Не Квадра

– Я думаю, что положение эльфов изменилось из-за тебя. Подожди. Дай мне закончить, пожалуйста. Возможно, оно изменилось бы и без тебя, но существенно позже. Мы уже не важны для равновесия Траитии, а значит, форсировать перемены для властителей было нецелесообразно. Властитель, думаю, именно потому говорил мне о своей специфической морали.

– Это он форсировал, а не я.

– Разумеется. У тебя нет влияния на законы империи. У тебя есть влияние на тех, кто устанавливает и регулирует эти законы. И властитель ускорил изменение ситуации даже не потому, что тебе этого просто хотелось. Он понимает, что настоящая основа империи – это не император и его министры, это даже не властители. Это ты. Усредненный человек с подобными взглядами. Ты симпатизируешь вампирам как расе, ты развил разум сторожевого дракона, тебя возмущает зависимое положение эльфов. Будь свободны мы, а зависимы, скажем, русалки, ты возмущался бы не меньше. Я не хвалю тебя, Дан, и тем более не восхищаюсь тобой. Я констатирую факт, который давным-давно осознали окружающие тебя, но не осознал ты. Ты – золотая середина.

Золотая посредственность, подумал Дан, не перебивая Ивина. Пусть высказывается. Это уже великое достижение. Пусть он ошибается – неважно. Ну или даже не ошибается – да, середина. Нормальный и не выдающийся экземпляр человеческой породы, полагающий, что все равны, хотя некоторые, конечно, равнее прочих.

Ивин помолчал, продолжая чуточку улыбаться глазами, потом все же закончил:

– Никогда бы, даже спьяну, мне не пришла бы в голову мысль о том, что я захочу назвать человека своим другом.

– А ты без мысли назови, – посоветовал Дан. – Еще один любитель обобщать на мою голову.

Ивин снова улыбнулся, но ничего говорить не стал и другом называть тоже не стал, с мыслью или без.

А радостно. Все-таки – радостно, что хотя бы одного удалось оживить, Может, со временем и Вин, юный эльф, прошедший через все круги ада, переживший столько, сколько иному старику – тоже эльфу! – даже не придумать. Дан боялся даже задумываться о том, что довелось испытать Вину. Эльф в двадцать с небольшим – сущий мальчик. Как человек в двенадцать, наверное. Природа распоряжается очень странно: давая эльфам долгую жизнь, она обсуловливает это долгим взрослением, но давая вампирам жизнь почти бесконечную, почему-то не заставляет их в девяносто лет быть подростками. У вампиров скорее наоборот: они психологически становятся взрослыми даже раньше, чем физически. В двадцать лет вампир юн, но в сорок – уже просто молод, уже взрослый, уже совершенно самостоятельный.

То, что знал об их жизни Дан, уже пугало, а ведь эльфы, наверное, и сотой доли не рассказали. Не потому что щадили ранимую душу Дана. Не вспомнили. Привыкли к обыденности унижения и боли. Испробовать новые пытки, устроить охоту, использовать юношу вместо тренажера при фехтовании, отдавать его на ночку – или на десять минут – на потеху Люму или десяткам других.

Лишить меча, лишить любого дела и бдительно следить, чтоб был здоров и благоденствовал и помер лет через тридцать дряхлой развалиной, глядя на свежие физиономии не только эльфов, но и Дана. Выбить из равнодушного равновесия. Заставить…

Заставить страдать. И посильнее.

* * *

Вин действительно всерьез принял приказ Дана и старательно поправлялся. Его отчаянно смущала забота. Или удивляла. Наверное, Фрика, проверив, как действует на эльфов новая пытка, просто велела перевязать – в лучшем случае, и забывала. Конечно, заложники наверняка заботились друг о друге, но уж точно вряд ли при них неотлучно был кто-то, а Вина обеспечили заботливой сиделкой. Дан и Аль заходили регулярно, и Вин, с одной стороны, и вправду удивлялся, а с другой – осторожно, опасливо радовался.

Что чувствовал сам Дан… Ну, он был бы очень благодарен тому, кто рассказал бы поподробнее. Он не понимал. Аль улыбался и не говорил, впрочем, Дан к нему и не приставал. Самому бы стоило разобраться. Пусть и не получалось.

