Странница

– А воровать нехорошо, – сообщил шут. – Где застежка для плаща? Весьма, знаете ли, драгоценная застежка. Лучше бы вернуть, потому что тот, кто ее подарил, в гневе страшен.

– Я в гневе страшен, – подтвердил Милит и в доказательство ударил кулаком воздух, как это делают всякие Ван Даммы, демонстрируя свои каратистские тренировки. Стоявший у стены шкаф рассыпался в мелкие щепки, зазвенел бьющийся хрусталь, забрякало серебро. Однако. – И если застежка не найдется, выйду во двор и проделаю то же самое со всем замком. Вас, конечно, не выпущу. Пусть потом соседи откапывают.

Застежка нашлась буквально через четверть часа. Очевидно, хозяин замка в гневе был тоже страшен, и слуги решили не доводить его до греха. Шут на всякий случай проверил мешки. А что у них красть, это у Лены драгоценностей полкило…

– Пора, – сказала она, вставая. Мужчины тут же приблизились, похватали мешки и оружие, причем Милит сгреб сразу три – свое, Маркуса и Лены. Они взялись за руки, и Лена сделала Шаг. Все равно куда, лишь бы подальше отсюда.

Вокруг была поздняя осень. Лес покачивал голыми ветвями, ветер ворошил листья, по темнеющему небу проносились тучи. Эльфы кинулись ставить палатки, шут, подхватив топорик, отправился за дровами. Маркус устало сел на землю и спросил:

– А выйти из этой темницы вы не могли?

– Могли, – пожал плечами Милит, – но я даже не подумал, что они захотят начать с вас. Вы же люди. Ты уж прости, Проводник.

– Да ладно. Ничего страшного, – смилостивился Маркус. – Вот идти пока не смогу.

– Куда ты денешься? – удивился Гарвин. – Исцелю – и побежишь, как жеребенок. Лезь в палатку. Это лучше в тепле делать, хотя сестра почему-то иного мнения.

– Делиену сначала.

– И ты лезь в палатку. Давай-давай, ты к боли непривычная, да и не привыкай.

В палатке можно было только сидеть, хотя она была и заметно просторнее, чем ее собственная. Оно и верно: Милит занимал много места. Гарвин заставил ее раздеться, но почему-то не было холодно, наверное, он как-то нагрел внутри воздух.

– Ничего. Сейчас все пройдет, – мягко сказал он, водя руками над ее спиной, не касаясь кожи, на грани прикосновения. Было щекотно, а боль таяла, зато начало клонить в сон. Лена натянула всю одежду, потому что даже после деликатного Гарвинова исцеления все равно начинала бить дрожь. Спина Маркуса выглядела жутко. Примерно как спина Милита, когда Лена узнала, к чему его приговорил Совет. Гарвин бросил на пол плащ, уложил на него Маркуса и с четверть часа водил руками. Рубцы исчезали на глазах, а Маркус едва ли не урчал от удовольствия.

– Тонкое целительство, – похвастал Гарвин. – Без особенных последствий. Правда, годится только для неопасных ран. Или наоборот слишком опасных. Видишь, Аиллена, какой я полезный.

– Мог бы гостям какую-нибудь пакость сделать, – кровожадно проворчал Маркус. – И что, у меня спина теперь болеть не будет?

– Будет, – пообещал эльф, – но не слишком. Мешок нести не сможешь, а идти – вполне. Особенно если идти будем не быстро. А почему ты решил, что ничего не сделал?

Лена начала бледнеть. Гарвин засмеялся.

– Аиллена! Я же знаю, какая ты великодушная, поэтому не сделал ничего страшного. Просто после нашего ухода у них у всех вдруг схватило живот.

– Там уборных не хватит, – фыркнул Маркус. Гарвин ханжески опустил глаза и признался:

– Боюсь, никто не успеет добежать до уборной.

Маркус расхохотался, да и Лене стало смешно. Великодушная? В разумных пределах. Не остановила же Маркуса с ножом. И никаких угрызений совести. Абсолютно. Ведь эльфы не отделались бы поркой. И шут вместе с ними.

