Странница

– Он добрый?

– Не знаю. Не особенно. Он не может быть просто добрым, потому что он король. Но он справедливый.

– Ты его любил?

– Почему – любил? Я и сейчас его люблю. Просто судьба у меня другая. Я должен быть с ней. – Он наконец отпустил кружку и положил руку поверх руки Лены. – Вот моя судьба, Лини.

– И ты ее любишь?

– Да. Она нужна мне больше, чем воздух. Больше, чем жизнь. Больше, чем весь мир.

Лини посмотрела на Лену с завистью, и Лене стало неудобно. Она тоже завидовала женщинам, которых любили. А теперь вот завидовали ей.

– А ты ведь славная женщина, Лини, – вдруг заявил Маркус. – Детишек чужих взяла. А племянники всякие у тебя были?

– Они у меня и есть, – оживилась Лини и начала рассказывать о племяшке и ее маленькой дочке, о племяннике, который стал хорошим плотником и ходит из деревни в деревню, хорошо зарабатывает и часто навещает тетку… У нее даже лицо смягчилось. На Лену она поглядывала виновато, а на шута вовсе не смотрела. Он тоже сестрой не любовался и вряд ли слушал, что она говорит, погруженный в неприятные воспоминания детства.

Ей Лини выделила свободную спальню, а мужчинам постелила на полу, в той комнате, где они и ужинали. Лена почти не спала, потому что не спал шут. Словно сквозь стены она видела, как он лежит на спине, закинув руки за голову, и смотрит в потолок сине-серыми глазами, поблескивающими в темноте. Лучше бы они поставили палатку в чистом поле, померзли бы ночку, ничего, днем все равно тепло будет, согреются. Всю жизнь прожить в ненависти, и добро б в ненависти к виновным, но ведь Лини ненавидела брата едва ли не больше, чем эльфов. Может, не стоило ей говорить о семье Гарвина? Нет. Нефиг жалеть. Пусти Лини в Трехмирье, она с удовольствием палача бы заменила, и не исключено, что детишек собакам бросала бы…

Нет. Нехорошо. Она жутко несчастная женщина, хорошо хоть на детей отвлекается… добра ли с ними? Лене казалось, что исполненный ненависти человек не может быть по-настоящему добрым. Уйти бы отсюда побыстрее…

Встала она с больной головой, с огромным трудом запихала в себя завтрак, выжимала улыбку, а Лини, видя это, впадала в тихую панику. Господи, неужели Светлая не имеет права даже на элементарное плохое самочувствие. На прощание Лена совершенно искренне пожелала ее детям мира, успехов и лучшей жизни, и Лини эту искренность увидела, просияла, собрала им с собой еды, но шута словно бы опять и не видела. Маркус взгромоздил Лену на ее обычное место на лошади, взлетел сам. И как у них это получается? Лена однажды втихаря, пока ее никто не видел пыталась влезть на апатичную лошадку. Ну, попрыгала рядом. Ведь даже стремян не было. Что, они тут все чемпионы по прыжкам в высоту? Трамплин попробовать, что ли?

Ехали молча. Гару носился по мокрой траве, гонял птиц и зайцев. К полудню земля просохла настолько, что по ней можно было идти. Шут вел лошадь в поводу, другой рукой держась за руку Лены, как ребенок. Маркус смотрел по сторонам, скучал, а потом вдруг спросил с присущей ему тактичностью танка:

– Ты когда-нибудь станешь взрослым или так и будешь купаться в детских обидах?

– Не знаю, – признался шут. – Хотел бы забыть, да не получается. Просто… растревожило. Не обращай внимания.

– Я – могу, – хмыкнул Маркус, – а она – нет. Не забыл, что она чувствует то же, что и ты? Она сама чуть не умерла, когда тебя подстрелили, она вчера вместо тебя чуть не плакала…

Лена подобрала юбку и пнула бы Маркуса от души, да он был слишком верткий. Шут засмеялся и обнял их обоих за плечи.

– Я привыкну. У меня теперь есть не только прошлое. Есть теперь люди, которые не мечтают о моей смерти, которым не все равно, что со мной происходит, для которых я не эльфийский ублюдок и не собственность короны, а просто человек.

Лена тоже обняла их обоих, Маркус заулыбался – и тоже обнял. Гару обиженно гавкнул и полез в середину, обтирая грязные бока об их одежду. Хорошо хоть лошади всего лишь щиплют травку…

Вместо перерыва на обед, то есть привала, Лена прицепила к ошейнику Гару поводок (он очень удивился, набросила петлю на руку и взяла за руки мужчин. И сделала Шаг. Впервые она почувствовала что-то при переходе в другой мир, какую-то вибрацию воздуха, едва уловимую. Лошади ничего не заметили, Гару принюхался, а мужчины сделали еще по несколько шагов, прежде чем до них дошло.

