Страница 57 из 62
— Хорошо, тебе принесут кофе. Служанки еще не вернулись, я разбужу Альфонсо, это мой новый слуга, сын того Умберто, что служил тебе верой и правдой…
— Нет, нет, не надо Альфонсо! Если он увидит меня, я исчезну, а он умрет от разрыва сердца!
— Тогда я сама схожу на кухню.
— Нет, нет! Э-э, милая!.. Что ты так смотришь? Я, естественно, волнуюсь. Столько лет в разлуке…
Синьора поднялась с постели. Сквозь тончайший шелк рубашки проглядывало поджарое, но крепкое еще тело.
— Ты смелая женщина, — сказал пан Дыля, теребя ухо. «Черт бы побрал этого Гонзасека!»
— Может быть, тебя продезинфицировать?.. Ты все-таки из потустороннего мира, куда попадают через гроб и тление? Ты ведь всегда любил хорошие духи, не так ли?
Пан Дыля вздохнул и поправил усы.
— Нет, голубушка. Там не водятся ни бактерии, ни вирусы, ни всякая такая мура.
— Тогда нырни в мои объятья, супруг мой! — синьора протянула руки. — Мы столько лет не видели друг друга! Я молилась за тебя! И видишь, ты заслужил милости, видимо, за примерное поведение… Я умираю от одиночества в этом бессердечном мире1 Иди же, поцелуй свою любовь, которая осталась верна тебе!
— Верна и так далее — это прекрасно, — смущенно произнес пан Дыля, не ожидавший такого поворота событий. — Видишь ли… Гм… Я люблю другую и дал обет!
— Негодяй! — нежно воскликнула синьора. — Что ты мелешь? Или твой дух, Роберто, тоже способен набираться хереса, как некогда твое бренное тело? Кому ты дал обет? Кого ты любишь? И в твоем ли положении заниматься любовью?
— Постой, постой, — взмолился пан Дыля. — Не прогоняй меня своими упреками!.. Я люблю… Гм, люблю другую, потустороннюю жизнь, моя милая! Ты не представляешь, какая это все прелесть — музыка, ангелы стайками с блестящими крылышками, пирожное с нектаром!..
— Ты был в раю?
— Прямиком оттуда, — пан Дыля смущенно пошевелил усами.
— Ты, верно, все врешь, дружочек, как врал не раз и прежде: за тобою столько грешков, что в раю тебе не могло быть места ни по каким канонам!
— Пожалуй, — согласился пан Дыля. — Но ведь и там временами проводят амнистию… Да, амнистию, что же ты улыбаешься?.. Видишь ли, дорогая, — продолжал он, чувствуя, что заикается, завирается и вообще готов плюнуть на все, извиниться и убежать прочь. — Наши земные представления о грехах и представления о наших грехах наших мудрых судей не всегда совпадают. Поверь мне, я видел в раю многих из нашего общества. Даже президента, встречи с которым ты однажды удостоилась, — пан Дыля ввернул в разговор единственный известный ему факт жизни синьоры, подсказанный Гонзасеком.
— Вот уж не думала, что наша встреча примет такой оборот, — сказала синьора. — Прежде ты никогда не заводил разговоров о политике.
— Мало ли что было прежде, дорогая? Самопознание неизбежно завершается политикой. Люди хотят знать правду. Ведь статейки в газетах — это не политика, это отвлечение от политики, одурачивание несчастных, которые не представляют, в какой стороне правда!
— Не хочешь ли ты сказать, — помолчав, произнесла синьора, — что духи, которые имеют возможность воплотиться, не испытывают тяги к духовному общению?
— Именно это я и хочу сказать, — рассердился сам на себя пан Дыля. Весь разговор протекал совершенно не так, как он себе его представлял. — Брачный договор связывает людей только до смерти, а после смерти все мы сочетаемся небесным браком!.. И полно, дорогая, давай пока оставим эту тему. Пока не исполним нашего долга.
— Значит, есть надежда?
— Разумеется.
— В чем же наш долг, говори!
— В отказе от убеждения, что все может быть объектом купли-продажи. Это преступление, из-за которого боги давно покинули человека. Нынешний мир управляется без богов.
— Ужасно, — покачала головой синьора. — Наш старинный род всегда отличался благочестием. Мы никогда ни в чем не сомневались.
