Странница

– А ну стоять!

– Зачем стоять? – поинтересовался Маркус, небрежной походочкой выруливая из-за угла. – Почему стоять? Я б размялся. Поучил щенков уму-разуму. – Он прищурился, оглядел шестерку и покачал головой: – Нет. Не щенков даже. Цыплят. Ты глянь, Гарвин, как стоят. Разве ж это мужчины? – Он длинно и крайне презрительно сплюнул. Эльфы дружно и очень оскорбительно захохотали. Маркус вразвалочку приблизился к шестерке. – Ну, малыши, так и дальше с женщиной бороться будем или все ж рискнем всего вшестером на одного?

Зашипели выхватываемые мечи, и Лена крикнула:

– Стоять, Маркус!

– Ну, – неохотно повернулся он, – как прикажешь.

Он так вкусно подставил спину этой шестерке, что один не выдержал и купился – сделал мощный выпад, да только у Маркуса на каждом участке тела имелось по паре глаз: он описал мечом, который вроде бы только что спокойно дремал в ножнах, сложную фигуру, вышиб оружие у нападавшего и заодно у его соседа и прорисовал ему на груди классический знак Зорро. Без крови. Только рассек одежду. Тут на него кинулись и остальные. На свою беду.

Нет, Маркус ни одного не убил. Даже не ранил смертельно. Отсек две кисти вместе с мечами, проткнул три ляжки и одну задницу, может, и продолжил бы развлечение, да голос Лиасса был весьма гневен и его «Что тут происходит?» немедленно выключило смешки эльфов и ленивый азарт Маркуса.

– Цыплят воспитываю, Владыка, – поклонился Маркус. – Чтоб вежливыми были. Не понравились они Светлой, попросила она их уйти, а они нет чтоб послушаться, давай ее всякими нехорошими словами обзывать. Ты, Владыка, можешь с ними вежливо разговаривать, ежели хочешь, но я-то не обязан, правда?

– На них заклятие, – негромко сказал Гарвин. – Сложное заклятие. Они не сами сюда пришли, Проводник, и уйдут не сами… – Он пошел – вроде бы к Лиассу, но на пути оказались «заклятые», и что-то такое было в Гарвине, что они буквально раскатились в стороны, освобождая ему путь. – Видишь, Владыка? Надо бы мага Кариса пригласить, чтоб тоже посмотрел.

Кто-то из эльфов тут же сорвался с места и с олимпийской скоростью помчался за Карисом.

– Исцелите их кто-нибудь, – бросил Маркус, – а то ведь эти двое кровью истекут. – Невелика, конечно, потеря, да мало ли, авось на что сгодятся.

Он нагнулся и обтер окровавленное лезвие о куртку одного с пропоротой ляжкой, плавно опустил меч в ножны и подошел к Лене.

– Ну и чего они тебе не понравились-то? – шепотом спросил он и отвесил поклон. – По мне, нормальное дурачье.

– Ты у меня еще получишь, защитничек, – пригрозила Лена, опираясь на предложенную руку. Эльфы хлопотали около раненых, останавливали кровь, затягивая ткани, но небрежно, что, как Лена уже знала, вызывало у исцеляемых очень неприятные ощущения. Лидер их с ужасом смотрел на свою отрубленную руку, пока совсем молоденькая эльфийка возилась с тем, что от руки осталось. Прибежал Карис, осуждающе посмотрел на Маркуса – тот немедленно заинтересовался парящим в небе ястребом – и оглядел пострадавших.

– Грубое заклятие, – поморщился он. – Аж глаза режет. Но сложное, многослойное. Кто-то послал их сюда, Владыка. А этот рубака, как всегда, не разобравшись…

– Ага, Светлую можно безнаказанно эльфийской подстилкой называть, – кивнул Маркус. – Пусть спасибо скажут, что не поотрубал им… эээ… что-то другое.

Услышав про подстилку, милый и мирный Карис пнул того, который был к нему поближе. Очень негуманно пнул. В то самое «что-то другое». Эльфы даже не засмеялись. Позавидовали. Подоспел Кавен – великий маг-теоретик, кто-то сбегал за Кайлом, маги засуетились, обмениваясь отрывочными репликами. Гарвин вернулся к Лене.

– Погуляй, Проводник. Мы не договорили с Аилленой.

Маркус, естественно, не услышал.

– Гарвин, о чем мы говорили? Язык сдерживай.

– Прости, Проводник. Я не хотел тебя обидеть. Мне действительно нужно поговорить с Аилленой. Пожалуйста, оставь нас.

Маркус посмотрел на Лену. Она кивнула:

– Мы правда не договорили. А ты иди и готовься. Тебе мало не покажется, обещаю.

