Дарующая жизнь

На боку отчетливо прорисовывался синяк. Лиасс покачал головой.

– Ударить Светлую – это кем надо быть?

– Я его… – смутно пообещал шут.

– Отдать его тебе? – поинтересовался Лиасс. – Могу. Но мне кажется, у нас лучше получится. И даже королевскому палачу кое-что останется. Всю оставшуюся короткую жизнь он будет каяться в том, что посмел тебя ударить.

Его ладонь полностью закрыла синяк. Ладонь была теплая, но Лену обдало холодом. Она немедленно покрылась пупырышками и затряслась. Шут накинул ей на спину плащ. Через минуту Лиасс убрал руку – синяка не было, и боль ушла. Он внимательно осмотрел Лену, ища еще следы общения с бандитами, каким-то образом обнаружил и принялся гладить ее по голове – и боль тоже уходила. Лена даже перестала стесняться. На прощание Лиасс подмигнул ей и заметил:

– А ты заметно постройнела со времени нашего знакомства.

Лена решительно запахнула плащ и не менее решительно залилась краской. Маркус явственно хрюкнул. Когда Лиасс ушел, мужчины напоили ее горячим вином, заставили поесть, хотя кусок в горло не шел, и уложили в постель, несмотря на раннее время. Шут накрыл ее вторым одеялом и сел рядом.

– Тебе больно? – спросила Лена. Он неопределенно пожал плечами.

– Не особенно. То есть, конечно, больно, но так, как и должно быть. Ничего страшного. Через недельку заживет. Вот когда вытаскивали стрелу, было больно. Не высовывайся из-под одеяла, лежи смирно, а то свяжу. Лиасс только что тебя исцелил, ты сейчас мерзнуть будешь.

– Зачем исцелял, – проворчала Лена, – у меня уж точно не смертельно.

– Так лучше. Ты расслабься. Отдохни.

Он оказался прав: Лену начало колотить от чудовищного озноба. Лучше бы она с синяком походила. ей-богу. Шут сочувственно гладил ее по голове, потом решился, неловко снял куртку и сапоги и забрался к ней под одеяло, обнял, прижался – и Лена почувствовала, как болит у него рука. Не особенно… А врет, что врать не может. Опять навернулись слезы, и шут принялся целовать ее глаза.

Милит буквально вломился, кажется, даже смел по дороге что-то из скудной мебели. Или Маркуса. Ну и увидел то, чего ему видеть было не положено и явно видеть не хотелось: Лену и шута под одеялом и с поцелуями. Откуда ж ему было знать, что шут разве что без сапог, а так полностью одет, а на Лену он натянул толстую и длинную ночную рубашку. Красивое даже для эльфа лицо Милита болезненно исказилось, а шут, зараза такая, то ли краем глаза его увидел, то ли просто так совпало, но поцеловал он Лену как-то совсем уж особенно, она чуть не застонала от удовольствия. Правда, Милит мгновенно взял себя в руки.

– Рад видеть, что у тебя все в порядке, Светлая.

– А Владыка тебе не сказал? – недовольно глянул на него шут.

– Очень уж хотелось самому убедиться.

– Убедился? Можешь идти.

Несколько секунд эльф смотрел на нее напряженно, но ничего не сказал, резко развернулся и вышел стремительно, как Родаг. И опять что-то уронил по дороге. Может, и Маркуса.

– Ты жив там? – спросил шут.

– Почти, – проворчал Маркус. – Здоров же, отмахнул, как муху… Вы там…

– Мы тут просто греемся, – сказала Лена, – так что заходи. Или лучше я сейчас оденусь…

– Нет, ты уж лежи, – удержал ее шут, выскальзывая из-под одеяла. Куртку он надевал очень неловко, и Лене опять стало больно вместе с ним. Маркус покачал головой:

– Делиена, поверь старому бойцу: это не смертельно.

– Конечно, – удивился шут. – Не переживай. Ну больно пока рукой шевелить. И все.

Маркус подал ей кружку.

– Выпей-ка. И выспись как следует.

– Мне встать надо.

– Куда тебе занадобилось? – рассердились оба.

– Туда! Догадайтесь с трех раз!

Хохотали втроем. До ближайшего туалета Лена сбегала, накинув поверх рубашки плащ. а потом Маркус все-таки заставил ее выпить какой-то травяной отвар, и ее почти немедленно стало клонить в сон.

