Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 3 из 12

– Я слышал много сказок. В том числе о всяких зверях с разных форм рельефа. Чем очередная сказка отличается от слышанных ранее?

– Мы передаем информацию и приносим ответ. И все. Чтобы получающий ее не пытался обидеть посланца.

– А тебя, значит, обидеть никто не хочет?

– Почему? Бывает. Но обидевший язык Ирбиса долго не живет. Таковы правила.

– Я играю без правил. И, кстати, давно хотел проверить правдивость местных легенд. Но, пожалуй, нет смысла посылать голову целиком. Достаточно языка, глаз и ушей…

«Стечкин» успел покинуть кобуру… Однако пришелец оказался быстрее. Пистолет отлетел в сторону, а в левом боку Осими вспыхнул костер боли, в доли мгновения охвативший все тело…

Как умирали во дворе бойцы его интернациональной армии, Искандер уже не слышал… Впрочем, они умирали тихо…

Окрестности Новосибирска, деревня Выселки

Байкал, обас-оюна, шаман

На пригорке, сбившись тесной кучкой, стояло с десяток деревянных, потрепанных жизнью домишек.

Байкал плотоядно улыбнулся. Русские еще спят, собаки с вечера прикормлены… Жестокие раскосые глаза молодого шамана полыхнули черным огнем. Джутпа на груди нетерпеливо дернулся, поторапливая хозяина. К бою! Гореть лупоглазым в аду!

Обас-оюна, черный шаман, взмахнул руками, подобно большой грозной птице, и под усиливавшийся гул десятков голосов ударил в бубен. Камни под ногами зашевелились, подчиняясь воле колдуна. Священное воинство рванулось к деревне, неся смерть… Эрлик открыл пасть, готовясь сполна испить свежей крови. Деревня сразу сжалась и потемнела, блестевшие в свете полной луны окошки померкли, будто светлый дух-хранитель вдруг отвернулся и ушел, оставив людей на произвол судьбы. Грянул взрыв, затем второй, и тут же барабанная дробь частых выстрелов разлетелась по равнине, вторя шаманскому бубну. Душераздирающие крики и багряные сполохи неистового огня щедро одаривали шамана, освещая искаженное злобой лицо, открывая ему тайные тропы к Белой горе; злобный Ютпу поднялся из воды, одобрительно качая бугристой головой, удовлетворенно прошипел: «Да, да, обас-юна, бей! Дай мне крови!»

Наверху полыхали дома, синеглазые демоны кричали от боли. Мансыр, ведший алтайское воинство, преисполнившись силой великого Тэнгри, белым волком рыскал по деревне, опрокидывая людей, вгрызаясь в горло, с хриплым воем пил горячую кровь, которая каждой каплей делала шамана сильнее. Байкал слышал свист пуль, разрывы гранат, стоны и предсмертные хрипы. Серебристым дождем секло русских их же оружие – пули, жужжа, вгрызались в беззащитную плоть. Шаман ликовал.

– Будьте прокляты, принесшие скверну в наши края! Прими их, Эрлик, держатель вечной тьмы!

Байкал неистовствовал. Удары бубна слились в один рокочущий гул, от которого гнулись деревья и танцевал полоумный Ютпу, и даже близкое пыхтение ожившего вдруг пулемета не могло помешать колдуну осуществлять свою месть.

Окрестности Новосибирска, деревня Выселки

Дмитрий Поляков

Сержант Поляков и сам не знал, что заставило его проснуться. Как толкнуло что-то. Привычно ухватив «АКС» за отполированное многочисленными прикосновениями цевье, он побрел к лестнице, ведущей на смотровую площадку.

По дороге сержант продолжал зевать, прикрывая рот кулаком. Эх, какую истерику закатила бы бабушка, увидев столь вопиющее бескультурье! Вот только давно уже нет бабушки… И родителей нет… Последний раз видел их, уходя на срочную… ставшую вечной…

Грустно улыбаясь собственным мыслям, сержант поднимался по скрипучей лестнице.

Смотровую площадку в свое время на скорую руку сообразили прямо на крыше бывшего сельсовета. Не мудрствуя долго, вогнали восемь столбов от ЛЭП по бокам домика, а на них кое-как сбили из досок подобие площадки с навесом. Потом, когда дошли руки, все доделали: приставили лестницу поосновательнее, обложили подъем кирпичами, нарастили борта, чтобы поднимающихся не сдувало. Тут и до Войны с ветрами проблемы бывали, а сейчас и подавно…

А устроить место под ПК сам бог велел, а не только Устав внутренней и караульной.

