Герой должен умереть

Мария Гинзбург

Герой должен умереть

Никому не могу мою тайну открыть,

И ни с кем не могу я о ней говорить.

Я в таком состоянье, что суть моей тайны

Никогда, никому не смогу разъяснить.

Я всегда знал, что плохо быть обреченным, например, на казнь или слепоту. Но быть обреченным даже на любовь самой славной девушки в мире, на интереснейшее кругосветное путешествие (....) тоже, оказывается, может быть крайне неприятно.

Автор выражает глубокую признательность:

Вадиму Вознесенскому и Жене Демченко,

а так же Леночке Малиновской

Пролог

Председателю Комитета по контактам с инопланетянами недавно исполнилось девяносто два луногода, но он сохранил подвижность ума и тела. Его звали Ксир Лиарег. Свою должность он занимал последние двадцать шесть лет. Многие люди толстеют к старости, покрываясь вяловатым, нездоровым жиром. Но Ксир принадлежал к другой породе. Он напоминал мертвую ящерицу, высушенную солнцем. С той разницей, что эта ящерица была еще жива и полна сил и энергии. Лиарег был единственным и бессменным председателем Комитета с момента его учреждения – то есть, с момента приземления кэцэров и захвата ими твердыни Хранителей[1].

Ксир Лиарег ждал, пока ждал, пока аппарат распечатает страничку. Как председатель Комитета, он должен был подписать мемориальный ордер – список «обреченных». Так называли людей, назначенных в жертву пришельцам. Кэцэры требовали кровавой дани раз в месяц, в количестве тринадцати человек. Очередное жертвоприношение должно было состояться сегодня ночью. Лиарег мог вычеркнуть – или внести – любую кандидатуру.

Аппарат отработал. Председатель взял в руки узкую полоску бумаги. Ксир бегло просмотрел ордер. Как всегда, тринадцать уголовников, приговоренных к смертной казни. Девять из третьего города Цачеса, трое из второго. Генетические отбросы, без которых на улицах столицы станет гораздо безопаснее. Однако тринадцатая фамилия оказалась знакома.

Ксир сначала подумал, что ошибся. Он перечитал список снова. Тринадцатым оказался Мэнир Самре, младший отпрыск известного рода из первого города Цачеса. «Шэдан и Дэйно, ему ведь всего…», Кэйно глянул на дату рождения. – «Шестнадцать лет. Что же он натворил?». В графе, где обычно указывался номер статьи Уголовного Уложения, было написано: «§45 Соглашения с кэцэрами, пп. 7».

Председатель нахмурился, и нажал кнопку связи с секретарем на видексе.

– Алларет, напомните мне вот что, – сказал он, задумчиво глядя в потолок. Тот был расписан золотистыми и зелеными разводами – мода начала прошлого луногода. – О чем говорит сорок пятый параграф Соглашения с кэцэрами?

– Вы, наверно, спрашиваете про подпункт семь? – осведомился секретарь.

Ксир кивнул.

– Министр иностранных дел имеет право назначить одного из обреченных на каждый день жертвоприношения по своему выбору, – ответил Алларет. – Отклонить его кандидатуру никто не может, даже вы. За двадцать шесть лет исполнения Соглашения он воспользовался своим правом в девятый раз.

– Понятно, – пробормотал Ксир. – Спасибо, Алларет.

Действительно, Инедирт пользовался имевшейся у него возможностью так редко, что Ксир каждый раз успевал забыть о ее наличии у министра.

Лиарег отключил связь, откинулся на спинку высокого кресла и задумчиво побарабанил сухими, напоминающими скрюченные когти пальцами по подлокотникам. Ксир очень хорошо знал меру человеческой храбрости, и трусом он не был, несмотря на преклонный возраст.

И все-таки, Инедирт Баруг, министр иностранных дел…

«А, не съест он меня», подумал Ксир и нервно хохотнул. Он набрал номер. Вызов приняли сразу.

– Джей, – сказал Ксир.

Баруг кивнул в ответ. Он был гораздо старше председателя. Танец Единения, до которого оставалось чуть больше месяца, стал бы пятым в его жизни – хотя мало кому из сареасов удавалось сплясать и на двух. Но внешне Инедирт казался гораздо моложе Ксира. В отличие от председателя Комитета по контактам, чьи волосы и глаза уже давно потеряли цвет, и посветлело даже родимое пятно на руке, министр иностранных дел выглядел темноволосым и темноглазым мужчиной лет тридцати.