Маркус фыркнул и отправился домой. Гарвин взял Лену под руку.

– Не против прогуляться? Очень терпеливый у тебя друг. Я бы их убил.

– За что?

– Ну знаешь, – удивился он, – тебе мало? Хотя бы за оскорбление.

– За оскорбление нельзя убивать, Гарвин. Морду бить можно. А убивать нельзя.

Он неопределенно пожал плечами.

– У мужчин другие взгляды. Так ты не хочешь мне помочь?

– Хочу. Но о Трехмирье даже не заикайся, не поведу. У тебя впереди столько времени, Гарвин! Ты сможешь привыкнуть и к миру, и к тому, что не все люди заслуживают смерти.

– Рассказать тебе, как я забирал силу? – усмехнулся Гарвин. – Ты же сама меня выкинешь в Трехмирье.

– Давай я тебе лучше расскажу, – предложила Лена. – Народу собралось много. Весь холм был заполнен, и вокруг холма тоже толпились люди. Несколько тысяч собралось. И маги постарались – видно и слышно было хорошо. Не поленились доски для эшафота издалека тащить – не было леса поблизости, из города, наверное, привезли – там в миле-другой город горел. Сколочено было на совесть, даже ступеньки не скрипели, а ведь временное сооружение. Для единственного случая. Вот для креста доски не остругали, наверное, нарочно, чтоб еще и занозы были. Мелочь такая, но мелочь неприятная, правда? А у креста – эльф, которого чуть пополам не разрубили, весь бок разворочен. Не поленились исцелить, чтоб до казни дожил.

– Милит? – тихо спросил Гарвин.

– Милит. Так что пугай меня или не пугай, я не поведу тебя в Трехмирье. Ни тебя, ни какого-то другого эльфа. Ты сам себя боишься, Гарвин?

– Боюсь. У меня и правда нет дурных замыслов. Пусть я не верю людям, но я верю Владыке. Я спрашивал Кариса об отношении к некромантам… Знаешь, я не хочу, чтоб меня заперли где-то в темнице рядом со свихнувшимся некромантом-человеком.

– Почему – свихнувшимся?

– Потому что человек не может безнаказанно стать некромантом. Устроен не так. Природа магии другая. Некроманты, как правило, эльфы, Аиллена.

– А Владыка не может придумать какой-нибудь заслон для твоей магии?

– Может. Но не хочет. Магия не терпит заслонов, она рвется на свободу. Мне лучше бы выжечь себя… Но ведь беда в том, что самые сильные заклинания – разрушительные.

– А кокон света, например?

– А кокон света мне не по силам, – улыбнулся Гарвин. – Не сумею. Я не Владыка, я всего лишь его сын, хотя и талантливый. Могу я задать тебе личный вопрос?

– Задать – можешь. Это не значит, что я на него отвечу.

– Тебе хотя бы нравится Милит?

– Хотя бы нравится. Вот чего я не понимаю, почему его это «хотя бы» устраивает.

– Потому что любой может приказывать своему телу, а вот приказывать своему сердцу могут только те, у кого сердца нет. Ты делаешь Милита счастливым. И я ему немного завидую.

– Потому что не можешь быть счастливым?

Гарвин поцеловал ее ладонь.

– Не могу. Эльфы чаще всего однолюбы, а я в отличие от Милита свою жену любил. Помоги мне, Аиллена. Прошу тебя.

– О Трехмирье не проси. Уж прости, я в данном случае думаю не о тебе или Владыке, а исключительно о себе. Я не хочу до конца своих дней гадать, какой смертью ты умер, и понимать, что я тебя на смерть проводила и платочком вслед помахала. Я уж молчу о том, что это глупо – возвращаться, чтобы мстить. Не спорь. Ты хочешь именно мстить. Я в этом не участвую.

– Я ведь могу и…

–Устроить светопреставление здесь? Чтоб тебя здесь убили на радость Владыке и Ариане? Я слышала, что эльфы терпеливые. Ты всего несколько месяцев здесь, а хочешь, чтобы афганский синдром прошел.

Гарвин не понял, и Лена долго рассказывала ему и про афганский синдром, и про вьетнамский, и про чеченский, и про потерянное поколение после первой мировой, и про вторую мировую, и про Аушвиц и Майданек, и про Холокост, и про многие миллионы погибших… Даже охрипла. Ничего. Не он один прошел через ужасы войны. Здесь таких больше сорока тысяч. Виана вот например. И вообще, что-то же надо ему говорить, что-то же надо делать, если его переклинило на своей некромантии, если комплекс у него, а психоаналитики здесь не водятся…