Страница 9 из 11
– И я люблю пельмени, – сообщил Григорий. – Розочка, давненько ты меня пельмешками не баловала.
– Сделаю! – оживилась сестра и подмигнула слегка порозовевшему судмедику: – Давай нашу гостью на домашние пельмешки пригласим? Правда, Елена Петровна, приходите к нам в выходные, а?
– Ээээ… – только и смогла вымолвить Елена Петровна.
– Соглашайтесь! Роза такие пельмени делает, что за них можно Родину продать, – подал голос Плешнер.
– Спасибо… – промямлила Зотова.
– Спасибо «да» или спасибо «нет»? – не отставала Розочка. – Какая досада, что сегодня я рыбу сделала. Очень бы хотелось побеседовать по душам, но теперь никак не получится.
– Почему?
– Нельзя разговаривать, когда рыбу ешь. Кость может в горле застрять, – безапелляционным тоном заявила сестра Плешнера и сосредоточенно принялась за еду.
– Неужели? – спросила Зотова и тут же почувствовала, как нечто острое впилось ей в миндалину. Покраснев как помидор и судорожно кашляя, она вылетела из гостиной, побежала в ванную и заперла дверь. Следом прибежал Плешнер, подергал ручку и забарабанил в дверь.
– Откройте! Я вам помогу!
– Судебный медик мне пока без надобности, – вякнула Зотова.
«Не хватало еще свои пломбы Плешнеру продемонстрировать», – с ужасом подумала она, уселась на унитаз и засунула руку в рот, безуспешно пытаясь вытащить занозу. В кармане завибрировал сотовый. Сдерживая кашель, Елена Петровна прохрипела в трубку «слушаю».
– Откройте! – снова забарабанил в дверь Плешнер.
– Леночка Петровна, что случилось? – обеспокоенно спросил оперативник Венечка Трофимов.
– Ничего, мне тут… кость поперек… – еле выдавила из себя Елена Петровна.
– Почему у вас такой голос? Что с вами?
Зотова хотела все объяснить Трофимову, но не смогла, закашлялась в трубку. Включила воду, набрала в рот воды и прополоскала горло. Не помогло – кость впилась в гортань намертво.
– Елена Петровна! Вы где? – заорал Трофимов.
– В ванной… – прохрипела Елена Петровна. – Заперлась тут и пытаюсь…
– Откройте немедленно, феминистка хренова! Я вам корку хлеба принес! – крикнул Плешнер.
– Подите прочь!
– Вас похитили! – осенило Венечку.
– Ыыыы… – сказала Елена Петровна.
– Не волнуйтесь! Держитесь там, я сейчас… Мы вас вызволим! Ждите группу!
– Трофимов! Отбой! – из последних сил завопила Елена Петровна, но Венечка уже отсоединился.
Продолжая кашлять как туберкулезница, Зотова попыталась набрать номер опера, но аппарат выскользнул из руки и упал в унитаз.
– Катастрофа… – прошептала Елена Петровна и сунула руку в толчок. Но достать телефон не вышло, тот уплыл дальше по течению.
Чертыхаясь, она распахнула дверь – с другой стороны кто-то ойкнул и с грохотом повалился на пол. Плешнер лежал на ковровой дорожке, держась одной рукой за нос, а другой, как Буратино, протягивал Елене Петровне корку черного хлеба. Рядом топталась Розочка с выражением сожаления, раскаяния и ужаса на лице.
– Ешьте немедленно, пока отек гортани не случился! Это детский способ, корка кость пропихнет, – прогнусавил Григорий Варламович.
«Пионэры, идите в жопу!» – отчего-то мелькнула в мозгу крылатая фраза Раневской, но Елена Петровна послушно затолкала подсохший хлеб в рот и хотела попросить телефон, но вдруг почувствовала, что говорить не может. И дышать не может тоже. Кровь прилила к голове. Зотова засипела и, хватая воздух ртом, выкатила глаза.
– Сейчас я вам водички принесу, – пролепетала Розочка и бросилась на кухню.
– Какая водичка, Роза? Ей экстренная помощь нужна! – заорал Плешнер и бросился к Елене Петровне.
Дальнейшие события Зотова помнила смутно. В глазах у нее потемнело, и она словно провалилась в длинный узкий коридор. Там было тихо и светло, как в медицинском кабинете, но так душно, что хотелось распахнуть окно. Окон, как назло, в коридоре не оказалось, только двери, двери, двери… бесчисленное количество дверей. Зотова подошла к одной и потянула за ручку – заперто. Подергала другую – то же самое.
