Страница 34 из 87
Чья, понял когда огляделся. На штанге в холостую вращалась полупустая катушка с оборванным концом проволоки. Другой конец выглядывал из слегка перекошенного автомата протяжки остановившегося конвейера, рядом с которым лежали две половинки напарника, каждая в собственной медленно растекающейся тёмно-красной луже. Всё вокруг было заляпано мелкими капельками.
У Максима не было желания выяснять подробности гибели раконца, общая картина понятна и так: то, что вызвало вибрацию, деформировало некоторые агрегаты конвейера, лопнула проволока и моментально перерубила пополам неудачливого рабочего. Угораздило ж его именно в этот момент пойти что-то там отлаживать.
В поле зрения появился спешащий и крайне взволнованный Фребо. Чуть ли не бегом, он добрался до настенного коммутатора, рывком снял респиратор, сорвал с рычага трубку и, нервно теребя плохо гнущийся провод, пробежался пальцами по кнопкам с цифрами. Разобрать его разговора Масканин не мог из-за расстояния и царившего вокруг шума. Похоже было, что и сам смотритель плохо разбирал слова, несущиеся от другого коммутатора. Было заметно как сильно он вдавливал в ухо наушник трубки. А впрочем, стоило ли пытаться понять, что за разговор ведёт Фребо? И так ясно: сначала коротко доложил своё положение, теперь пытается выяснить общую ситуацию.
Фребо повесил трубку. Достал из кармана свисток и махнул рукой старшему из охранников. Когда тот подошёл, смотритель кратко что-то ему втолковал и во всю мощь лёгких дунул в свисток. Звук был пронзительный и громкий, конечно, но не достаточно громкий, чтобы перекрыть постоянный цеховой грохот. Зато свисток генерировал особую частоту, скорее всего в диапазоне ультразвука, которая воспринималась всеми рабочими, где бы они не были в пределах цеха, как некий командный сигнал высшего приоритета на рефлекторном уровне.
Когда все заключённые собрались, Фребо отделил две бригады, оставшиеся не у дел из-за вышедшего из строя оборудования. Потом добавил к ним ещё нескольких рабочих. Получилась группа из двадцати пяти человек. Масканин попал в их число.
— Твоя задача, сержант, — обратился Фребо к старшему охраннику, — всех остальных разместить поближе к центральному шлюзу. Сгони их, на всякий случай, в плотный круг, пусть на корточках посидят и… Ну, не буду тебя учить, сам прекрасно всё знаешь. Держи их в таком положении до моего возвращения. Этих, что я отобрал, я забираю с собой. Выдели мне двоих понадёжнее в сопровождение. Вопросы есть?
— Никак нет, мастер Фребо, — сержант повернулся и ткнул пальцем на ближайших подчинённых. — Пойдёте конвоирами с господином мастером.
Отобранную группу Фребо повёл к запертой металлической двери в другом конце цеха. Там он снял замок и распахнул противно заскрипевшую дверь. Ох, и скрип же это был! Давно, видать, её петли смазывались. На поверхность вела широкая винтовая лестница с массивными, шершавыми на ощупь, стальными поручнями. Максим подымался вслед за смотрителем, не рискуя слишком близко к нему приближаться, хотя в спину и в ноги толкали шедшие сзади. Их-то тычками прикладов подгоняли охранники, заранее пристегнувшие к карабинам широколезвенные штыки.
Лестница вывела в просторную камеру шлюза. Пожалуй, даже очень просторную — эхо так и гуляло, когда камера начала заполняться людьми.
— Сесть, руки за головы! — скомандовал один из конвоиров, опуская рычаг у входа.
Тихо шелестя, за его спиной закрылась герметическая дверь, отсёкшая от камеры лестничный проём. Возникло и сразу смолкло негромкое шипение воздуха. После этого Фребо дёрнул такой же рычаг у противоположной двери, даже краем глаза не глянув на панели с показаниями внешних анализаторов. Видимо, решил, что незачем, погода ведь сегодня не сулила неприятностей.
— Встать, выходи строиться! — вновь скомандовал тот же велгонец.
Выбравшись на поверхность, Максим сразу уловил запах гари и пыли. Тайком порадовался, что не снял по пути респиратор, как некоторые вокруг. В отличие от цеховой, пыль, что сейчас разносилась ветром, обладала не совместимыми со здоровьем свойствами.