— И жаль, — строго сказал пан Дыля. — Навязанные представления оказались ложью!
— Если не боги, то кто же управляет нами?
— Тот, кто управлял и прежде, маскируясь именами богов. Власть Сатаны повсюду прибавилась. Богатство, которое прирастает не от личного труда, а от изнурения подневольных — преступное богатство!
Синьора улыбнулась и положила руку на плечо пану Дыле:
— Ты очень переменился, дружочек! Особенно внутренне. Можно сказать, стал совсем иным человеком, но это мне даже нравится!.. Если я верно поняла, ты чувствуешь на мне и на себе какой-то грех. Что это за грех, кроме богатства, которым мы пользуемся, конечно же, незаслуженно?
Пан Дыля внезапно понял, что с синьорой можно поладить, и подмигнул ей:
— Ну, вот и в тебе проснулась истинная твоя душа, душа, которая просит так мало, но не получает и этого малого!.. Дух одного простолюдина добровольно отдал мне свою земную оболочку, чтобы я вынырнул здесь, возле тебя. Мы должны отблагодарить этого духа.
— Непременно, непременно, Роберто!.. Крепко же ты изменился, черт возьми! — пробормотала синьора, глядя широко раскрытыми глазами. — Прежде ты не признавал никакой благодарности, только право сильного!.. Я могу увидеть этого духа?
— Это тот образ, который возвестил о моем прибытии.
— Да, да, помню… Кстати, где он?
— Сегодня ясная луна, и дух, вероятно, парит на пыльце лунного света.
— А свет — это разве пыльца?
— Пора спать, дорогая! — Пан Дыля встал и поклонился. — Сколько я пробуду здесь, рядом с тобой, зависит от тебя!
— Я буду стараться.
— А если бы тебе пришлось, за свои денежки, разумеется, доставить духа, которому я задолжал, далеко-далеко? Например, в Россию?
— Что же дух не может самостоятельно очутиться там, где пожелает?
— Самостоятельно он передвигается только во времени, но не в пространстве!.. Увы, увы, повсюду есть свои нерешенные вопросы…
Через несколько дней помолодевшая синьора, испытывая необычайную привязанность к пану Дыле, заказала авиабилеты на Москву. Один из ее чемоданов предназначался для пана Дыли и его друзей. Индеец Джо был оформлен как сопровождающий слуга — под именем Альфонсо. Альфонсо же отпустили на три месяца в родную деревню — в горы.
Все было на мази, но вдруг затосковал и заупрямился индеец Джо.
— Я бы охотно поехал в Россию, ту, которой она была прежде, когда несла новую культуру и новые принципы жизни. Теперь — нет… Поезжайте без меня. Попытаюсь объединить лучших людей своего племени. Думаю, уговорю их купить на общие деньги ранчо, где единомышленники поведут общее хозяйство. Это будет община того нового типа, о которой ты мне говорил.
— Может быть, тебе и удастся все это, — задумчиво и грустно сказал пан Дыля. — А удастся при том условии, что ты не будешь придумывать схемы из головы, но осуществишь ту действительно жизненную потребность, о которой я тебе поведал. Трагедия прошлого времени заключалась ведь прежде того в том, что люди утратили нравственность, следовательно, мудрость, следовательно, понимание того, что самые прочные постройки возводят лишь свободные и счастливые люди… Но что знают об этом обыватели, если об этом ничего не знали и их бывшие вожди? Степень знания — это прежде всего степень нравственности, только высоконравственным Природа открывает свои сокровенные тайны. Вот отчего Желтый Дьявол обречен: он обречен на невежество, хотя постоянно заботится о своем просвещении… Да, теперь мир погрузился во тьму. Повсюду стало трудно дышать. Смрад заурядности, тупого самодовольства и новой пропаганды отравил все просторы… Но люди тоже виноваты: они никогда всерьез не относились к словам своих пророков, они верили мошенникам, которые обещали больше, чтобы не дать ничего!
— Люди не хотели умирать, — тихо возразил Гонзасек.
— И именно потому их погибло в десятки раз больше!.. Готовность умереть за мир своей души — не это ли главный признак личности? А если нет личности, стоит ли коптить небо?
Всю ночь накануне отлета проговорили, словно предчувствовали, что никогда больше не увидятся…