Знахарь

— Знать бы этих водителей! Кто рулит на самом деле, а кто является ширмой. Наверняка, это не Барак!

— Наших нынешних ты совсем в расчет не берешь?

— Я за прошлых не очень уверен!

— Ну, ты не прав! Никогда не поверю, что Сталин, или Гитлер — марионетки!

— Не в прямом смысле слова. Не как я. Всегда нужно смотреть на результаты, согласен? Сам факт войны это уже поражение. Сосед, не участвующий в войне выигрывает всегда. Эта истина для тебя очевидна?

— Да. Если только война большая. Маленькая победоносная война идет на пользу делу.

— Кроме того «сильная личность» всегда оставляет после себя хаос. Весь период её правления, обычно, максимальное напряжение страны, а затем борьба между собой политических карликов.

— Ты про Сталина?

— Нет. Про Ивана Грозного, Петра Первого, они для нас сейчас ближе и важнее.

— Хорошо. Петр Первый был известный изувер, попил человеческой крови через край. Но Иван Грозный тебе чем не угодил? По тем временам, вменяемый правитель? — обиделся Лёха, любивший тот период истории.

— Лёша, я не для того, чтобы твоего любимца обругать, сказал. Посмотри на нашу войну, между империей и гномами, с другой стороны. Кто выигрывает?

— Козе понятно, эльфы! — удивился Алексей, — зерно от светлых эльфов подорожало вдвое, а магическое железо от темных впятеро. Война затягивается, империя скоро погрязнет в кредитах. Потом еще лет десять будут работать на тех и других.

— Вот теперь ты мне скажи: император марионетка, или кукловод? — усмехнулся я.

— Ха-ха-ха! Я тут еще подумал про носатых гоблинов в Южных горах. Они тоже в выигрыше, их на службу и те, и другие сейчас охотно берут. Может это «мудрые» гоблины войну затеяли? — заржал Лёха.

— Пошли к женам, — прекратил я пустой разговор.

— Точно. А то у моей инфаркт сейчас будет, или слюной захлебнется, — продолжал веселиться Алексей. Мы вошли вовремя, Алёна демонстрировала ночнушку. Черное кружевное бельё создавало резкий контраст с её белой кожей. Леночкины ноги по щиколотку утопали в медвежьем мехе, ковер был скроен из огромных шкур северного белоснежного хищника. Огромный диван, стол, четыре кресла были завалены разноцветными нарядами. Катя развалилась у журнального столика, захватив в свою собственность каталоги. На рукаве её костюма висела бирка, а рядом уже стояла дюжина огромных пакетов из магазинов. Похоже, что Алёна специально покупала подарки для знакомых, Катя была чуть ниже и фигуристей. Все восемь дверей шкафа были распахнуты, чтобы дамам было легче выбирать очередной наряд.

— Паша, тебе нужно превратить соседнюю комнату в гардеробную, — сделала мне замечание Катя.

— Хозяйке скажи, — отбил я нападение.

— Уже. Ты зачем Алёнушку сделал такой худой? Неделю назад талия у нее была на три сантиметра больше, — продолжила атаку Катя.

— Невиновен. Это три дня сумасшедшей беготни без сна и отдыха, — сообразил я, — от последнего её парижского образа осталась только роскошная грива, но это она сама может исправить.

— Паша, а мне на один денек в Париж можно? — перешла к главному вопросу Катя.

— Павлуша, больше никакого криминала, никакого риска. У меня осталось пять штук евро, кроме того, я договорилась в салоне мод о поставке им двух ковров из шкур горного леопарда, они у Кати давно пылятся на складе, — Леночка во всю пользовалась своим неотразимым оружием, обнимая меня.

— Нас, мужчин, четверо, Харда и Кляйна надо тоже брать. С женами — восемь человек. Едем на два дня. Давно хотел посмотреть Париж с Эфелевой башни, — уточнил Лёха диспозицию.

— Хорошо. Я только посмотрю, что можно сделать с документами. Нам нужен легальный комплект из страны, имеющей безвизовый режим с Францией. Фотографии никто менять не будет, значит, главное требование незнание французами языка этой страны. Поэтому сгодится любая славянская страна, — согласился я с Алексеем, — Лапуленька, если поможешь мне вспомнить тот самый салон, то можно завтра же отнести им первый ковер. Для пробы.

— Чмоки-чмоки, — засуетилась Катя, обнимая Алёну, и нагрузила Алексея пакетами, — Я сейчас же пришлю ковер. Упакую в лучшем виде. Паша, мне паспорт подбери с красивой фоткой. Я не хочу даже два дня страхолюдиной по Парижу путешествовать.