Первое, что бросилось в глаза, когда он огляделся, это тянущиеся высоко в небо угольно-чёрные дымные клубы. Что там так горело, не было видно. Обзор загораживали возвышающиеся над землёй метра этак на четыре длинные капониры, покрытые травой и реденькими плюгавенькими кустиками. На сколько можно было судить, были и другие очаги пожаров, но далеко не такие интенсивные.
Фребо вёл за собой, не переставая рассылать проклятия по всем известным ему адресатам. Незабвенный 'шисц!' и иные более привычные весьма специфические обороты велгонского диалекта слетали с его губ беспрерывно. Он, бесспорно, был большой скотиной, но его можно было понять. Буравя спину смотрителя взглядом, Масканин втихую злорадствовал, слушая все эти витиеватые заковыристые выражения, по пути наблюдая царящую вокруг суету. Мимо пробегали велгонцы, то по одиночке, то группами, кто-то что-то орал, где-то рядом противно выла, но вскоре смолкла серена тревоги. Не разбирая дороги, проносились грузовики, набитые солдатами при полной амуниции. Попадались во всю коптящие машины и тягачи; с виду целый, но перевёрнутый, видимо, взрывной волной, грейдер; трупы, как охранников, так и заключённых. И даже редкие скрюченные и низенькие деревья, юродивые, но привычные в этих краях, смотрелись теперь особенно зловеще.
А ещё Масканин заметил воронки. Большие и просто огромные. Такие, пожалуй, остаются после бомбардировки. То, что это именно воронки от бомб, понимал только он (велгонцы, естественно не в счёт). Оценив взглядом ближайшие лица, Максим убедился, что все остальные в его группе совершенно не воспринимали происходящего вокруг. Для них существовали только маячившие впереди затылок и спина Фребо, да последний приказ — следовать за ним.
Максим шёл и словно пробовал на вкус внезапно всплывшее из небытия памяти слово 'бомбардировка'. Казалось бы, слово как слово, чего в нём особенного? Но само слово, буде оно термином, таило в себе целый пласт понятий и знаний, то есть — всего того, что давно и надёжно было захоронено под тяжёлой плитою беспамятства. И это заново открытое слово в какой-то мере завораживало, обещая потянуть за собой цепочку иных открытий. Максим вспомнил всё то, что было связано с термином 'бомбардировка' и чувство злорадства, которое он всю дорогу подавлял, вдруг пробрало его с новой силой при виде бегавших, как ошпаренные, велгонцев. В самом злорадстве ничего предосудительного он не видел, тем более, в его положении, когда так долго приходится скрывать свою ненависть. В груди моментально кольнуло, будто тревожное предостережение и напоминание об осторожности и бдительности. Пришлось быстренько давить возникшее чувство.
Фребо привёл их на окраину лагеря. Здесь располагалось какое-то грандиозное подземное сооружение. О его размерах можно было судить по идеально ровному искусственному холму, величественно вздымающемуся над землёй и протянувшемуся в длину метров на двести. Ширина вала тоже поражала, она не на много уступала длине. Хотя, конечно, для не посвящённого взгляда, не ведавшего как глубоко под землю уходило всё то, что скрывал холм, выглядело всё это не так впечатляюще. Холм был покрыт порослью хиреющей от постоянных кислотных дождиков травы, которая, к слову, с каждым поколением всё больше адаптировалась к смертоносным осадкам. Да вечно чахнущие узловатые деревца вперемешку с облепленными лишаями валунами. На взгляд Масканина, это была превосходная маскировка. С воздуха ни за что не догадаешься, что здесь что-то скрыто. Однако вся эта маскировка не спасла от случайности. Почти по центру вала зияла огромная дыра, из которой, сквозь вырывающийся из неё сизый дым, выглядывали рваные края проломленного бетона с изувеченными фрагментами стального каркаса. На несколько метров вокруг дыры земляной покров отсутствовал, его сорвало и разметало при взрыве. Судя по всему, это было случайное попадание. Бомбили, скорее всего, по площади — на удачу.
Заключённых построили в колонну по одному. Последовала традиционная здесь команда: 'сядь и замри!' Максим, шедший сразу за Фребо, оказался в голове колонны. Конвоиры встали в её хвосте, держа карабины на изготовку.