Может быть, но прежде чем соглашусь, я постараюсь получить более ясное представление о том, чем мне предстоит заниматься.

На следующее утро Гамини постарался ответить на все вопросы, возникшие у Майры и Ранджита.

— Я поговорил с отцом насчет твоих будущих обязанностей, — сказал он. — Свободы, Рандж, у тебя будет хоть отбавляй. Он уверен, что в рамках «Pax per fidem» ты сможешь ездить куда угодно и видеть все, чем мы занимаемся, с одним-единственным исключением. Это исключение — все, что связано с «Бесшумным громом». Ты не будешь знать о том, сколько у нас оружия и что мы собираемся сделать с его помощью. Это неизвестно никому, кроме членов совета. Но все остальное — пожалуйста. Ты сможешь присутствовать на большинстве заседаний совета и ставить на обсуждение любые возникающие проблемы.

— Но давай допустим, — вмешалась Майра, — что Ранджит выявил проблему и поставил ее на обсуждение, только никаких мер принято не было.

— Тогда он имеет право сообщить об этом мировой прессе, — ответил Гамини. — Вот что означает «прозрачность». Ну, Рандж, что скажешь? Будут еще вопросы, прежде чем ты присоединишься к нам?

— Будет несколько, — мягко проговорил Ранджит. — Насчет членов совета. С твоих слов я знаю, что они время от времени заседают. И о чем они говорят на своих заседаниях?

— Ну, — сказал Гамини, — в основном о планировании. Нельзя устраивать смену режима, не позаботившись о том, чтобы после такой операции население представляло собой общество, способное выжить в новых условиях. Это мы усвоили на опыте Германии после тысяча девятьсот восемнадцатого года и в Ираке после две тысячи третьего. Дело не только в том, чтобы как можно скорее обеспечить население продуктами питания и электроэнергией, чтобы мобилизовать местную полицию на борьбу с мародерством и так далее. Нужно дать людям возможность сформировать собственное правительство. И конечно, надо думать о будущем. Кое-где идут локальные войны, в других местах существует угроза возникновения вооруженных конфликтов, и совет следит за всеми такими регионами.

— Погоди минутку, — снова вмешалась Майра. — Ты имеешь в виду, что «Бесшумный гром» может быть применен в других уголках планеты?

— Дорогая Майра, — широко улыбнулся Гамини, — почему ты решила, что мы собираемся остановиться на Северной Корее? — Тут он заметил, как Ранджит и Майра изменились в лице, и несколько обиженно спросил: — В чем дело? Не хотите же вы сказать, что не доверяете нам?

Ответила Майра — вернее, это был не ответ на последний вопрос Гамини, а реакция на все сказанное им:

— Гамини, ты, случайно, не читал книгу под названием «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый»? Она вышла в Англии в середине прошлого века, и написал ее Джордж Оруэлл.

Гамини нахмурился.

— Конечно читал. Мой отец — большой поклонник Оруэлла. Хотите сказать, что мы уподобляемся Старшему Брату? Но не забывайте: Генеральный секретарь ООН получил у Совета Безопасности единодушное одобрение всех наших действий!

— Я не это имею в виду, дорогой мой Гамини. Помнишь, как разделен мир в книге Оруэлла? Там всего три государства: Океания, под которой Оруэлл подразумевал прежде всего Америку, Евразия, то есть Россия, которая в ту пору еще была Советским Союзом, и Остазия, то есть Китай.

Тут Гамини обиделся не на шутку.

— Ну будет тебе, Майра! Это уже слишком. Не думаешь же ты, что страны, которые создали «Pax per fidem», собираются поделить между собой мир?





Майра вновь ответила вопросом на вопрос:

— Гамини, я не знаю, какие у них намерения. Надеюсь, что самые благие. Но если все-таки они вознамерятся поделить мир, что сможет им помешать?

Когда Гамини ушел (оставшись их другом, и очень близким другом, с которым они теперь могли видеться очень редко), Ранджит обратился к жене:

— Ну и что же нам теперь делать? Президент освободил меня от работы в Пасадене. Я сам отказался от должности, которую он предложил через Гамини. — Ранджит нахмурился и добавил: — Отец Гамини тоже хотел, чтобы я согласился. Думаю, его не обрадует мой отказ. Интересно, в силе ли еще предложение поработать в университете.

28

Работа

Какими бы отрицательными чертами характера ни был наделен доктор Дхатусена Бандара, среди них не было мстительности. Университет с распростертыми объятиями принял доктора (пусть и почетного) Ранджита Субраманьяна в качестве преподавателя на математическом факультете. К работе он смог приступить сразу же, а следовательно, и зарплату ему стали начислять с первого же дня. Кроме того, университет охотно подыскал должность и для доктора (не почетного, зато самого настоящего) Майры де Соуза-Субраманьян. Конечно, было принято во внимание, что у нее не такая высокая ученая степень, как у ее мужа, следовательно, и жалованье должно быть поменьше. Но все же…

Но все же они полетели на Шри-Ланку!

Если президент Соединенных Штатов и был недоволен отказом Ранджита, он по этому поводу ничего не сказал. Да и никто другой это никак не прокомментировал. Ранджит забрал из кабинета личные вещи, и в этом ему помог служащий, по совместительству сотрудник Департамента внутренней безопасности. Но домой к Майре и Ранджиту никто не явился, никто не провожал их в аэропорту, никто не тревожил на борту самолета. Наташа смирно сидела в детском кресле.

А в аэропорту Коломбо их, конечно же, встретила мефрау Форхюльст, решившая, что они должны снова поселиться в ее доме.

— Пока не найдем квартиру, — сказала Майра, обнявшись с Беатрикс.

— Живите, сколько хотите, — ответила мефрау Форхюльст. — Йорис в этом со мной солидарен.

В пору учебы, когда Ранджиту хотелось как можно скорее выбраться отсюда, университетские аудитории казались ему маленькими, тесными. Но теперь новоиспеченному профессору любая аудитория представлялась залом суда, в котором он — обвиняемый. Глаза юношей и девушек следили за каждым его движением, студенты ждали великих откровений от доктора Субраманьяна, погружения в самые потаенные глубины мира математики.

Но Ранджит думал не только о том, как насытить этих жадных до знаний птенцов, но и о том, чем именно их кормить. Когда ученый совет университета утверждал Ранджита на должность профессора, его обязанности никто строго не оговаривал. Ему самому следовало решить, чему он будет учить студентов. А для этого нужен был план.

Но у Ранджита не было плана.

Он понимал, что ему нужна помощь. И надеялся на содействие доктора Давудбхоя, который столь благородно повел себя в деле о похищенном пароле преподавателя математики.

Доктор Давудбхой по-прежнему работал в университете. В результате естественного отбора (кто-то умер, кто-то ушел на пенсию) он поднялся на пару ступеней по служебной лестнице. Однако, когда Ранджит обратился к Давудбхою за помощью, оказалось, что он мало чем может помочь.

— О, Ранджит! — обрадовался он. — Можно, я буду вас так называть? Вы же понимаете, в нашем маленьком университете не так много звезд мирового уровня. Ученый совет очень хочет, чтобы вы работали здесь, но понятия не имеет о том, что с вами делать. Вы же понимаете, что на самом деле вам не обязательно надрываться на преподавательском поприще? У нас на факультете мало сотрудников, которые в основном занимаются научными исследованиями, однако такая возможность есть.