Спали они на этот раз втроем в этой палатке, потому что Гарвин ее согрел. Как помещался верзила Милит в маленькой палатке, Лена не представляла, но наутро он был свеж и бодр, в отличие от Лены. У нее все-таки разболелась голова, и Гарвин озабоченно хмурился: вроде его целительство не должно было так подействовать. Будто голова не могла сама по себе заболеть без всякой магии. Лена даже сделала себе отвар краснотравки, который помогал ей от головной боли, так что через пару часов они все-таки двинулись в путь и еще засветло добрались до маленького городка и нашли в нем скромную, но чистую гостиницу.

– Эльфы, – проворчал вышибала, – имейте в виду, никаких драк, если не хотите отработать месяц на строительстве городской тюрьмы. Вести себя прилично и к постояльцам не цепляться.

Лена дернула Гарвина за рукав, и он пообещал вести себя прилично и ни к кому не цепляться, если ему дадут поесть, выпить и выспаться.

– Серебро – и делай что хочешь, – пожал плечами вышибала, неторопливо вставая и разгибаясь. Ушло у него на это много времени, потому что ростом он был никак не ниже Милита, но раза в полтора шире. – Они с тобой, уважаемая? Уж проследи, чтоб все было правильно.

Лена пообещала. Свободная комната была всего одна, но просторная, и хозяин пообещал принести мягкие тюфяки для мужчин, которым придется спать на полу, шут расплатился, и шустрый мальчишка повел их вверх по скрипучей лестнице, попутно рассказывая о городских достопримечательностях.

– А что, – спросил его шут, – эльфы тут особенно драчливы?

– Ну, когда выпьют лишнего, – авторитетно объяснил мальчик, – сразу начинают нос драть да сверху вниз на всех смотреть, а чуть не по их – так и в морду…

– Мы не будем пить лишнего, – без энтузиазма пообещал Милит. – А помыться у вас тут есть где?

Шут отдал еще пару монет, и им показали специальную комнату с большим чаном, в котором исходила паром горячая вода. Лену, естественно, пустили первой. Она не только вымылась, но даже полежала в воде, чтобы выгнать усталость. В комнате она переоделась в черное платье – ее теплый костюм нуждался в стирке, а за стирку шут и вовсе заплатил несколько медяков. Когда все вымылись и переоделись, а Гарвин еще и придирчиво осмотрел спину Маркуса, решили все-таки пойти вниз и поесть. Эльфы еще раз поклялись смотреть на людей только снизу вверх и со всем почтением, но только если их опять не начнут в кандалы заковывать.

Им подали роскошно приготовленную баранину с взбитым чуть не в пену картофельным пюре, гору мелко порезанных овощей, крепкий мясной бульон, на который «Галина бланка» не была похожа вообще никак, и впечатляющих размеров пирог с яблоками. Лена давно перестала с ужасом воспринимать такое количество еды, понимала, что через час тут и крошки не останется, а кто-то, может, еще и добавку попросит. Баранина таяла во рту, а в сочетании с немного пенистым бледно-розовым вином и вовсе. Мужчины честно не особенно налегали на вино, хотя оно было не крепче пива. Потом шут поинтересовался, не будет ли хозяин возражать против менестреля, и хозяин вовсе не возражал, даже пообещал бесплатный завтрак, если менестрель привлечет внимание посетителей.

Менестрель очень даже привлек. В этом мире не знали аллели, так что, когда шут, устав петь, продолжал перебирать струны, публика сидела тихо-тихо и внимала раскатывающимся волнам музыки. В зале, кстати, была просто великолепная акустика, что придавало инструменту звучание целого оркестра. Хозяин раза три выразил сожаление, что у него действительно нет больше ни одной свободной комнаты.

Да и эта была хороша. В ней стояли две кровати, на одну легла Лена, на вторую Маркус, а остальные расположились на полу, где были заботливо расстелены обширные и мягкие тюфяки, покрытые чистейшими простынями, имелись пуховые подушки и хорошие одеяла. Лена смазала Маркусу спину рассасывающей мазью, а он блаженно жмурился.

– Знаешь, Делиена, а правду говорит Ариана: у тебя свой род целительства, – заявил он. – От твоих прикосновений боль проходит. – Он подумал, пожмурился еще и честно добавил: – Ну, если не очень сильная, точно. А тебе кто спину помажет?

– А у меня и не болит. Ты не сравнивай – пять и пятьдесят. А теперь все быстро зажмурились, я переоденусь.

Уже лежа в кровати Лена сказала:

– Вот так и начинаешь ценить мелкие радости жизни: горячую воду, хороший ужин, возможность раздеться перед сном, чистые простыни…