Нирут смотался куда-то, не забыв отдать распоряжений насчет Люма, и тот сломался как-то подозрительно быстро: Дан нередко ловил на себе его ненавидящий взгляд. И никакого тебе привычного равнодушия. Ярость и ненависть, не имеющие выхода. Кидаться на Дана с голыми руками? Не такой же он идиот, без оружия Дан бы с ним справился и в очень-очень давние времена. Месяца не прошло – и Люм уже спекся. Дан отвечал ему сладенькой улыбочкой, и, глядя не него, остальные тоже взяли ее на вооружение. Даже Ивин, и вот это Дана обрадовало как нельзя больше. За Люмом следили очень бдительно, да и Нирут, должно быть, красиво разъяснил, что будет, если он рискнет нарушить запрет, а властитель порой выражался очень образно и убедительно, не хочешь, а поверишь. И понятно, что о смерти речь не шла. Наоборот. Ну, например, Нируту ничего не стоило сделать из Люма парализованного. То есть при полном здоровье он бы просто шевельнуться не сумел и попросту превратился бы в чистый разум: все понимаешь, но сделать не можешь вообще ничего. Абсолютно. А с разумом у него было средне. Кому-то, вероятно, хватило бы компании самого себя, но Люм был персоной весьма неприятной и неинтересной, даже ему с собой было бы скучно.

И все. Можно его выкинуть из головы.

Не в нем дело. Совсем не в нем. И вообще неизвестно в чем.

Отношение к эльфам, вампиру и демону стало другим. Вовсе не тем, что Дан чувствовал по отношению к Квадре или не-Квадре. Уже не просто симпатия. Потребность. Дану позарез необходимо было общество новых членов… чего? Всех пересчитать, так октет какой-то получается. Двойная Квадра. Дубль? Черт-те что. При этом он не воспринимал этот дубль так же, как основу, не было этой непонятной близости, не было ощущения единого целого даже во время боя. Но что-то – было.

Вина выводили на свежий воздух, поддерживая под локотки, и усаживали в удобное кресло. Он наблюдал за тренировками, греясь на солнышке… а не очень далеко от него выполнял приказ властителя Люм, бледнея и краснея от бессильной ярости. Смотри, смотри, любуйся, тебе никогда не светит танец с мечом. Никогда. Такое неуютное слово, верно? Неудивительно будет, если Нируту придет в голову заставить Люма прислуживать Вину…

А почему – Нируту? Отложенная месть, оказывается, тоже бывает сладка. Сердце грели ненавидящие взгляды. Впервые в жизни Дан искренне радовался чужим неприятностям. Так почему не доставить себе еще большее удовольствие? Отерев с лица пот, он положил катану на плечо, словно она была двуручником, небрежной походочкой подошел к Люму и лениво велел ему принесли Вину свежего сока. А если на кухне его нет, то выжать. И Люм, не дожидаясь дальнейших уточнений, ожег Дана лютым взором и поплелся на кухню сок выжимать. Хорошую работу провел Нирут. Добросовестную. Все предусмотрел. И Люм, который искренне считал эльфов неполноценной расой, принес Вину стакан свеженького яблочного сока – на подносике, как слуга, – и терпеливо ждал, когда он выпьет и стакан обратно на подносик поставит. И ведь даже не рискнул в стакан плюнуть, потому что Вин хоть и слабый, а маг, и кто ж знает, что маг увидеть способен, а что – нет.

Вин, правда, предварительно на Дана удивленно глянул, но безропотно покорился. Даже сок не торопился пить. И Люм так и торчал рядом, не отваживаясь хотя бы на травку присесть. Люм, никогда ничего и никого не боявшийся. Ну патология у человека такая – отсутствие чувства страха. Он и Фрику не боялся, и Нирута, и вообще кого-то, просто был осторожным и разумным до тошноты. Наверное, Нирут был крайне убедителен.

Таул откровенно потешался. Он вообще потешался над всем и всеми, в том числе и над Первым, что Первого столь же откровенно радовало. Никакого пиетета. Вместо него на это обижался Лиар и нередко с вампиром ссорился. Совершенно по-детски.

Дан сел на траву, привалившись плечом к креслу Вина, положил рядом катану – так, чтоб Люм ее видел, и залюбовался тренировкой. Красиво. Себя он со стороны, конечно, не видел, видеозаписей тут не изобрели и вроде не собирались, но сильно предполагал, что выглядит беременной коровой на коньках рядом с этими… этими… нет слов. Ему не доводилось наблюдать за Гаем и Алем, потому что в те времена он носился и скакал козлом вместе с ними. Наверное, это было столь же красиво. Прекрасно. Завораживающе. Они летали – демон, эльф и вампир. Вились по воздуху серебряные волосы Алира, сияла под солнцем неопределимо-золотая шевелюра Лиара, неуловимо для глаз мелькал Таул. Выглядел этот последний как киллер или ниндзя, зато теперь солнце было не страшно для него даже при потере шляпы: по Дановой рекомендации ему соорудили маску наподобие лыжной, а отверстие для глаз было затянуто тканью, отражавшей солнечные лучи. В глаза противнику. Зрелище было – ух.