Осознание

Дивизии Заборнова, которые должны были отвести в нашу волость, не спешили появляться, и партизаны откровенно впали в раж, совершая налеты на колонны и взрывая поезда идущие на фронт. Я с улыбкой думала о том, что среди них где-то и Артем воюют. Готовит и проводит акции, радуется успеху, и может быть, спокойными вечерами вспоминает меня. То, что ему вообще-то есть, кого вспоминать, кроме меня, я не думала. Что такое жена, которую он не видел два года? Миф, абстракция. О своих странно возродившихся чувствах к нему я рассуждала с нездоровым цинизмом. Мол, как исчезли вокруг молодые красавцы офицеры шрамы, так я и о матером партизане Артеме вспомнила. Я улыбалась такому отношению самой к себе, но ничего поделать не могла.

Вечера я проводила в ресторане или с книгами в номере. Читала я теперь вместо сказок исключительно старую классику, находя в ней странное успокоение. Пока там разберешься в витиеватых фразах или неакцентированном сюжете, уже с головой уйдешь в книгу, и тебя только в три ночи разумность из нее вытащит, которая скажет, что пора спать.

А когда отдыхала после работы в ресторане, я сидела в основном со своей соседкой на несколько лет меня старше. И если она, не скрывая просто клеила парней из шрамов, что проездом останавливались в гостиничном комплексе, то я лишь составляла ей компанию, оценивая ее выбор. Но даже когда я куксилась, видя какую образину она «забронировала» на ночь, я слышала от нее только смех и слова, мол, я ничего в мужчинах не понимаю. Я говорила, конечно, куда нам… но ее эта вечерняя охота даже меня увлекала нешуточно. Я смотрела, как она охмуряет мужчин, как она делает их невероятно расслабленными, послушными. Как они буквально теряют волю, если она, внимательно-улыбчиво глядя им в глаза, чуть ли не за ушком чесала. Я искренне думала, что так никогда не научусь. И когда ее приятели поглядывали в мою сторону, я только в глубине души странно радовалась. Странное было состояние. Дикое.

Не смотря ни на что в моем прошлом, мне очень хотелось отношений. Мне хотелось найти доброго, достойного, красивого молодого человека, чтобы сделать с ним хотя бы раз то, что моя подруга делала, чуть ли не каждую ночь. Но я хотела не просто удовлетворения и ощущения мужчины, мне хотелось испытать и нечто похожее на почти забытую настоящую любовь. Я до ужаса хотела влюбиться. Именно. Именно так и было на самом деле. Или мне так казалось.

Потому, когда в нашем корпусе гостиницы поселился новый молодой сотрудник мэрии, можно сказать наши отношения были с ним делом решенным. Он был инженером по спецтехнике и занимался тем, что устанавливал прибывающие с юга компьютеры в мэрии. На самой работе я с ним не пересекалась, а вот учитывая, что он стал завсегдатаем бара и ресторана, там-то я с ним и познакомилась. Точнее познакомилась с ним моя подруга, но буквально через час обольщений, я вывела ее в туалетные комнаты и молящее попросила оставить его мне. Не стесняясь никого, моя подруга со смехом вернулась в ресторан и сделала все, чтобы он переключил свое внимание с нее на меня. Она так ловко жонглировала этими мальчиками, и они были так податливы в ее руках, что я сама себе показалась неумехой, оставшись с ним наедине, когда она ушла со своим приятелем из шрамов на танцевальную площадку перед сценой в конце ресторана.

