Страница 10 из 10
- Будут тебе огнеплюйки.
- Откуда? - повторил вопрос Финк.
Барабаш посмотрел на зависшее в зените солнце, вздохнул, и указал Еремею на чахлые заросли каких-то колючих кустов в четверти версты от дороги. Привал?
Да, привал. Почти голые ветки со свернувшимися от зноя листьями все равно создавали маломальскую тень, и казалось, будто бы жара отступает и можно хоть чуть-чуть перевести дыхание.
- Хреново, Ерема?
Вместо ответа бывший профессор попытался залихватски сплюнуть, показывая, как настоящий роденийский солдат относится к трудностям похода, - "или бегства?" - но в пересохшем рту не нашлось слюны.
- Терпимо, Матвей.
- Ага, - оживился старший десятник, и достал из-за голенища сапога сложенную карту. - Вот смотри.
Грязный палец с обкусанным ногтем ткнулся куда-то в переплетение замысловатых линий и непонятных значков.
- Видишь?
- Вижу, - согласился Еремей. - А что тут?
- Соляная шахта.
- И что?
- А то самое! - ноготь сдвинулся выше и левее. - А вот здесь наши "добрые друзья" устроили склад трофеев.
- Зачем? - недоумение Финка звучало искренне.
- Как это зачем? Без трофеев войны не бывает, - Матвей для вящей назидательности даже поднял вверх указательный палец.
- Так пиктийцы нашим оружием пользоваться не могут, - обоснованно возразил Еремей.
- Хм… - Барабаш снял шлем и почесал затылок. - А вдруг головожопых захотят вооружить?
Сказал, и сам не поверил в собственные слова. Скорее небо упадет на землю, чем надменные пиктийские аристократы доверят дикарям хоть что-то магическое. Магия - удел избранных. И негоже всяким там вонючим и кривоногим сынам степей лапать грязными руками чистое и светлое… Недостойны, короче! Ведь никому же не придет в голову дать огнеплюйку волосатому зверю аблизьяну с Эриванских островов? Нет, не придет, ибо неофициальным девизом Империи с давних времен стало высказывание одного из их правителей: "За хребтом людей нет!"
Надо заметить, что Пиктия всегда существовала наособицу. Отделенная от остального мира Калейским хребтом и омываемая холодными водами Хмурого моря, она чувствовала себя в полной безопасности. А что - немногочисленные перевалы намертво перекрыты сторожевыми крепостями с сильными гарнизонами, флот охраняет побережье, а дракониры внимательно следят за небом. Чем не жизнь? Тем более что у главного соперника и вечного противника - Родении, драконы как-то не прижились. Сколько не старались их укоренить соратники Владыки - все впустую! От одного вида роденийского правителя несчастные рептилоиды начинали чахнуть, пухнуть… и дохнуть - в итоге.
- Ерема, ты меня слушаешь?
- Так ты же молчишь, - удивился Еремей.
- Да? - несколько смущенно произнес старший десятник и вернулся к карте. - Вот, значится… Заночуем в шахте.
- А утром на разведку?
- Зачем утром? Ночью и пойдем.
- Но…
- Солдат ночует тогда, когда позволяет обстановка, и это не зависит от времени суток! - Барабаш ободряюще хлопнул подчиненного по плечу. - Не боись, Ерема, сделаю из тебя справного воина. Хочешь в пластуны?
В пластуны Финк не хотел. Те ребята, конечно, все как один личности легендарные, но он-то мирный человек, и всю жизнь служить не собирается. Да и кончилась та жизнь. Совсем кончилась. Хорошо бы после войны вернуться в родной университет: к бестолковым студентам, к сволочному ректору, к пыльным свиткам биармийских рукописей… Но невысказанное желание проходило по разряду сказок, где-то между говорящими рыбами и кашей из топора.
Матвею, кажется, тоже безразлично, останется он в живых или нет. Может и не кажется, может оно так и есть на самом деле.
- Не хочешь, значит, - старший десятник правильно понял молчание Еремея. - Ну что, дальше топаем?
Вечер того же дня.
