Страница 7 из 14
Уоррен Баффетт имеет право на возмущение в эпоху Enron, Worldcom и Adelphi. Его комментарии находят благодарных слушателей. То же самое возмущение вы обнаружите и на страницах этой книги. Финансовый мир всегда притягивал фокусников — деньги в нем превращаются в цифры, а цифрами так легко манипулировать! Ричарда Уитни, президента Нью-Йоркской фондовой биржи во времена Великого краха, сфотографировали на ступеньках тюрьмы «Синг-Синг», ставшей его новым домом. Он был Мартой Стюарт своего времени, но сегодняшнее общество куда более склонно прощать и забывать. Ричард Уитни не стал ни ведущим ток-шоу, ни телезвездой. В этой книге, впервые опубликованной в 1972 г., есть и свой выдающийся персонаж по части справедливого возмущения: Дэвид Бэбсон, основатель фирмы, которая до сих пор носит его имя. Он был тем самым «Ангелом возмездия», которого я описал в главе «Неудачный сеанс коллективной психотерапии для полутора тысяч профессиональных инвесторов: Ангел возмездия в главной роли». Я был спонсором и ведущим того исторического сеанса, когда несдержанный в выражениях джентльмен из Новой Англии сказал представителям крупнейших банков и взаимных фондов (они известны и по сей день): «Кое-кому из вас следовало бы уйти из этого бизнеса». Затем он перечислил акции, которые упали с заоблачных высот до $1, а то и до нуля, и зачитал список смертных грехов по Дэвиду Бэбсону: жульничество с использованием конгломератов, бухгалтерский учет, показывающий прибыль там, где ею и не пахнет, превращение пенсионных фондов в своего рода кубышку, фабрикация результатов взаимных фондов на бумаге и так далее, и тому подобное. Ничто — абсолютно ничто! — не устарело с тех пор, спустя десятилетия. Представляю, как потешался бы Дэвид Бэбсон над хедж-фондами! Жаль, что этого человека больше нет с нами.
«Суперденьги» — в некотором роде продолжение «Игры на деньги». В обеих книгах используется техника, которую некогда называли «новой журналистикой»: повествование от первого лица, сценки с участием разного рода персонажей. Таков, например, Великий Уинфилд, который в «Игре на деньги» приходит на работу в джинсах и ковбойских сапогах и занимается поиском акций, взлетающих с $5 до $50. В «Суперденьгах» его вложения теряют 90 % из-за кредитного кризиса и падения акций в начале 1970-х гг. Но это его не трогает. Ему ведь принадлежит горный склон в Аспене, купленный на выигранные деньги, и, помимо прочего, он изучает историю искусств в Колумбийском университете. Кроме того, Уинфилд прикупил акции коммунальных предприятий.
— Великий Уинфилд и коммунальные предприятия?! — удивился я.
— Времена меняются, юноша, все меняется, — ответил он. — А когда они меняются, это нужно признавать.
Или еще фигура — Башковитый Сеймур, в этой книге предстающий без галстука и носков, человек, который еще в 2005 г. был героем публикаций в New York Times. Там он фигурировал в качестве истца в коллективном иске, и было трудно понять, не собирается ли он, как обиженный инвестор, отплатить той же монетой юридическим фирмам, предъявившим иск ему самому.
Как сказал Великий Уинфилд, все вокруг действительно меняется, но иногда, чем больше оно меняется, тем больше остается тем же самым. Да вот вам пример. В то время как готовится это издание «Суперденег», мы ведем очень дорогую и очень непопулярную войну, у нас огромный дефицит бюджета, страна расколота на фракции и все злы как черти. Plus ça change…[10] Ведь это же сценарий начала 1970-х: Вьетнам, и дефицит бюджета, и ощущение, что нас буквально за углом ждет очень серьезная неприятность. В финансовом мире вот-вот произойдут структурные изменения — точно так же, как произошли они во время выхода в свет первого издания книги. Тогда (в 1970-е) изменения смели три четверти фирм на Уолл-стрит. Мы не знаем, что произойдет в течение нынешнего десятилетия, но подземные толчки ощущаются вполне отчетливо.