Его звали Стасом, и я вдруг подумала, совершенно не понимая почему, что обращаться к нему Стас мне не нравится. Несколько раз продегустировав во рту слово, я утвердилась в решении, и весь вечер говорила ему только Станислав или даже Стасик, избегая такого грубого сокращения. А ему, было, кажется, все равно, как я его называю. Хорошо хоть не Шариком. Но я как дура каждое слово подбирала, говоря с ним. Спрашивала, что из напитков ему нравится. Спрашивала, как ему наша гостиница. Как ему работается. Он жаловался на своего начальника говоря, что тот на редкость отставший человек. Как бы я не относилась к Александре Сергеевне, я не решилась с ним делится своим мнением, и поддерживать такую тему. Мэрия слишком маленькая организация, и все мысли высказанные вслух рано или поздно достигают нужных и ненужных адресатов. Но и он скоро отвлекся от работы и стал рассказывать свою жизнь от Последней ночи. Оказалось потеряв родителей он остался с сестрой вдвоем. Ему было уже восемнадцать лет, и сестру он не позволил забрать в интернат. Пошел работать. Был всеми от грузчика на разгрузке гуманитарной помощи с юга, до строителя, когда южное правительство определилось с восстанавливаемыми городами. Потом случайно познакомился с парнем, что работал в мэрии одного из городов инженером и прибился к нему. Стал помогать, сам вспоминал все, что знал из детства, занятого компьютерами больше чем учебой. Постепенно Стасик стал специалистом. Нетрудно, если учесть, что прогресс в этой области несколько встал. Когда же компьютеры, выкупаемые в непострадавших странах, стали получать большее применение на юге, Стас перевелся в разъездные сотрудники. Выезжал, устанавливал, обучал персонал, помогал восстанавливать старые и строил новые коммуникации. В общем, был постоянно при деле. Сестра, которая за эти восемь лет не только выросла, но и замуж в восемнадцать лет выскочила за их дальнего родственника, тоже помогавшего всем, чем мог, больше не обременяла его и он поддался на уговоры начальства и поехал осваивать подконтрольный уже, как он считал, законному правительству север. То, что он тут увидел, заставило его усомниться в подконтрольности, но деваться уже было некуда. С тоской он отметил в конце, что южан в этой части страны не очень то и жалуют.

На эту тему я могла говорить открыто и никого не боясь. Шрамы вроде за вольнодумство еще никого не сажали в фильтрационные лагеря. Я попыталась ему объяснить происходящее:

- Стасик, понимаешь… глядящие первыми начали поднимать здесь страну. Они отбили нападение северян. Они защитили наши рубежи. А что сделали шрамы… ой, прости, южное правительство? Они просто отдали южанам большую часть нашей земли за то что бы те, вдумайся, помогли убивать наших же братьев и сестер. - Я понимала, что говорю с редкой для меня патетикой, но остановиться не могла: - А южане-то и рады. И землю получат и нас убьют скольких смогут.

Он смотрел на меня и через некоторое время нерешительно кивнул. Он все понимал, но у него был свой взгляд на это.

- Если что-то хочешь получить, надо чем-то незначительным пожертвовать. Что такое кусок земли с двумя небольшими городками, когда на кону вся наша страна. Ты же не хочешь глупого разделения ее. Ведь не исключено разделись она и уже никогда единой не станет. - Станислав смотрел на мою реакцию. И я отреагировала:

- Незначительные жертвы говоришь… Я такая же незначительная жертва. Меня поймали четверо грязных дезертиров, когда ваши разгромили колонну вывозившую детей из города. И неделю насиловали, когда им только вздумается. И не останавливались пока у меня там уже кровь с гноем не шли… понимаешь. Вот я да… Незначительная жертва. А еще у меня был мальчик, приятель, хотя конечно он никакой не мальчик. Он был солдат. Он мне помог сильно, он даже любил меня. Нет я не испытывала к нему ничего кроме симпатии и благодарности. Но когда пришло время мне помочь ему, я не смогла. Больше того я его обманула. Не хотя, не желая, жестоко обманула. Я обещала, что все будет нормально, а наутро его просто тихонько отвели к ямам, где свалены были тела его предшественников и так же тихо убили. Аккуратно прострелили голову. Понимаешь? Он тоже незначительная жертва. К черту вообще всю эту страну, если за обладание ей надо убивать тех, кто в ней живет. Понимаешь это геноцид нами нас же самих. И нет ни правых, ни виноватых. Тебе нравится то, что твое правительство ты выбрал сам? А меня и глядящие устраивали, которые давали всем работу и медленно, но верно строили страну. А вы что делаете? Вы ее опять уничтожаете.

- Но глядящие не имеют права на власть. Мы демократическая страна. - Попытался мне напомнить Стасик. - И то, что они узурпировали власть, это не значит, что свободные люди будут это терпеть…