– Вы по поводу Самре, – сказал он.

– Да. Я хотел попросить вас…

– Нет, – холодно перебил председателя Инедирт. – Я не изменю своего решения.

– Но все же, это право дается в целях безопасности города. Не стоит пользоваться им в личных целях, – попытался Ксир еще раз.

Министр усмехнулся и посмотрел прямо в глаза председателю – скользкими, мертвыми глазами рептилии.

– До свидания, сареас Лиарег, – сказал он.

Мэнир любил играть в шахматы. Хранители обучили сареасов этой мудрой игре, а уж сареасы распространили ее на весь обитаемый мир. Сами они, кстати, не очень любили ее. Насколько помнил Вэдан, за всю историю Империи Сареасов было только три гроссмейстера – сареаса. Завоевателям, покорившим весь мир, не хватало усидчивости и терпения на долгие размышления над доской. То ли дело – дойти до последнего моря! Задача была простой и ясной, и сареасы ее осуществили – при некоторой помощи Хранителей.

Шахматы же больше всего пришлись по вкусу лерцам.

И Мэнир, несмотря на свои шестнадцать лет и внешность уличного бандита, не отягощенного интеллектом, довольно часто выигрывал у Вэдана.

Вэдан откинулся на спинку скамейки, выпустил дым в серое, затянутое тучами небо. Два солнца Земли, две светлые, почти неразличимые точки, чуть не погубившие жизнь на планете в своей схватке, но которым в конечном итоге сареасы и все живое на планете были обязаны своим существованием, склонялись к острым пикам Шипов Тежюса. Дарэнг пришел на набережную, пустынную в сумеречный час заката, надеясь, что нежная песнь волн облегчит его душевную боль.

Обо всех поступках Мэнира Самре уже можно было говорить в прошедшем времени, хотя он был еще жив.

Сегодня Мэарит Самре, рыдая, сказала Вэдану, что брата забрали к кэцэрам. Предписание пришло три часа назад. Их отец, Чаар Самре, сразу отправился к Лиарегу, надеясь добиться отмены приговора. Но так и не вернулся до сих пор. Таким образом, Мэнир Самре теперь был обреченным, а Мэарит Самре – сестрой обреченного. Помимо неминуемой гибели подростка сегодня ночью, это имело и другие последствия, юридического характера.

Жителей первого города Цачеса крайне редко отдавали в уплату кровавой дани инопланетянам, сареасов еще реже, чем лерцев. Но все-таки серые балахоны обреченных практически любой из сареасов видел хотя бы раз в жизни, и не только в хронике. И Вэдан не был исключением.

Отца Вэдана, Аэнира Дарэнга, отдали кэцэрам тринадцать лет назад, то есть Вэдан был сыном обреченного. Как раз тогда Вэдану исполнилось десять лет, и он вошел в возраст, когда уже можно было заключать помолвки. Сареас Лиарег, возглавлявший Комитет по кэцэрам, предложил заключить помолвку между Вэданом и своей внучкой. Брак был выгодным со всех сторон, и ни Аэнир, отец Вэдана, ни его мать Маагелла не возражали. Но отказался сам Вэдан. Он учился с Кэйной Лиарег в одном классе, и она ему не нравилась.

Через месяц в дом Дарэнгов принесли серый балахон.

А в Соглашении с кэцэрами ясно говорилось, что родственники обреченных не могут заключать браки между собой. То есть сын обреченного Вэдан Дарэнг не мог жениться на сестре обреченного Мэарит Самре.

А именно это он и собирался сделать в ближайшем будущем.

Теперь же жизнь потеряла всякий смысл.

Да и просто по-человечески, Мэнира было жалко. Младшая сестра Вэдана, Гэдир, встречалась с Мэниром уже около года. То есть даже подумать о том, чтобы идти домой, где справляются двойные поминки, по отцу и Мэниру, было страшно.

1

Читатель сильно облегчит себе жизнь, если прежде чем двинуться дальше, ознакомится с «Перечнем имен и названий», приведенным в конце книги.