Вовка - зелёная фуражка

— Ага… — ответил Вовка. Он на секунду закрыл глаза и ясно увидел нарушителя: он крадётся через полосу на четвереньках, обувшись в медвежьи лапы.

— Медведь-то знаешь зачем на нашу сторону переходил? — спросил отец. — В гости к дедушке Матвею. Медку захотелось… Но наши собачки такого мёду ему дали, что он, пожалуй, забудет к ним дорогу… А впрочем, за этим сластёной следи да следи. А то и решительные меры придётся принять, чтобы нарушители не воспользовались его лапами.

Отец сделал вид, что вскидывает ружьё.

Вовка выскочил из-за стола и помчался разыскивать Светку: теперь и у него было чем её удивить!

А солнце всё ходило по кругу

«Пётр и Павел час убавил, Илья-пророк ещё два уволок!!» — говаривал армавирский дедушка Макарыч, когда лето начинало клониться к осени.

Кто такие Пётр и Павел, Вовка не знал, а дедушка толком объяснить не мог: всё шутками отделывался, называл этих людей святыми. А что такое святые? Илья-пророк тоже был святым. А что такое пророк?

В Армавире они, вероятно, были и «уволакивали» часы (это смахивало на воровство, и Вовка так и решил, что старички эти нечисты на руку), а здесь, в Заполярье, видать, никого из них пока не было: солнце всё продолжало ходить по кругу, значит, никто часов не уволакивал. Похоже было, что какой-то богатырь привязал солнце на верёвочку и всё лето раскручивает над головой, чтобы осенью так зашвырнуть его далеко, что зимой солнца больше двух месяцев не видно будет.

Однако Вовке только казалось, что день не убавляется. Может, потому что день убавлялся ночью, когда Вовка и Светка спали? А если бы они, как солдаты, ходили в наряды на границу, то, наверно, заметили бы, что с каждой ночью солнце всё ниже и ниже спускалось к верхушкам елей и сосен. Потом солнце стало задевать за верхушки деревьев, а потом и прятаться за них. Вот-вот снова должны были наступить белые ночи. Да и наблюдать за солнцем днём у Вовки не было времени: пришла такая пора, когда в лесу больше надо было смотреть себе под ноги, чтобы гриб не раздавить, чтобы ягоды не потоптать. Теперь чуть не каждый день Вовка и Светка отправлялись в лес, сначала по ягоды, а потом и по грибы. Вовка даже рыбалку забросил. Лишь по утрам, когда бегал на озеро умываться, проверял свои жерлицы и редко приходил домой с пустыми руками. То окуней принесёт штуки три-четыре, то щурёнка. Однажды подцепилась здоровенная щука. Вовке позвать бы кого-нибудь на помощь, но он решил сам. Да ничего из этой затеи не вышло: как увидал он у берега щучью разинутую пасть, так с перепугу выронил шнур, и щука, рванувшись в глубину, с ходу оборвала тройной крючок и, наверное, по сей день, как и Вовкин голавль, плавает с тройником во рту.

Хорошо при Светке всё было, а то бы сказала: рыбацкие сказки!

— Правильно делал, что сам старался вывести щучину… — сказал отец. — Не век же тебе с няньками быть!.. И не беда, что сорвалась, в другой раз ловчее будешь!

Ни Вовке, ни Светке не запрещалось ходить в лес на охоту за грибами и ягодами. Да и что им было делать на заставе, когда кругом такая благодать?

— Гуляйте, гуляйте! — говорила Светкина мама. — Дома зимой насидитесь. Надоест ещё… Светка вон в школу уедет, в интернат, а тебе, Вова, придётся поскучать с нами, стариками…

Но Вовка не верил, что когда-нибудь кончится лето, что придёт первое сентября и Светка укатит в интернат. Да и как поверить, что придёт зима, когда вокруг заставы бушует зелёное приволье? Листья на деревьях были такие зелёные и так крепко держались, что их не могли сорвать никакие порывы ветра. На полянах росли высоченные травы. Одни цветы уже потеряли лепестки и обнажили коробочки с семенами, а другие ещё продолжали цвести. Солдаты в свободные часы уходили с косами на лесные делянки и луговины. Они косили траву, чтобы лошадям было зимой вволю сена. Заготовлял сено и дедушка Матвей для своего скота. Вовке до того нравилось стоять под стожками и вдыхать сенной запах, что Светка даже сердилась на него.