— Эти три месяца мы будем часто видеться. Может быть, еще не раз сделаем набег на французскую столицу, — успокоил я Катю. Друзья ушли, и мой ангел в ночнушке приступил к допросу.

— В глаза смотри! Что там у тебя прозвучало про три месяца?

— Я рассказывал тебе про медосмотры друзей. Через три месяца угроза их здоровью пропадет, — начал я говорить полуправду.

— Собрался куда-то? По здешнему бездорожью сподручнее путешествовать зимой и летом, но ты собрался ехать весной, — вслух размышляла Алёна, — следовательно, готовишь серьёзную операцию на Земле. На подготовку тебе нужно целых три месяца. Что же ты такое задумал? Алёна сделала неправильные выводы из правильных догадок. Интуиция у женщин развита колоссально, но логика немного страдает.

Зюс.

Париж захватил воображение Зюс и Ферокс. Графиня, считавшая себя без пяти минут королевой, беспрерывно фотографировала всё, что собиралась построить, посадить, ввести в обиход при своем дворе. Зюс сразу перестала стесняться своей восторженности. Если прирожденная аристократка млеет от вида Парижа, то и ей не стоит изображать гордую и пресыщенную баронессу. Château de Versailles её практичный ум забраковал сразу. Полное отсутствие защиты парадного дворца не мог себе позволить даже император. Зюс больше понравился замок Шантийи, расположенный в шестидесяти километрах к северу от Парижа. Если его немного переделать, то оборона его будет возможна. Ферокс больше занимали собрание живописи, коллекция мебели и предметов быта.

Кляйн согласился с выбором Зюс, одобрил мощные стены-бастионы, но остальное… Остроконечные шпили на крыше, водостоки в виде змееобразных чудовищ и барочное скульптурное убранство фасадов, всякие ниши, решетки, балюстрады, овальные окна, признал дамскими глупостями.

— Этот замок предназначен для бесконечных балов и празднеств. Посмотри! Въезд в крепость защищен колючими решетками! Смешно, — скептически хмыкнул Кляйн. Зюс понимала, сколько потребуется денег на мраморные лестницы, расписные плафоны, позолоту и витражи. Тем более что разбивка парка займет не одно десятилетие.

Павел Ильич.

Мы посещали Шантийи с экскурсией, когда Кляйну пришла в голову «гениальная» идея.

— Твоя фальшивая мораль не помешает построить для напарника что-то подобное?

— Без внутренней отделки, — подумав, согласился я.

— Голые стены?

— Даже без перекрытий. И, конечно, потребуется помощь подсобных рабочих.

— Можно даже без окон. Они, явно, лишние, — обрадовался Кляйн.

— Я всё слышу. Стоимость работ с тобой обговаривать, или с управляющим? Кто деньгами распоряжается? — внезапно материализовалась рядом Леночка. Радость Кляйна растаяла мгновенно.

— Поступим просто. Все заказы Кляйна делаются бесплатно, а заморочки Зюс оплачиваются. Так что, любимая, для тебя есть широчайшее поле для переговоров, — разрулил я ситуацию.

Глава 5. Геноцид

Столица баронства Кляйна была расположена практически так же, как и городок Роззе, в предгорьях. Три дороги сходились на одном берегу реки, а за мостом, на высоком берегу стоял небольшой городок — Меркантили. Недалеко от моста, на низком берегу, находилась «Каменная Башня», высотой около трехсот метров. Именно её я планировал превратить в замок. Ломать — не строить. Обустройство рядом с местом строительства, в Меркантили, заняло у Алёны весь предыдущий день. К моему приезду она сняла дом, наняла слуг и они вымыли комнаты. Облик чешской студентки еще не растворился в настоящем облике Алены, слишком долго она его носила во Франции. Это помогло ей легко и бесконфликтно общаться с местными жителями, но затрудняло возвращение своего истинного лица. Слуги удивятся смене хозяйки. Поэтому у меня не вызвала удивления её просьба оставить ей облик студентки на время проживания в Меркантили. Я слепил что-то среднее, не давая явственно проступить азиатским чертам. Моя способность идти на компромиссы, подстраиваться под чужое мнение, желание не раздражать людей, казалась мне не свойственной старому «я». Раньше, на Земле, конфликты постоянно преследовали меня. Даже Алёна показалась мне более независимой и самолюбивой. «Рохля и слюнтяй», — в очередной раз обругал я себя.