Поляков поднялся наверх, кивнул часовому. Тот отчаянно тер уставшие за смену глаза и зевал так, что сержанту за себя стало стыдно. Вот тут сразу видно было, что человек спать хочет, а не просто в тепле разомлел…

– Живой?





– Да что со мной сделается, – все же одолел зевоту часовой. – Поляк, чай будешь?

– Из малины нарубил? – уточнил сержант.

– Обижаешь! – довольно искренне обиделся солдат. – Личный рецепт! Малина, вишня и пара яблочных сушек.

– Уговорил, чертяка языкатый, – засмеялся Поляков. – Доставай термос! А рецепт точно не твой личный. Меня таким еще в тринадцатом Седьмой угощал, обзывая его «цыганским» чаем.

– Вот раз угощал, так и иди к нему! – ответил часовой, но все же плеснул подставленную кружку из термоса. Жидкость в полумраке показалась черной. Поляков на всякий случай принюхался.

– Че нюхаешь? Не моча! Так, плюнул пару раз.

– Если пару – значит, нормально!

И тут же с юго-восточной стороны рванули подряд две мины. И взлетела сигнальная ракета, засыпая ночное небо искрами звездок…

Поляков поперхнулся и громко выругался: чай в термосе толком не остыл, и кипяток плеснул сержанту на форму, достав до тела. Кружка полетела в сторону, кувыркнувшись в темноту.

В той стороне, откуда прошли подрывы, кто-то надсадно вопил на одной ноте. Шарахнуло где-то совсем рядом охотничье ружье. В ответ слаженно загрохотали автоматы. Бухнула граната.

– Мать твою! – заорал Поляков. – Проспали, придурки!

Вжикнула пуля, обдав обоих щепками. Сержант с рядовым переглянулись. Первый схватился за телефон, яростно накручивая ручку на бакелитовом корпусе. Второй сдернул брезент с пулемета и начал заправлять ленту, от спешки не попадая в приемник.

– Пятый – Точке! Пятый – Точке!

Заспанный связист на той стороне провода долго не мог сообразить, что от него требуется. Потом в трубке послышались команды, даже удалось разобрать, как взревел мотор. Все, теперь можно умирать….

Заплясал под боком «ПК», разбрасываясь обжигающими цилиндриками стреляных гильз. В кого, куда – непонятно.

Поляков выглянул из-за борта. Сразу же отпрянул обратно, чуть не получив пулю в голову. В «мертвой» зоне пулемета, на маленькой площадке перед «штабным» домиком, скопилось до десятка человек. Все чужие, местных сержант за полгода службы на этом посту выучил наизусть, благо их и было всего ничего, не больше пяти десятков.

Хотя стояла деревенька удачно, перекрывая в случае необходимости и речку, и трассу на Новосиб. Речка, конечно, не судоходная, но тем не менее… К тому же зимой по льду намного удобнее передвигаться, чем по дорогам… Вот и стоял тут пост в пять человек при двух автоматах, нескольких охотничьих ружьях и пулемете…

Заметив сержанта, пришельцы радостно загомонили. Несколько человек рванули к входу в дом, остальные начали азартно опустошать магазины по площадке. Стреляли не целясь, но довольно плотно.

Сержант упал, где стоял, тут же переполз в сторону, укрывшись за железобетонным столбом. За соседним спрятался часовой. Пули прошивали площадку напрочь. Поляков, наконец, сумел вытащить из тугого «клапана» разгрузки гранату и, отогнув усики, вырвал кольцо…

От взрыва немного заложило уши. Перед входом остались лежать тела. Кое-кто еще корчился, загребая ногами в кровавой грязи. Предохранитель на «ОД», и каждому недобитку в голову. Ничего не понятно, патроны надо беречь. Часовой выбрался из своего укрытия и кинулся к «ПК». Странно, но пулемет остался цел: пощадили старшего брата пули младших…

Кое-как заправив вторую ленту, рядовой начал бить короткими куда-то в другой конец деревеньки, благо маленькая, дворов тридцать…

Полыхнул соседний дом, стрельнув шиферинами крыши в разные стороны. Пламя высветило несколько силуэтов, сгрудившихся у забора. Тут же ударил «станкач», щедро раздаривая смерть. Силуэты разбросало. Сержант добавил туда из автомата, выпустив целиком магазин. Вогнал в приемник второй, передернул затвор: