Страница 44 из 47
Попытки проанализировать будущее Китая или Индии должны учитывать подобное поведение населения, на социальные и политические устремления которого влияют теперь не только факторы исключительно местного происхождения. То же самое происходит и на Ближнем Востоке, в Юго-Восточной Азии и Северной Африке, а также среди индейского населения Латинской Америки, настроения которого все больше становятся реакцией на враждебное, как ему представляется, отношение к нему внешнего мира. Многие из тех, кого не устраивает статус-кво, склонны объединяться против тех, кого они воспринимают как заинтересованных в его сохранении.
Особенно неустойчива молодежь «третьего мира». Демографический взрыв, происшедший в возрастной группе до 25 лет, создал огромную массу людей, заряженных нетерпением. Революционная заостренность этой группы рождается среди миллионов студентов, сосредоточенных в вузах развивающихся стран, часто весьма сомнительного интеллектуального уровня. Полуорганизованные в крупные объединения и общающиеся посредством Интернета, они готовы не только повторить то, что происходило в Мехико несколько лет назад и на площади Тяньаньмэнь, но и пойти намного дальше. Потенциальные революционеры, они представляют собой эквивалент воинствующего пролетариата XIX и XX веков.
Подводя итог, следует сказать, что политическое пробуждение в настоящее время является глобальным по своей географии, всеохватывающим по социальной структуре (только отдаленные крестьянские общины все еще остаются политически пассивными), поразительно юным по своему возрастному составу и поэтому восприимчивым к политическим призывам, поступающим из транснациональных источников, вследствие совокупного воздействия грамотности и средств массовых коммуникаций. В результате современные популистские политические страсти могут быть разогреты и направлены даже на отдаленные цели, несмотря на отсутствие такой объединяющей доктрины, как марксизм.
Только идентифицируя себя с идеей всеобщего чувства человеческого достоинства с его основным принципом уважения к культурному многообразию проявлений этого чувства в политической, социальной и религиозной сферах, Америка была бы в состоянии преодолеть риск того, что глобальное политическое пробуждение обратится против нее. Человеческое достоинство подразумевает свободу и демократию, но идет дальше этого. Оно также включает социальную справедливость, равенство полов и, сверх всего этого, уважение к культурной и религиозной мозаике мира. Это еще одна причина того, что поспешная демократизация, навязываемая извне, обречена на неудачу. Устойчивая либеральная демократия выращивается постепенно и укрепляет себя изнутри.
Геополитика глобального политического пробуждения
Глобальное политическое пробуждение исторически является антиимперским, политически антизападным и эмоционально все более антиамериканским. В своем развитии оно вызывает смещение центра глобального притяжения. А это, в свою очередь, в глобальном масштабе меняет расположение центров власти и оказывает серьезное влияние на роль Америки в мире.
Главным геополитическим эффектом глобального политического пробуждения становится кончина имперской эры. Империи существовали на протяжении всей истории, и с недавних пор американское преобладающее влияние часто изображалось как новая глобальная империя. На самом деле это скорее неверное использование понятия, подразумевающего преемственность качеств прежней имперской системы. Но некоторое сходство неоспоримо, и это делает Америку мишенью антиимпериалистических настроений.
Имперская стабильность исторически зависела от искусства власти, высокой военной организации и, что важнее всего, политической пассивности со стороны угнетаемых народов в отношении их менее многочисленных, но более активных поработителей. (Британцы в свое время контролировали Индию всего лишь с четырьмя тысячами государственных чиновников и полицейских.) Первоначально империи развивались путем территориальной экспансии, распространяемой на сопредельные территории, — метод, который в недавние времена использовала Российская (а затем советская) империя. Более поздние западноевропейские империи возникали главным образом путем использования превосходящих возможностей морского флота ради интересов торговли и удовлетворения потребностей в ценном сырье. Современный империализм, таким образом, в основном западного происхождения.
Это развитие достигло своего апогея к концу XIX века и в течение XX века находилось в состоянии спада. Хотя непосредственными причинами упадка империи были две мировые войны, решающее значение имело политическое пробуждение угнетенных народов: националистическая агитация, растущее стремление к политической самостоятельности, осознание социальной ущемленности, которое усиливалось иностранным господством, унижающим достоинство личности. Антиимперские и антиколониальные движения, таким образом, вызывались накалом политических страстей.
Приводимая ниже таблица дает представление о том, как драматично сокращалась продолжительность жизни последних империй. И кроме того, из нее следует, что в наше время международное влияние, вероятно, обойдется слишком дорого и в конечном счете может оказаться контрпродуктивным, если другие будут видеть в нем возвращение к имперскому господству. В этом заключается важный урок для страны, доминирующей в мире в настоящее время: единственным реальным путем осуществления лидерства становится не прямое, а косвенное, гибкое и согласованное управление. Американская модель не является ни Римской, ни Британской империей; возможно, в будущем китайцы смогут извлечь более полезный урок из своего имперского прошлого, изучив, как может работать система дифференцированного обложения данью.
Во всяком случае, совокупное воздействие глобального политического пробуждения и современной технологии способствует ускорению политической динамики. То, что раньше требовало столетий, сегодня требует лишь десятилетия, а то, что требовало десятилетия, теперь происходит в течение одного года. Отныне верховенство любой державы будет подвергаться все возрастающему давлению — необходимости адаптации, изменения и в конце концов упразднения. Динамизм популистско-политического пробуждения, охватывающего прежде на любом континенте пассивное большинство человечества, свидетельствует не только о том, что время традиционных империй уже позади, но и о том, что деспотическое глобальное господство какого-то одного государства исторически непродолжительно.
Помимо этого, глобальная системная нестабильность во многих частях мира может возникнуть вследствие споров о существующих государственных границах. Государственные границы, особенно в Азии и Африке, часто представляют собой имперское наследие и не совпадают с этническими или лингвистическими границами. Эти границы становятся ненадежными перед напором растущего политического сознания, которое ведет к более настойчивым территориальным притязаниям. В длительной перспективе даже китайско-российская граница непригодна для обороны, учитывая резкие демографические несоответствия на Дальнем Востоке.
В основном антизападный характер популистского активизма мало связан с идеологическими или религиозными пристрастиями, а скорее — с историческим опытом. Западное (или европейское) доминирование является частью живой памяти сотен миллионов азиатов и африканцев, а частично и латиноамериканцев (хотя в данном случае острие недовольства направлено на Соединенные Штаты). Такая память может быть неточной, даже фактически неверной, но это часть исторического опыта, определяющего политическое содержание нового самосознания. В большинстве государств национальная идентичность и национальная эмансипация ассоциируются с концом иностранного имперского господства, и конец его часто изображается как героический эпос самоотверженного жертвоприношения. Так обстоит дело не только в таких крупных и самоутверждающихся странах, как Индия или Китай, но и в таких, как Конго или, скажем, Гаити.