Осознание

И Александра Сергеевна не пришла на это собрание. Мне даже посоветоваться было не с кем. Остальные женщины из нашего отдела тоже были бледны и даже не знали с чего начать поиск новой работы.

Даже когда всем велели расходиться, я оставалась сидеть, не смотря на тепло, кутаясь в свой пуховик. Ко мне подошел один из молодых офицеров глядящих и спросил:

- А ты что сидишь? Я подняла на него глаза и не сразу, но ответила. Ответила честно и искренне:

- Мне идти некуда.

- Как это? - Спросил он. Я пожала плечами и вдруг призналась, не ожидая даже от самой себя:

- Из гостиницы меня вечером выпрут, если не получу новое предписание на вселение. Работы меня лишили. Моего друга убили, ваши… Мои друзья среди ваших, меня видеть не хотят… Мне просто некуда идти. Так уж получилось.

Не знаю, насколько он понял мою сбивчивую речь, но смотрел он на меня как-то странно. Толи сочувственно, толи опасливо. Я не поняла тогда этот взгляд, я даже не задумалась над тем, почему этот симпатичный парень изволил подойти ко мне. Сидела бы и сидела дальше. А вот нет…

- А ну не вешать нос. - Сказал офицер. - Что типа, жизнь кончилась? Сколько тебе лет, чтобы так говорить устало? Поднимайся, пошли со мной. Я что-нибудь придумаю.

Он сказал это немного жестоко и надменно, но у меня и выбора-то не было. Я встала и пошла с ним. Мы вместе поднялись на третий этаж, и он велел мне сидеть в коридоре и ждать его. А сам зашел в кабинет, который раньше занимал помощник мэра по социальным вопросам. Его не было минут пять всего, и когда он вышел, то просто поманил меня. Я поднялась и вошла в кабинет. Там сидела незнакомая мне женщина в темном платье с накинутой поверх курткой глядящего. Поглядев на погоны, я не могла понять это она майор или это просто ей дали, чтобы не мерзла.

- Фамилия, имя? - Бесстрастно спросила женщина у меня.

- Саша Гортуш. - Сказала я тихо. Женщина попросила повторить и не говорить таким умирающим тоном. Я повторила. Она написала что-то на листке и сказала, протягивая его мне:

- Пока на месяц. Отдашь в гостинице портье. - Обращаясь к офицеру, женщина спросила: - Могу я еще чем-то помочь?

- Работа нужна девочке. - Сказал он, кивая в благодарность за предписание.

- Пусть с завтрашнего дня в управу свою идет. По месту жительства. Точнее ближайшую к гостинице. - Видя, как укоризненно на нее смотри мужчина, женщина вздохнула и сказала: - Петр, я не занимаюсь гражданским персоналом. Если она хочет стать глядящей отлично. На здоровье. Вот пусть берет бланк, заполняет, подписывает и бежит в учебный взвод подрывников. А гражданскими, должны заниматься гражданские.

- Дай ей направление в комендатуру на первый этаж. - Попросил, как я уже знала, Петр. - Там может, пристроят. Она здесь в трудоустройстве работала. Теперь сама без работы. Женщина взяла листок и что-то написала. Потом прочитала вслух написанное

- … направляется для обучения работе с кадрами по требованиям Нового Порядка. Опыт работы имеется. Подпись. Печать.

Этот листок она тоже мне передала, и я с благоговением приняла его из ее рук. Женщина небрежно махнула рукой, чтобы мы уходили. На пороге я повернулась и, хотя офицер держал меня за плечо и настойчиво выводил, я остановилась и сказала:

- Спасибо вам. Мужчина тоже остановился и, поглядев с улыбкой на женщину, сказал:

- От меня тоже спасибо, Оленька. Нельзя же девчонке дать пропасть.

- Идите. Не мешайте работать. - Сказала женщина ровным голосом. Я так и не поняла, действительно ли ей были до фонаря наши благодарности или она так хорошо делала вид.

