Коллекционер закрытых книг

Была еще одна проблема, которая выбила Варламова из равновесия. К целительнице Кассиопее он шел с деньгами, решив банально выторговать нужную информацию. Ольге предлагать деньги в обмен на необходимые сведения было неловко.

– Иван Аркадьевич, голубчик, не стесняйтесь, рассказывайте наконец, что вам от меня понадобилось, – с некоторым раздражением сказала Колесникова.

Иван Аркадьевич виновато пожал плечами.

– Вчера вечером к тебе на прием приходила девушка по имени Эмма со своей матерью. Мне крайне необходимо знать, с какой проблемой она к тебе обращалась.

– Зачем? – сухо спросила Колесникова.

– Хочу ей помочь.

– Какое совпадение… И я хочу. – Кассиопея смягчилась, подалась вперед, и Варламов снова увидел ее болезненное лицо в слабом свете свечи. – Простите, но, при всем к вам уважении, я не имею права выдавать тайны своих клиентов. Иначе грош мне цена.

– Понимаю… Что ж, извини, что отнял у тебя время. – Иван Аркадьевич поднялся.

– Сядьте! Уж и пококетничать нельзя, – обиженно поджав губы, усмехнулась Ольга. – Знаю, что моя откровенность во вред этой девчонке не пойдет. Я все вам расскажу. Только одно условие.

– Другой разговор. Что желаете, леди? Исполню, как говорится, в лучшем виде.

Варламов улыбнулся и уселся обратно на стул, но в душе напрягся. Что-то переменилось в его бывшей ученице. В лице, в глазах. В одно мгновение она стала чужой.

– Вы мой кумир, Иван Аркадьевич. Я внимательно следила за вашей карьерой. Я знаю о вас все. Знаю, чем вы в последние годы занимались. Откройте тайну, как вам удается делать людей счастливыми против их воли? Ведь первое условие счастья – это желание!

– Любой человек мечтает о счастье, – с удивлением произнес режиссер, не понимая, почему Ольга спрашивает о таких прописных истинах. – Просто не каждый понимает, что ему для счастья необходимо, – уточнил Варламов. – К примеру, человек хочет добиться успеха, сделать карьеру, но это не принесет ему в итоге ничего, кроме разочарования. А на самом деле ему нужна семья и тихая гавань. Вглядевшись в человека внимательно, можно легко понять его истинное предназначение. Чистая психология, никакой мистики.

– Неправда! – с жаром возразила Ольга. – Знания психологии для достижения правильных результатов недостаточно. Вы обладаете настоящим магическим талантом переписывать чужие судьбы. В итоге ваших манипуляций человек получает именно то, что ему нужно. Как вы это делаете, Иван Аркадьевич? – Женщина пытливо посмотрела в глаза Варламова. – Раскройте секрет. Научите меня. А я, в свою очередь, выдам вам полное досье на Эмму. И вообще сделаю все, что пожелаете.

– Оля, милая, ты это и без меня умеешь, – устало сказал режиссер.

Колесникова начала его утомлять. Что за бред! С какой стати он должен обучать ее виртуозности ремесла? Мозги пудрить людям бывшая актриса и без него неплохо умеет. Еще и условия ставит… Варламов терпеть не мог таких вещей. Он вполне обойдется и без ее информации. Ну, потратит чуть больше времени. Спешить в его деле нет нужды.

– Клиенты уходят от меня с надеждой на лучшее, только и всего, – продолжала Ольга, не заметив перемены в лице режиссера. – А потом, проведя некоторое время в эйфории, люди делают те же самые ошибки, теряют точку опоры и приходят вновь за порцией надежды. Просто порочный круг какой-то. Я хочу его разорвать, но у меня ничего не получается. А у вас получается все.

– Оля, еще раз повторяю: у тебя нет нужды в моей помощи, ты свое дело прекрасно знаешь. Опять же лишняя копейка в копилочку, когда клиенты возвращаются.

– Иван Аркадьевич, деньги меня интересуют в последнюю очередь, – она блеснула глазами.

И Варламов понял все.

– Дура! Власти над миром захотелось? Властительницей душ стать возжелала? – заорал он и встал, отшвырнув стул. – Не много ли на себя берешь? Сначала в своей душе разберись! – Режиссер сделал два глубоких вдоха, чтобы успокоиться, поднял стул и снова сел. Затем взглянул на испуганное лицо собеседницы и смягчился. – Это иллюзия, что у меня все получалось. Я все потерял, все! Оля, милая, кажется, ты не совсем понимаешь… Не лезь туда, куда не следует, мой тебе дружеский совет.

– А мне терять нечего! – заорала теперь Ольга.

