Дарующая жизнь

– Потому истинными клятвами не разбрасываются, – пояснил Маркус. – Я вот ни одной в жизни не давал и не собираюсь. Не всегда получается держать слово, как ни стараешься. Вот как у нас не получилось, пришлось вернуться в Сайбию.

– Я не мог не дать, – пожал плечами шут. – Я был слишком близко к королю. Да меня, в общем, сильно и не спрашивали, раз решил стать шутом, принимаешь определенные правила. Обязан подчиняться.

– Никогда не пойму, зачем ты вообще на это пошел, – признался Маркус. – Хоть бы какое удовольствие от этого было, а то ведь одни неприятности. Я вот всю жизнь делал что хотел. А ты?

Шут болезненно поморщился:

– Не знаю, Маркус. Уже давно не знаю. Мне казалось, что я должен. Что это лучшее применение, какое я могу найти со своим вечным стремлением к правде. Что это даст мне доступ к книгам, которые я никогда бы не смог прочитать. Что я смогу разговаривать с людьми, которые на фермерского сына никогда не обратили бы внимания.

– Ну и что это тебе дало: книги, умные беседы, поиски правды? Ты хоть понял, насколько истина неоднозначна?

Шут какое-то время шел, глядя себе под ноги.

– Поздно понял, – выдавил он. Лена откинула плащ за плечо, немедленно замерзнув, и взяла его под руку. Маркус открыл полог палатки, пропуская их, вошел сам и закрылся: привязал полог, чтобы ветром не отдувало. Шут был мрачен и подавлен, отвечал невпопад, явно не был склонен к разговорам, и в конце концов Маркус махнул рукой и решил, что пора спать. Шут собрался было ложиться рядом с ним, но Лена проявила невиданное нахальство: утащила его за ширму, и вовсе не для того чтоб немедленно сжать амулет Арианы. Просто хотелось быть рядом с ним. Они легли на неширокое ложе, обнялись, чтобы было теплее, и затихли. Шут не спал. О чем он думал, Лена спрашивать боялась. Что-то он решал для себя, или просто думал о Милите и его ухаживаниях, или вспоминал свою жизнь во дворце. Лена так и не понимала особо, что он там делал. Развлекал, если верить его рассказам и умениям. Выполнял поручения Родага, о которых категорически не распространялся. Помогал ему разобраться в людях или в ситуации своими поисками истины. Задавал вопросы или отвечал на них. Был не советником, но гораздо ближе. Мог бы стать другом, но получил по морде и отстранился.

Перечитал все, что мог. Кто знает, не исключено, что больше всех в королевстве. Разговаривал с мудрыми людьми и с людьми, вершившими судьбы государства. С магами и мудрецами. Что он искал, какую истину нашел, если в конце концов потерял себя?

И наутро он выглядел не намного бодрее. Лена предложила поехать погулять, пока сухо. Он даже обрадовался, привел лошадь, усадил на нее Лену и вскочил сам. Нет, ну как можно запрыгнуть на такую высоту без стремян? Полдороги Лена рассказывала ему о чудесном изобретении под названием «седло», а он все не мог себе представить и в итоге задал замечательный вопрос: а как бы они вдвоем в одном седле поместились бы? Лена вспомнила, как он соскользнул с коня, а тот по инерции промчался мимо, и как сидел: словно стоял на коленях на боках лошади. Ну правильно, когда она вскачь несется, без седла все на свете отшибить можно.