– Делиена, – выдохнул Маркус, – ты увела нас!

Лена довольно улыбнулась. Впереди и внизу сиял город. Именно сиял: здесь был не то чтоб вечер, но нечто предвечернее, и там, видно, зажгли огни. Маркус проверил, как вынимается из ножен меч, шут поправил лук и колчан со стрелами. Готовятся к новому миру. Такие вот реалии: держи оружие наготове. Грустно. Ничего. Мы Светлые, мы прорвемся. Если успеем до ночи дойти до города, который находится черт знает где.

– Ничего не почувствовал! – восторженно сказал Маркус. – Вообще ничего! Разве это сравнить с переходом Границы? Делиена, ты великолепна! Я тебя обожаю!

– Я тебе пообожаю, – пригрозил шут, тоже несколько ошарашенный. С ним это вообще впервые. И кажется, он наконец поверил, что Лена может взять его с собой в другой мир. Она не стала спускать Гару с поводка: кто знает, как здесь относятся к собакам, но Маркус забрал у нее сам поводок, наверное, чтобы она могла беззастенчиво повиснуть на шуте. То есть уцепиться за него обеими руками. Какое-то время они шли пешком, но темнело быстро: местность была гористая, и остаток пути пришлось проехать верхом. Ворота были уже закрыты. Немаленький город был обнесен высокой стеной из темно-серого камня, даже без бойниц. Лена подумала, что можно и прямо тут палатку поставить да переночевать, спать она хотела почти смертельно, но Маркус забарабанил в дверцу, прорезанную в огромных воротах и заорал:

– Светлой тоже утра дожидаться?

Дверца открылась с удивительной быстротой, в нее выскочил бравый такой гренадер с усищами, что хвост у Гару, увидел Лену (а она очень хотела быть узнанной) и начал низко-низко кланяться и извиняться, что не дождались и ворота заперли, но сию минуту исправят, а начальник караула самолично проводит их в лучшую гостиницу.

– Не надо в лучшую, – как можно слаще улыбнулась Лена, – если можно, в ближайшую.

Очень хотелось просто лечь. Даже не в постель. Пусть раскатать одеяло на полу, вытянуться не раздеваясь и закрыть глаза, чтоб они сами по себе не закрылись. Шут поддерживал ее за талию, и правильно делал, потом что Лена боялась заснуть на ходу. Странно, ей случалось не спать ночами, но чтоб так валиться с ног… Может, Шаг так подействовал? Бррр…

Начальник стражи все-таки повел их не в ближнюю гостиницу, потому что топать пришлось целый час, выслушивая рассказы о городе, работе и теще. Город он любил, работу исполнял, тещу, как и положено, убил бы, если б жены не боялся пуще казни. Эльфов здесь было много, жили с ними, как говорится, разно, но в основном конфликты завершались личными разборками, иногда переходящими в тривиальный массовый мордобой, после чего стороны гордо расходились по своим кварталам, чтобы назавтра встретиться на том же месте и выпить. Гномы вымерли давно, никто уж и не помнит когда. Орки вон в том дальнем квартале живут, вояки хорошие, верные наемники, но пьяницы такие… (с завистью). Короля нет, есть королева, ведьма старая, то есть в смысле волшебница пожилая, маги тоже есть, всякие, а самый наилучший помер в прошлом году, перепив рома с моряками. Как где море – а вон в той стороне, город-то портовый… Можно сесть на корабль и переплыть океан, а по ту сторону потешные люди живут, ну совершенно черные, только зубы и блестят белые.

Пальца шута невольно сжались. Он и не рассчитывал увидеть море. Тем более океан. Переплывем? Ну да, к концу плавания он Лену разлюбит навсегда, потому что ее укачает до полусмерти в первые два часа, ее даже на лошади укачивает…

Хозяин гостиницы, поначалу недовольный тем, что разбудили, увидел Лену и пришел даже не в восторг – в экстаз. Ну да, это вам не Сайбия, куда Светлые зачастили, словно на работу, по четыре штуки за три года в том же месте, а одна чокнутая и вовсе поселилась… Лена насилу убедила его не выселять из местного люкса заезжего богатея. Хозяин был мужичок предусмотрительный, имел резервный номер на случай появления особо выгодного клиента, например Светлой со спутниками – ни о какой плате и речи быть не может, еще не хватало на Страннице наживаться, для этого купцы да путешественники есть.