Духота сгустилась черным облаком. Она расстегнула пуговицы на кофте и стянула ее с себя, потянулась к блузке, но вдруг в руке появился белый веер из страусиных перьев. Елена Петровна махнула опахалом перед носом, сунула веер под мышку и побрела по коридору, проверяя каждую дверь – безрезультатно, все оказались закрыты.
С каждым шагом идти становилось тяжелее, ноги словно налились свинцом. «Как назло ботинки на шнурках сегодня надела, – с досадой подумала Зотова, – развязать сил не хватит, так и помру». А умирать совсем не хотелось. Начальник ругаться будет. Кто, кроме нее, раскроет убийство Полярной звезды? Вернее, звезды Полярной… И Варламову она так и не сказала, что любит. Тот тоже расстроится. Или нет? Наверное, забыл ее давно, нашел себе даму, более подходящую по рангу, и живет себе в Европе, в ус не дует. А Пашка с Полькой? Как они будут без нее? И тут в голову Елены Петровны закралась пугающая мысль: без нее вполне обойдутся. У сына давно своя жизнь, отдельная жилплощадь и Полечка. Она о нем позаботится. Пашка, конечно, расстроится, но потом у них детишки пойдут, и все печали забудутся. Выходит, она никому не нужна, кроме начальника следственного отдела? Да и тому лишь с корыстной целью.
Елене Петровне стало так грустно, что слезы навернулись на глаза. Жизнь прожита впустую. Надо было замуж за Варламова выходить, а не выкобениваться. Жила бы сейчас в Дании, ходила на выставки, в консерваторию, на светские приемы и в кино. Книжки бы все перечитала, до которых руки так и не дошли с ее сумасшедшей работой, фильмы пересмотрела, выспалась, потом с тоски начала разводить помидоры и огурцы… Какой кошмар! Нет, Зотова, конечно, представляла себе старость в уютном домике с садом, креслом-качалкой, горячим чайком и с книгой в руке, но вообразить себя агрономом никак не могла. Да пропади они пропадом, помидоры эти! Она бы со скуки умерла в Дании… Ой, а как же Федя? Как же она про него забыла? Котейка старый, еще один переезд не переживет. Вот кому она нужна – коту своему приблудному! Пропадет он без нее.
Сердце в груди отчаянно забилось, Елена Петровна ускорила шаг. Коридор вдруг кончился. Она уперлась в глухую стену. Секунду смотрела перед собой, не веря собственным глазам. Не может этого быть, здесь должно быть окно. Ну-ка, попробуем стукнуть по стене кулаком… Штукатурка осыпалась, но под ней оказалась глухая кирпичная кладка. Сил совсем не осталось, Зотова рухнула на колени.
– Давай! Давай! – закричал в ухо Плешнер.
Елена Петровна попыталась встать, но на плечи словно стопудовый мешок взгромоздили. Отчего-то заболели ребра и горло. Она уперлась в кирпичи лбом – кладка разрушилась, словно папье-маше, глаза ослепило солнце. Зотова зажмурилась, а когда снова открыла глаза – увидела чудо: вокруг цвели сады, плескалось море, распускались розы и тюльпаны. Дышать стало легче, подул морской бриз, она перевернулась на спину и сделала глубокий вдох – легкие наполнились свежей прохладой. А потом снова стало нечем дышать, солнце скрылось за… шевелюрой Плешнера, который уперся ей в грудь ладонями, навис над лицом и вдруг впился Елене Петровне в губы. «Все-таки маньяк», – подумала Зотова и дала эксперту в морду.
– Господи, да вы не женщина, а Терминатор какой-то! – прокряхтел Григорий Варламович с пола. – Вы мне нос, кажется, сломали…
Елена Петровна села и осоловело огляделась. Сады и море исчезли, вместо них снова появился коридор, но тот, уже знакомый, с ковровой дорожкой.
– Как вам не стыдно! Он вам жизнь спас, а вы… – завыла сестра Плешнера, окончательно вернув следователя по особо важным делам в реальность.
– Да все нормально. Слава богу! Лед принеси, пожалуйста.
Розочка метнулась на кухню.
– Извините, это я от неожиданности… Я же не знала, что вы… я думала, вы… а вы… Спасибо, в общем. Я вам это припомню, – пролепетала Елена Петровна. – В смысле, не забуду.
– Пустое, не стоит благодарности. Я свой долг выполнял, – смутился Григорий Варламович. – Главное, вы живы. И вам совершенно не за что извиняться. Сам тебя сотворил, сам тебя и убью… В смысле… В некотором роде… Это я вам корку дал. Как вы себя чувствуете? Горло не болит?