Они отъехали довольно далеко. Стыдно быть бездельниками, зато есть свободное время, которое при необходимости можно потратить как угодно. Например, войти в голый лес по шуршащему и мягкому толстому слою листьев и, держась за руки, медленно брести куда глаза глядят, не разговаривая и, кажется, даже не думая. Как дети. Вот ведь интересно: Лена не была особенно влюбчивой, может быть, именно поэтому не слишком болезненно воспринимала дефицит мужского внимания. И в шута она тоже вроде бы влюблена не была. Никакой беспричинной радости, никакой эйфории, никакого впечатления, что они рядом не по земле идут, а по облакам ступают. Никакой приподнятости. Но ведь осталась в этом мире она только из-за шута. Ведь не зацепи ее в толпе чутошная улыбка, не скользни по щеке взгляд в крапинку – сбежала бы обратно домой и – кто знает! – может всю оставшуюся жизнь воспринимала Сайбу как короткую галлюцинацию. Судьба судьбой, светлость светлостью… Лене казалось, что судьба все-таки не хватает за шиворот и не швыряет в омут, а подталкивает. Намекает. Дает возможность. А возможность можно и не использовать. Может, не она шуту дала силу, а шут разбудил в ней Светлую. В общем, она осталась здесь, а о доме просто не думала. Потому что если думать, становилось совсем уж тошно, и не потому, что она скучала. Она как раз не скучала, и от этого становилось еще тошнее. Вот так взять и наплевать на всех, кому она была нужна. Ну, друзья, наверное, ее исчезновение пережили. Подружки поплакали, их мужья, с которыми Лена всегда имела хорошие отношения, повздыхали сочувственно, на работе пару раз вспомнили исполнительную Карелину, а вот родителям-то каково? А что делать? Вернуться? Оставить шута? И сдохнуть там с тоски? Или вернуться, для того чтобы объяснить – но что объяснить и как? Лене никогда в жизни не приходилось принимать каких-то радикальных решений, она не любила трудных разговоров и потому старалась их избегать. Вот и сейчас: избегала. Один раз родители уже пережили исчезновение дочери и появиться для того, чтобы снова уйти, – уже чистой воды садизм. Родителей было жалко. Подружек – жалко. А здесь был Маркус – лучший друг, какого можно придумать, здесь был шут, и бросить его не было уж вовсе никакой возможности.

С ним было хорошо. С ним было как-то правильно. Словно наконец-то (и впервые в жизни) удалось собрать кубик Рубика или какую-то феноменально сложную головоломку, все-все части сразу встали на свои места, и нарушать эту цельность (единство? гармонию?) было просто грешно. Именно поэтому Лена и думать не желала о какой-то «помощи» Лиассу или тем более о Милите. То есть о Милите она думала, внимание этакого красавца, да еще и столь уважаемого и заметного челов… то есть эльфа, конечно, было приятно, даже лестно, и воспоминания о том, как он ее целовал, тоже отвращения не вызывали, но вот желания лечь с ним в постель не было. Правда – не было. И с Лиассом несмотря на все его умения и всю его магию – тоже. Лена даже однажды старательно повспоминала свои ощущения – все равно не было. У нее был шут, и это было правильно. Не хотелось нереального, почти убивающего наслаждения с Лиассом, зато хотелось идти по осеннему лесу с человеком, который стоил того, чтобы разом изменить всю свою жизнь.

Словно услышав ее, шут на ходу потянулся и поцеловал ее в висок. А может, и правда, именно он разбудил в ней этот самый источник? Ну пусть он говорит, что чувствовал что-то, когда в карете Крона сжимал ее пальцы. Дружеская поддержка тоже ощутима. Сочувствие – тоже. Потом Маркус навел его, а скорее ее, на мысль о том, как поддержать силу шута, и она ведь охотно поверила. Ну, разумеется, первый шок от всяческой магии и всяческого средневековья еще не прошел, и поверить она могла во что угодно. А если не только? Шута ведь не пришлось долго уговаривать, хотя он, конечно, мог свято верить во всю эту фигню…

Вот интересно. Они тут очень боятся слез Странницы, а от крови Странницы впадают в массовую истерику. Но кровь Странницы, пусть в небольшом количестве, на эту землю пролилась. Понял ли шут, что был первым мужчиной в ее жизни, или океан сразу захватил его? Спросить, что ли?

Она повернулась, но спросить не успела: шут обнял ее, и какое-то время они увлеченно целовались. Потом он вздрогнул, прислушался и посмотрел по сторонам. Потом услышала и Лена. Собственно, ничего особенного: компания крепких мужчин в теплых куртках, не эльфов, людей, и почему-то они Лене не понравились. Хотя бы тем, как целеустремленно направились к ним.

– Беги, – неожиданно для самой себя скомандовала она.

– Тебя оставить? С ума сошла?

– Мне они ничего не сделают. А если у них будешь ты, я уж точно сделаю что угодно. Беги. И побыстрее. Возвращайся к эльфам. Лиасс меня найдет. Он смог отыскать меня в другом мире, а уж тут-то точно найдет.

Шут раздумывал не больше секунды. Он сорвался с места, как олимпийский чемпион, побежали к ним и мужчины, но куда там, ведь шут все-таки был полукровкой и бегал намного быстрее. Один сдернул с плеча лук, наложил стрелу, и Лена встала прямо перед ним и раскинула руки, сразу позабыв о своих сожалениях об отсутствии рукавов: распахнутый плащ уменьшил обзор. Мужчина прыгнул было в сторону, Лена немедленно повторила его движение, он все же выстрелил, потом еще, и Лена, даже не оглядываясь, поняла, что он попал в цель, повернулась, но шут уже скрылся за деревьями. Жив. Слава богу, жив.