Еремей первый раз в жизни оказался в шахте. В настоящей шахте, на многие версты уходящей глубоко в землю. В камень, если точнее сказать. Будучи человеком сугубо городским, бывший профессор предпочитал чувствовать под ногами мощеные булыжником улицы, или доски тротуаров… или паркет университетских кабинетов, а под седалищем - мягкое кресло вместо трухлявого, выпавшего из крепи бруса. Вот не нравилась ему дикая природа, пусть и несущая на себе следы трудовой деятельности многих поколений. Даже дружеские выезды за пределы столичных стен, когда на вертеле над углями румянится хрустящей корочкой молочный поросенок, а в ледяной воде ближайшего ручья остужаются бутыли ракии, и те не любил. Скорее - терпел, да… Но всегда считал бездарной тратой времени и с огромным облегчением возвращался домой, к рукописям - ставшим родными и близкими. И заменившим родных и близких, что уж скрывать-то.
А вот в последние месяцы концентрация трогательного единения с природой, вплоть до спешного насильственного слияния - сугубо в целях выживания, стала настолько велика, что ну ее к Белоглазому! Даже облегчиться по-людски нельзя - все смотришь, как бы змея за самое дорогое не укусила. Суета срамная в общем, а не отправление естественных надобностей.
- Соль? - Финк дотронулся до низкого свода рукотворной пещеры, поблескивающего в слабом свете спрятанного под стеклянным колпаком сгустка огня, и лизнул палец. - Точно соль.
- Ты марципанов ждал? - ирония десятника опасно приблизилась к отметке "сарказм", но бывший профессор на удивление спокойно отреагировал на новую подначку.
- Я же не видел, как ее добывают.
- Ага, прямо в мешках в земле родится, - но и этот "укол" Матвея не достиг цели.
Насмешки старшего десятника стали привычным ритуалом и больше не вызывали обид или раздражения. Такой уж он уродился, ничего не поделаешь.
- Много ее.
- И это хорошо, - Барабаш заворочался, устраиваясь удобнее на расстеленном трофейном плаще. - Ни одна благородная сволочь нас не учует.
- Почему?
- Так соль же, - Матвей замолчал, полагая, будто единственного слова достаточно для объяснения.
- И чего? - повторил вопрос Еремей, у которого природная любознательность ученого пересиливала чувства усталости, голода и жажды. - Они же не кровососы?
- Есть какая-то разница? - пожал плечами старший десятник. - На ихнюю магию соль, чеснок и осина действуют точь-в-точь как на упырей.
- Э-э-э…
- Правду тебе говорю. Серебро, конечно, их не убивает, а в остальном очень похоже.
- Этого не может быть! - Еремей, никогда раньше не интересовавшийся особенностями пиктийского колдовства, сейчас пребывал в некоторой растерянности. - Они же темными нас называют, а не себя.
- Ну и что? - ухмыльнулся во весь щербатый рот старший десятник. - Меня вот бабы как только не называли… и знаешь, до сих пор ни лаять не начал, ни хвост не вырос, ни… х-м-м… остальное. Разве дело в названиях?
- В чем же?
- Ну как тебе объяснить? Ты, Ерема, маг?
- Нет.
- Вот видишь! А вовсю пользуешься магическими артефактами, огнеплюйками в том числе. Или взять вот эту лампу…
- В огнеплюйках энергия Владыки!
- А я про что толкую? Сами ничего не умеем, а магию успешно применяем. А ведь мы с тобой по мнению пиктийцев и есть темные людишки. Тундра неогороженная, так сказать.
Если у бывшего профессора и было иное мнение, то вслух оно не прозвучало. А старший десятник привстал, прислонился спиной к белесой от выступившей соли стене, и продолжил крайне познавательную лекцию:
- Да, Ерема, в Родении любой житель может купить в ближайшей лавке магическую хреновину и пользоваться в собственное удовольствие. У тебя дома кухарка была?
- Я в трактире столовался, - признался Финк. - Но какое отношение имеет кухарка к магии?
- Самое обыкновенное. Все эти подогревающие шкафы, самокрутные мясорубки, и прочее… даже хлебопечки, в конце-то концов.
- Уж не хочешь ли ты сказать, будто Владыка самолично занимается подобными мелочами? - с оскорбленным видом заметил Еремей.
- Зачем самолично? - Матвей уже не удивлялся дремучей невежественности профессора в любых вопросах, кроме древнего шаманизма северных народов. - На заводах все делают.
Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.