Выстрелы над яром

— Мне все равно, когда вы будете их увозить. Только сделайте это побыстрее.

— Хорошо. Сегодня же.

— Провожать меня не нужно… — сказала Зинаида Антоновна и ушла.

Заблоцкий чуть не плясал от радости. Все складывалось как нельзя лучше. Он и предвидеть не мог такого.

— Боже, — воскликнул он, — мне еще везет!

В комнату кто-то вошел. Заблоцкий подумал — опять Зинаида Антоновна. И повернулся. Это была жена:

— К тебе приходила какая-то женщина…

— Да, я ее видел… — несколько смутившись, ответил он.

— Ты чем-то взволнован или обрадован?

— И то, и другое: ведь еду. Волнуюсь, поручение все же не легкое. А вдруг неудача…

— Братков очень надеется на тебя.

— Да! Постараюсь. Пусть знает: если Заблоцкий взялся за дело — будет толк.

— Ладно уж, не хвались заранее…

Они попрощались. Заблоцкий торопился на поезд. Жену попросил его не провожать.

Утром Леша спрятал в яру лопату и сверло. Лопату взял со своего двора, а сверло одолжил у Васи, так чтобы не узнал его отец. Поэтому, вернувшись домой и услыхав голос Лачинской, не на шутку встревожился. «Ну, все пропало, — подумал он. — Не иначе как за сверлом пришла. Лачинскому понадобился инструмент, спохватился — а его нет. За Васю взялся — и тот сказал, у кого оно. А без сверла как же?..»

Заходить во двор сразу не стал. Надо было придумать, зачем ему понадобилось сверло, если спросят. Прислушался. Говорила, словно плакала, Лачинская:

— А мой же Максим письмо получил. Прочитал — забегал по дому, будто собака его укусила: «Сопляки, они учить меня будут. Да я не только Ваське, а им всыплю по тому месту, откуда ноги растут. Бил при старом режиме, буду бить и при новом…» Господи, думаю, хорошо, что Вася в школе, а то побил бы, зверюга. Бегал он, бегал, хлопал дверями, швырял, что попадало под ноги. «Пионеры — этакие мне указчики…» Я молчу, не знаю, кто ему и что написал. Но побушевал и утихомирился. Выпил кружку воды, почесал затылок. «Поди, говорит, к Сенкевичам. Это, говорит, Лешкина работа и того, из милиции, чертенка. Скажи, чтоб больше никуда не писали. Не трону я Ваську — пусть растет бандитом. Скажи непременно. А то возьмут и напишут в милицию или на работу, и тогда хлопай как дурень глазами». Швырнул письмо в угол и пошел. Я подняла и прочитала. Ох, как хорошо написано! Кричал, кричал, а все же испугался…

У Лешки от сердца отлегло. Подождал, пока Лачинская уйдет домой, а мать — в хлев подбросить Маргарите сена, и незаметно прошмыгнул в дом, засел за уроки, словно и не уходил никуда.

— Ты тут? — приоткрыв дверь в комнату, спросила мать, вернувшаяся из хлева.

— Где же мне быть — уроки делаю.

— Лачинская приходила. Какое вы там письмо ее Максиму написали?

Леша пожал плечами:

— Никакого письма я не писал…

— Не ври. Писал, по глазам вижу… И хорошо сделали. Угомонился буян. Пусть знает, что и на него есть управа… Ну делай, делай уроки. Я малышам пригрозила, чтобы не лезли сюда…

Угроза матери, однако, остановила их не надолго. Как только мать занялась своим делом, они тут как тут. Лешка не хотел обижать малышей и собрал книжки, решив на большой перемене закончить недоделанный урок.

Перед тем как идти в школу, он сказал матери:

— Я сегодня приду поздно. После занятий будет совет отряда. Не закрывайте двери на крючок.

— Ладно. Только не задерживайся очень.

С Лешкиной стороны все было приготовлено. «Как там Юрка выкручивается?» Мать его учительница и знает, где и что происходит в школе. Отца, инспектора уголовного розыска, тоже не проведешь: тотчас почует обман. Да Юрка и врать не умеет.

А вот и он, поджидает Лешку в конце сквера: у него уже закончились уроки.

— Как дела? — спрашивает Юрка, поднимаясь со скамейки и приветствуя Лешу пионерским салютом.

— Все готово. А у тебя?