Свеча вдруг погасла, и комната погрузилась в темноту. Иван Аркадьевич слышал дыхание Колесниковой – отрывистое, нервное. Чиркнула спичка, дрожащий огонек метнулся к свече, но погас.

– Всего хорошего, Варламов. Без вас обойдусь, – с раздражением произнесла целительница. – Идите же! Убирайтесь вон, пока я порчу на вас сгоряча не навела! Вы меня разочаровали, голубчик. Никогда бы не подумала, что вы боитесь конкуренции.

– Оля, что ты несешь? Уйми гордыню свою, тогда, может быть, поймешь, с кем ты собралась конкурировать. Вовсе не со мной! – устало сказал Варламов.

Но Колесникова его не слышала.

– Раз вы считаете, что я могу все, сама сделаю эту дурочку счастливой. Я справлюсь! Я изменю ее никчемную жалкую жизнь! Сама! Без вашей гребаной помощи! – Бывшая актриса кричала, задыхаясь от собственного крика.

В комнату влетела Марьяна с рюмкой, резко запахло сердечными каплями. Старуха, запрокинув Ольге голову, влила ей в рот мутноватую жидкость, схватила режиссера за шкирку и вышвырнула за дверь с силой, какую трудно было ожидать от столь дряхлого с виду создания. Варламов, в общем-то, и не сопротивлялся. Ему самому хотелось поскорее убраться из удушливой атмосферы салона инвалидки-целительницы.

– Порчу она на меня нашлет, ведунья недоделанная… – хмыкнул он, спускаясь по лестнице. – Тоже мне, испугала ежа…

Колкая снежная крупа царапала щеки, сырость лезла за воротник пальто – не верилось, что еще вчера мартовское солнце разливалось по Москве ручьями и грело совсем по-летнему. Иван Аркадьевич запахнулся плотнее, намотал на шею длинный вязаный шарф и взглянул на хмурое небо. «Я справлюсь! Я изменю ее никчемную жалкую жизнь!» – каркнула ворона над его головой. Варламов сложил пальцы в кукиш и показал серой, буркнул:

– Не лезь не в свои дела, курица! Хуже будет!

А затем насупился. Однако непорядок, на поле появился незапланированный игрок. Теперь новоявленная провидица станет путаться под ногами и мешать ему. Придется вносить в сценарий существенные коррективы и выводить Кассиопею из игры прежде, чем она наломает дров. Иван Аркадьевич поморщился. Жалко девку, очень жалко, но другого выхода нет. Нельзя допустить, чтобы дилетанты вмешивались в столь хрупкое дело по исправлению жизненного пути.

Глава 3

ПОЛЕТ НАД ГНЕЗДОМ КУКУШКИ

Три недели спустя

– Уважаемый Григорий Варламович, не могли бы вы задержаться на пять минут и сообщить мне результаты экспертизы, – сдерживая раздражение, сказала следователь Зотова, глядя с высоты своего роста на кепку-гриб, под которой находилось совершенно несуразное создание.

Создание раздражало следователя по особо важным делам Елену Петровну Зотову по двум причинам. Во-первых, Григорий Варламович Плешнер, новый судебный медик, занял место толстяка Палыча – любимчика Елены Петровны, к которому она, можно сказать, приросла душой, отчего почитала за счастье, когда его дежурство совпадало с ее выездами на место преступления. Вины Григория Варламовича тут не было, поскольку Палыч капитулировал с поста по весьма уважительной причине – оказался в больнице с приступом острого холецистита и сейчас кайфовал в отделении хирургии под капельницами, ожидая операции. Во-вторых, новый судебный медик напоминал Зотовой об одном человеке, о котором она страстно мечтала забыть, – о культовом режиссере и гаде поганом Варламове. В этом вины Григория Варламовича тоже не было, но свою неприязнь к нему Елена Петровна побороть никак не могла.

По скрупулезности Плешнер, пожалуй, переплюнул Палыча, но делал он все так медленно, что приходилось подгонять эксперта чуть ли не пинками. Григорий Варламович на наезды следователя реагировал флегматично, чем бесил еще больше. Палыч бы за такое обращение призвал на голову Зотовой гром и молнии, обхамил бы ее и из вредности задержал экспертизу, а этот стоит, понимаешь ли, таращится на нее желудевыми глазами и изображает на морде интеллигентность, уродец плешивый. Отсутствие волос на голове Плешнера Елена Петровна определила методом дедукции, так как видеть нового судмедика без головного убора ей пока не доводилось. В морге Григорий Варламович надевал медицинский колпак, а на выезды – чудовищную кепку-аэродром, за что и получил прозвище Гриб именно с легкой руки Зотовой.