Уже в коридоре держа эти обе бумаги, я не знала, как благодарить этого симпатичного глядящего. Он за раз решил обе мои неразрешимые проблемы. Я и так и эдак благодарила его. Думала даже пустить слезу, показать до чего он растрогал меня своей помощью. Только поняв, что это будет выглядеть глупо, я просто замолчала, не зная, что будет дальше. Скажет он мне уходить уже, или что-то еще сказать захочет. Я даже не стала сторониться его, когда он скорее машинально протянул руку и поправил мне волосы, заползающие на лицо. Я даже выдержала с улыбкой, что он погладил меня по голове. Да чего там, я бы и сама его поцеловала в благодарность. Но этого ему, кажется, было не нужно.

Дойдя вместе со мной до лестницы, офицер странно посмотрел мне в лицо и спросил:

- А ты меня разве не узнаешь?

Пожав плечами, я смотрела на две заветных бумаги и даже не придала особого значения его словам.

- Нет. - Призналась я. О том, что почти все глядящие были на меня на одно лицо, я не стала говорить. Мог ведь и обидеться. А что я могла сделать? Большинство их очень коротко стриглось. Почти у всех были обветренные лица. И даже улыбались они одинаково, как мне казалось.

- Разве не помнишь осенью? У Василия в отряде. Я как раз только к ним прибился.

Только теперь я присмотрелась к мужчине, но так и не смогла в нем признать никого из знакомых. Осторожно я кивнула. Мужчина тоже покивал без улыбки и сказал:

- Я-то тебя сразу узнал. Еще там внизу. Сначала сомневался. А когда говорить начала так уже и сомнений не было. Как ты все это время то-тут была? Я вместо обычных своих фраз нормально и прочее, все-таки тихо спросила:

- А вы кто? Я же многих там помню… Но ваше лицо…

- Я кто? Ты меня все-таки не помнишь? Жалко. Хотя чего там… Ну-ка пойдем в буфет. Успеешь еще в комендатуру. Я не противилась. Я была голодна и была бы рада хоть чаю.

В буфете все столики были заняты, но мужчину это не остановило и не смутило. Офицер обратился к девушке, что работала в буфете, и сказал:

- Чаю сделай. И девочке поесть. - Мне же он, указывая на занятый глядящими столик у входа сказал: - Иди к ним, садись. Сейчас подойду. Я подошла нерешительно к столику, и он крикнул солдатам:

- Эй, народ подвиньтесь. Дайте девчонке сесть.

Глядящие спешно подвинулись, уплотняясь за столиком и мне дали свободный стул. Я села, хотя и понимала, что офицеру за столом даже при большой фантазии места уже не хватит. Но он и не стал садиться. Поставив передо мной тарелку с какой-то вкусно пахнущей кашей, чашку чая и вручив мне ложку, он сказал:

- Быстро ешь и в сорок второй кабинет поднимайся. Охране скажешь, что тебя ждут и представишься. Я запомнил фамилию. Передам. Давай ешь. - Обращаясь к глядящим за столиком он попросил: - Захочет добавки, попросите для нее.