— Ты что, лошадь, что ли? — возмущалась она. — Ты лучше под ноги смотри: опять подосиновичек раздавил своими лапами!

— Напрасно ты на него кричишь, внученька… — сказала как-то бабушка Марфа. — В травах великая сила скрыта. Я, сколь себя помню, всё травы нюхаю… В городе я бы нипочём не смогла жить…

Чаще всего Вовка со Светкой ходили в лес не одни, а с бабушкой Марфой. Частенько и мамы отправлялись вместе с ними, прихватив большие корзины для грибов, а поменьше — для ягод. Корзинами всех снабдил дедушка Матвей. Удивительно хорошо он их мастерил. Что из прутьев ивовых, что из липовых полосок, а для ягод — туески из берёзовой коры. И каждая корзина, туесок были сделаны как на выставку— смотри не насмотришься. Круглый туесок из белоснежной берёзовой коры дедушка сшивал до того добротно, что в нём хоть молоко, хоть воду носи, как в бидоне. А корзины плёл он так ловко и так быстро, что мог бы за неделю сплести по корзине каждому солдату на заставе.

Во всех лесных походах бабушка Марфа была за старшую. Казалось, она заранее знала, где какой гриб и когда появится, а что касается черники и других ягод, то она шла в лес, как в собственный сад, наверняка зная, где и сколько ягоды. Она заводила всех в такие черничные заросли, что лежи на животе и срывай ягоды прямо губами!..

— Благодать какая! — говорила она. — Тут кабы народу поболее, так на всю Россию ягод насберёшь.

Бабушка Марфа собирала чернику не руками, а особым совком с гребёнкой на конце. Проведёт по кустику черники совком снизу вверх несколько раз, сдует попавшие в совок листочки и сразу целый стакан чистой ягоды ссыплет в туесок. Куда Вовке со Светкой да и их мамам угнаться за бабушкой Марфой. У них и сноровки такой нет и собиралки нет, зато губы стали чёрно-фиолетовыми, будто только тем ребята и занимались, что пили чернила или сосали химические карандаши.

Но бабушка Марфа ходила в лес не каждый день.

— А кто же будет ягоду до дела доводить? Надо же и насушить, и соку надавить, и вареньица сварить, чтобы до новины и себе хватило, и людям досталось… Грибы тоже и солить, и мариновать, и сушить надо…

Без бабушки ребята бродили по ближним лесам вокруг заставы. Им одно было строго-настрого запрещено: даже близко подходить к болотам. Они ведь обманчивы, эти топи! Глядя на ярко-зелёную низину, и не подумаешь, что под густой и свежей травой скрывается зыбучая трясина. Уже вблизи такого места начинает у тебя под ногами земля ходуном ходить, точно по дивану идёшь или по пружинной кровати. А если провалишься в трясину, никто тебя вовек не сыщет….

В один из таких дней произошёл случай, который и Вовка и Светка, наверно, всю жизнь вспоминать будут. И, может быть, в этот день оба они поняли, что значит для них дружба, хотя день начался у них ссорой.

В тот день Вовка не пошёл на зарядку и умывался дома: во дворе было пасмурно и ветрено, стояли лужи. Всё же после завтрака он собрался было идти гулять, но тут снова по лужам запузырились дождевые капли. Посмотрел-посмотрел на них Вовка и решил остаться дома, засесть за очередное письмо Сеньке. Он сразу же решил нарисовать про ту щуку, которую не смог вытащить. Нарисовал себя, нарисовал щуку, больше похожую на крокодила, нарисовал корзину, и тут как раз заявилась Светка.

— Рисуешь? — спросила она и сунула свой нос в альбом. — Про щуку? Сеньке своему пошлёшь?

— Сеньке…

Светка помолчала немного, а потом спросила:

— А Сенька твой когда-нибудь прислал тебе хоть одну картинку?

— Не… — ответил Вовка. — Он не умеет рисовать.

— А что он умеет? — продолжала допытываться Светка.

— Всё умеет… — не совсем уверенно ответил Вовка.

— Если бы всё умел, так и рисовать умел бы… Ничего он, наверно, не умеет, вот что…

Вовке хотелось заступиться за дружка и так ответить Светке, чтобы она сразу замолчала, но сколько он ни вспоминал, так и не мог вспомнить, что отлично умел делать Сенька.

А Светка всё не унималась:

— Сочинять умеет твой Сенька! Наговорил тебе про темноту, про белых медведей… Сам ничего не видел, а насочинял… И ты у него научился…