Наутро, довольно позднее утро, она встала с больной головой и дурным настроением. Нельзя ей давать снотворное ни под каким видом. Мужчин не было, и это показалось странным: обычно, куда бы она ни пошла, кто-то непременно ошивался поблизости. Лена умылась давно остывшей водой и немножко пришла в себя. Вчерашний день казался совершенно нереальным. Какие-то разбойники, какой-то сто лет не мытый главарь… Невольно вспомнился Лиасс в их первую встречу, аккуратный, подтянутый, в белоснежной рубашке, и пахло от него вкусно, вроде как свежескошенной травой…

А методы и цели одни и те же: у красавца эльфа и у тупого бандита… От этой мысли стало совсем грустно. Лена оделась, привела в порядок постель и подумала, что переезжать в дом к советнику придется, как ни противно. В палатке было холодно, хотя угли в жаровне тлели и даже тепло давали. Ровно на два метра вокруг себя. Как-то дома, еще в Новосибирске, зимой где-то что-то прорвало и отключили отопление. На второй день в квартире температура упала до пяти градусов. В палатке было ненамного больше, но вот с масляными радиаторами здесь были сложности… Лена погрела руки над жаровней. Хотелось плакать. Может, воспользоваться тем, что никто не кинется утешать и говорить что она теперь даже на слезы права не имеет?

Теплые руки обняли ее сзади. Ну вот, утешитель. Лена повернулась, потерлась щекой о сукно куртки… и не сразу поняла, почему затекает шея и вообще ощущения какие-то непривычные. Ее целовал Милит, и как целовал! Лена хотела отстраниться, но он словно и не заметил ее усилий. Тогда она затрепыхалась активнее, завертела головой и в итоге въехала ему макушкой по губам, да так крепко, что он разжал руки. Милит улыбнулся и хотел что-то сказать, но Лена разозлилась и влепила ему крайне звонкую пощечину. Эльф вздрогнул, но промолчал, прижал к сердцу раскрытую ладонь, поклонился и вышел. И что шуту говорить? Не заметила, что куртка синяя, а не серая. Не сообразила, что голову высоко задирать пришлось: шут хоть и не маленький, Милит его на полголовы выше. Даже вкус поцелуя был другой, и на это она не сразу обратила внимание, потому что ей все равно было хорошо – только в чужих руках! И кто поверит, что она просто была расстроена и ошиблась? Она бы нипочем не поверила.

– Могу я войти, Аиллена?

– Можешь, – буркнула Лена. Лиасс внимательно на нее посмотрел, но ничего не сказал. А Лена бы дала голову на отсечение, что он все понял. И даже, наверное, Милита видел. Тоже… весь в деда. Ну на кой вчера этому надо было напоминать о деталях их первой встречи? Постройнела она, видите ли. А тогда кривобокая и толстая была. Она и не напрашивалась, сам стрельбище продемонстрировал, чтоб ее в постель уложить.

– Ты такое же дерьмо, как и эти бандиты! – выпалила Лена. Лиасс кивнул.

– Когда должен добиться цели, я использую любые методы. Просто я умнее и опытнее, знаю, что насилием от тебя ничего не получить, кроме проклятия. И знаешь, я не верю, что ты вспоминаешь наше знакомство с отвращением. Тебе было хорошо. Но ты почему-то очень этого стыдишься.

– Почему-то!

– Почему-то, – подтвердил эльф. – Ты не могла не получить удовольствия, потому что я знаю, что для этого нужно делать. И твое тело откликалось, как и должно было. Ну а на твою душу я и не претендовал. Ничего. Ты еще привыкнешь. Э-э-э, Аиллена, не нужно плакать! – Он поймал ее за руку и обнял. Отечески, надо сказать. Попробовал бы иначе, никакая магия бы его не спасла. – Что случилось? Милит тебя обидел? Был груб?

– Не был он груб. Зачем ты пришел, Лиасс?

– Чтобы спросить, нет ли у тебя особых пожеланий насчет разбойников.

– Особых? В смоле медленно сварить? Или кожу содрать?

– Можно, – совершенно спокойно согласился Лиасс. – Смолы у нас, правда, маловато, жалко на них переводить, может, достаточно будет воды? Ну а кожу содрать совсем просто. Даже специальное заклинание есть.

Лена оттолкнула его обеими руками.

– Ты всерьез?

– Я – да. А вот ты решила пошутить. Правда, воображение у тебя слабовато, есть и куда более неприятные виды смерти. – Он улыбнулся. – Не пугайся. Им вполне хватило сегодняшней ночи, да и король, думаю, вряд ли всего лишь их повесит. Мы собираемся отправить их в Сайбу, где их ждет неизбежная казнь. По крайней мере, так говорит посол.