— Папа еще не вернулся из Полоцка. У мамы вечером педсовет. А наши едут к коммунарам с концертом. Вернутся поздно, а может, и заночуют там…

— Тогда и ты должен ехать?

— Я отпросился. Так что все в порядке.

— А мама?

— Подумает, со всеми уехал.

— Значит, встречаемся, как договорились?

— Как договорились… Разошлись. Вдруг Лешка вспомнил:

— Слушай, Юра, чуть не забыл. Интересная история с письмом…

Юра вернулся и прошел с Лешкой до площади Свободы.

На уроке Леша как ни старался, сосредоточиться не мог. То вспоминался человек с зонтиком в сквере: «Я ненавижу твоего Браткова», то возникали вопросы: «Откуда Зинаида Антоновна знает Заблоцкого? И почему так волновалась, когда нашли в яме ящик? Что в нем?» То вдруг как наяву возникал Лачинский, и Лешка даже видел, с какой яростью он мнет и швыряет письмо.

Зося легонько трогает его за локоть, шепчет:

— Спустись на землю, мальчик…

Леша кивает ей и старается слушать учителя. А тот монотонно рассказывает о размножении насекомых. Ну как же тут не пробиться мыслям, которые так волнуют в последнее время!..

Наконец — долгожданный звонок на перемену. Зося достает из портфеля полдник. Разворачивает его. Один ломоть хлеба с маслом и сыром предлагает Лешке. Если бы это Юрка угостил его такой вкуснятиной, Лешка бы вмиг проглотил. А Зосю он стесняется.

— Не хочу, — крутит он головой.

— Ты никогда ничего не берешь с собой.

— Беру… только съедаю по дороге. Зачем с этим возиться, — отвечает Леша и выбегает из класса.

В пионерской комнате, куда он прибежал, собрались ребята, которые занимались на первой смене и остались после уроков. Вместе с пионервожатым Касьяновым они устанавливали на новом пьедестале бюст Ленина. Спорили, как лучше поставить, чтобы на лицо ровно падал и дневной и электрический свет.

— Как ты считаешь, Леша, с этого места бюст хорошо смотрится? — спросил Касьянов.

— Ленин всегда хорошо смотрится, — ответил, не задумываясь, Лешка.

Касьянов положил на его плечо руку. Ноготь большого пальца был черным — след молотка.

— Хорошо ты сказал. И я так думаю. Так что давайте, ребята, не будем больше ломать голову. — Касьянов притянул к себе Лешку: — Молодчина. А знаешь, в субботу у нас на заводе комсомольское собрание. Пионеров, которые постарше, приглашаем. Тебя в том числе. Привыкайте, ребята. Время быстро идет. Готовьтесь в комсомол. На этом собрании Жору Борковского будем принимать и других молодых рабочих.

Леша, конечно, очень обрадовался: он старший пионер… Жорку примут в комсомол, а там, смотришь, и его черед подойдет. И он, уже комсомолец, станет за станок. Ох, как хочется скорее стать взрослым!..

Урок географии увлек Лешку. Учитель, бывший моряк дальнего плавания, повидавший свет, вел разговор про земной шар, быт и нравы народов, живущих на нем.

— Что бы ни происходило на нашей планете — Земля вертится неустанно. Она честно выполняет свой долг — дает жизнь и движет ее вперед. Как построить жизнь? Право решить это земля предоставляет людям. И мы, имея чудесную планету-мать, должны сделать так, чтобы радовался всяк живущий на ней человек. Кто может это совершить? Человек труда!

Урок пролетел незаметно. Лешка слушал, забыв обо всем. Только когда учитель говорил про Москву, подумал: «Жорка побывает в Москве и в комсомол вступит. Вот счастливый…»

Юра пришел первым. Заглянул в оконце водокачки. Стрелки на часах показывали без пятнадцати восемь. Паренек зашел за будку, сел на перекладину забора и стал ждать: договорились в восемь. Лешка должен был появиться с Покровской. Со стороны сквера было бы ближе. Однако вечером по Покровской веселей идти. Она освещается и фонарями и окнами домов. Только возле церкви идти жутковато: из подвальных окон тянет холодом, и кажется: вот-вот оттуда протянется чья-то гигантская лапища, схватит за ногу и потянет в подвал, а тут еще ветер в колоколах уныло завывает. Но этот участок можно пробежать. Леша так и делает, когда вечером идет по Покровской.

На углу Покровской и Сенной площади возвышается трехэтажное здание из красного кирпича. В ней размещается уголовный розыск.