Его заверили, что позаботятся, и действительно только я победила первую тарелку, как, не спрашивая передо мной, поставили следующую. Я и ее победила. Пока я ела за столом, старались меньше говорить о делах, больше о каких-то сомнительных историях из жизни партизан. Все они как я поняли, были уже матерыми вояками. Новичков они презрительно звали малышней, и большинство историй у них так и начиналось: «Как-то раз, малышня…». Истории были хоть и немного страшными, но забавными. Но их было так много, что из всех мне запомнилась лишь одна, и то, потому что дико глупая. Сидящий справа от меня солдатик, обхватив двумя руками ствол автомата, склонился к столу и с улыбкой рассказывал: «Послали малышню в основной отряд на почетку. Мол, показать видимость всего состава… да и встретили они по дороге патруль шрамов… нет чтобы спрятаться и отойти, так они давай дразнить тех. Расстояние-то приличное метров двести. Шрамы, не долго думая из гранатомета по ним. Малышня лежит в снегу и даже не отстреливается, думает, не пройти ведь. Теперь же даже назад не отступить. А по их следам гонец несется тоже в главную… Смотрит наши лежат в снегу, шрамы вдалеке засели и думает, попал… и донесение не доставит, да еще и с молодыми помрет. Что ребята в отряде скажут. Засмеют, мол. Ну и давай голову ломать, что делать. Подползает к нашим и спрашивает, давно лежите? А ему отвечает старшина, только нашивки приделал к форме, мол, час не меньше. И как? - спрашивает гонец. Хорошо, отвечает старшина, только холодно. Ну, тот смекнул, раз наши дуба почти дают южане значит и подавно уже зубами ритм мажорный отбивают. Достает белую тряпку какую-то, машет ей и идет к шрамам. Наши в полной непонятке, что тот задумал. Ему на встречу поднимается литёха шрамовский и типа переговоров не будет. Мол, силы законно избранного правительства с бандформированиями переговоры не ведут. Гонец выслушал, кивает и говорит: «Да фигня пацаны, я у вас водички попросить пришел. А то спирт разбавлять нечем. Поделитесь» Те мнутся, говорят что это, мол, оказание помощи врагу. Гонец пальцем у виска крутит, мол, вы чего не мужики, не понимаете. Спирт так пить нельзя. Литёха подумал, подумал и говорит, хорошо мы вам воду вы нам спирта отливаете. Гонец ему фигня базар. Открывает флягу и говорит куда налить? А фляга здоровая такая. Он спирт тащил на сигареты в главном выменять у народа. Шрам к своим метнулся, возвращается с двумя флягами в одной вода другая пустая. Говорит сюда лей. Наш так по-доброму наливает, и говорит: Слушайте, а чего мы паримся, давайте костерок разведем. Погреемся, выпьем за победу. Вы за свою, мы за свою. Но шрам ни в какую, говорит одно дело делиться другое вместе пить. Ломается короче. А гонец не дурак был, говорит, а ты своих спроси, хотят они погреться у костерка. Но что бы без пальбы и палева. Тот типа все, закончили базар и разбежались. Все опять залегли. Все тихо лакают спирт. Никто ни в кого не стреляет. И главное никто даже ракеты не пускает о боевом контакте. У шрамов не было, а наши их давно девкам по деревням в угоду на фейерверк спустили. А делать то что-то надо сколько еще лежать? Сколько ждать? Когда обход кончится? Когда шрамов БМП выдвинуться искать? Наши уже совсем загрустили, собираются задом сдавать, а тут смотрят, идет литёха шрамовский пошатывается. Ну, к нему на встречу гонец двинул. Литеха шрамовский ему и говорит, что вы там насчет костра говорили? Сил нет ноги заледенели. Либо разбегаемся, либо давай вопрос решать. Ну, гонец только руки развел. Все дружно поднялись и поперли к лесу. Дров натаскали, сух паек достали, флягу со спиртом разведенным по кругу пускают, сидят, кайфуют, в общем. Командованию кости перетирают. Встает гонец, значит, и говорит, вы тут типа сидите, а я в одно место смотаюсь, ну по большому значит. И ноги сделал. Все честь по чести к Василию пулей, доложил и говорит, там километрах в четырех от вас патруль шрамовский наши стерегут спиртом спаивают, чтобы не сбег. Василий лично подрывается человек тридцать в ружье и давай туда. Прибегают, а там сидят наши готовые в зюзю. А шрамов и след простыл. Василий их спрашивает, где супостаты. А малышня руками разводит и говорит, типа те так нажрались, что уже пить не могли и сидеть не могли. Не оставлять же их в лесу. Замерзнут. Ну, они их на дорогу и оттащили. Отошли подальше. Приехали БМП шрамовские тушки забрали и свалили. Василий смотрит то на гонца, то на малышню и говорит: Этих за помощь врагу под арест. А гонца повесить за разбазаривание спирта».