За непринужденной манерой повествования и за смешными именами некоторых персонажей этих двух книг кроются вполне серьезные темы. Например, «Игра на деньги» говорила о том, что люди воспринимают финансовые проблемы как нечто рациональное, потому что игра оценивается количественными показателями — а цифры конкретны и определенны. Увы, говорила «Игра на деньги», эта истина весьма иллюзорна.
Любой внимательный наблюдатель заметит, что поведение — психология, иными словами, — во многом определяет результаты. И что люди ведут себя не так, как считают экономисты в своих допущениях: они вовсе не концентрируют усилия на достижении рациональных целей. «Игра на деньги» — и написано это было черным по белому — «это книга о видимости и реальности, о поисках индивидуальности, о тревогах и о деньгах». Вот вам еще несколько афоризмов из того же источника: «акция не знает, что вы ее владелец», «цены не имеют памяти» и «вчерашний день не имеет никакого отношения к завтрашнему». Основатель Fidelity мистер Джонсон проверил правильность тезиса о том, что «толпа мужчин ведет себя как отдельно взятая женщина», а один психиатр сказал, что некоторые люди на самом деле хотят проиграть, а не выиграть. Кстати, тот же мистер Джонсон пророчески заметил, что «доминантная нота нашего времени — ирреальность». Тогда эта идея показалась настолько поразительной, что The Wall Street Journal посвятила книге целую страницу, озаглавив ее «Новая книга, считающая рынок иррациональным, стала хитом на Уолл-стрит».
Несколько десятилетий спустя Амос Тверски и Дэниел Канеман провели новаторские исследования в области поведенческой экономики, вскоре ставшей модной наукой. Что же они обнаружили? А то, что люди ведут себя иррационально. Они вовсе не стараются максимизировать свои шансы — они боятся потерь. Тверски и Канеман были не экономистами, а психологами. Их работа в сфере психологии поражает своей изобретательностью: они конструировали игры, головоломки и ситуации, которые позволяли раскрыть реальное поведение людей — именно реальное, а не постулируемое классиками экономических теорий. Они назвали свое детище «теорией перспективы», а результаты опубликовали в экономическом журнале Econometrica, а не в Psychological Review, поскольку Econometrica нередко публиковал статьи по теории принятия решений. Попади их работа в журнал по психологии, она никогда не возымела бы такого воздействия. Мы с коллегами внимательнейшим образом следили, как Тверски и Канеман подбирали ключики к фондовому рынку. Это позже делал и их последователь Ричард Талер (правда, без особого финансового успеха). Канеман получил Нобелевскую премию по экономике в 2002 г. (Тверски не дожил до этого момента несколько лет.)
Книга «Суперденьги» затрагивает и более серьезные идеи: ее темы варьируются от визита на новый утопающий в зелени завод General Motors до дискуссии о том, исчезает ли дух протестантской этики, этого двигателя западного прогресса. Суперденьги — это термин, который я изобрел для того, чтобы подчеркнуть разницу между зелеными банкнотами в вашем бумажнике и реальным богатством страны, т. е. прибылями, которые капитализируются, проходя через жернова рынка, и материализуются в акциях. Вы можете до седьмого пота трудиться над своими программами в Google, но размер вашего недельного чека может быть ничтожным по сравнению с вашими опционами на акции Google, стоимость которых зависит от мнения рынка об акциях. Обналичьте недельный чек — и у вас в кармане появятся деньги, исполните опционы — и вы станете обладателем суперденег. Так в нашей стране — да что там, во всем мире! — появляется разрыв между теми, у кого нет денег, теми, у кого есть деньги, и теми, у кого есть суперденьги. А ведь «Суперденьги» рассуждают еще и о том, как подсчитать в нашей экономической системе то, что подсчету не поддается. Спиленная пятисотлетняя секвойя появляется в нашем ВВП в качестве плюсика, места для минуса из-за того, что огромное дерево исчезло, там нет. И даже огромное количество суперденег не гарантирует гармоничного существования. Книга ставит вопрос: верит ли General Motors в Гармонию? Верит ли General Electric в Красоту и Истину? Да, подобные вопросы почти шутливы, они излагаются в беззаботном, небрежном, журналистском тоне, но эти вопросы требуют серьезного внимания, и нам стоит задать их себе сегодня.