Молох Империи

Мэк потупил взгляд и тяжело задышал.

– Потом к нам прибыл капитан Атанас, – продолжил Хатан, подкурив новую сигарету. – На построении он меня узнал и знаешь, что сказал? "И ты здесь, Хатан? Меня из-за тебя сюда бросили". Представляешь? Этого скота зашвырнули на войну. Да еще в черный легион! И к тому же ротным, хотя капитаны-бээнцы в легионах командуют батальонами, а не ротами, как в регулярных войсках. Так что, он теперь здесь, на Ирбидоре. И из-за нас! Видать, следаки из внутренней безопасности БН таки докопались, что мы там на Хатгале натворили, а крайним вышел Атанас. Он, конечно, зуб сразу на меня заимел, это понятно. Придирался, подгаживал. Да и не только мне… – Хатан выбросил окурок и продолжил. – Однажды, когда рядом никого не было, он меня здорово достал по поводу моего ярко выраженного похмелья. И я ему довольно не слабо двинул в брюхо и сказал, что на войне иногда стреляют в спину. На следующий день он оформил на меня записку об аресте "за халатное исполнение приказов" на пять суток. И разжаловал, сволочь.

– А мог бы и раздуть, тогда тебя бы вмиг в расход.

Хатан пожал плечами и ухмыльнулся.

– Он, чучело, в штаны наложил, видно его проняли мои слова про выстрелы в спину. Да и представь, из тепленького места прямо на войну попасть, вот он, наверное, и посоображал, а чем черт не шутит?

– Ну и как ты сейчас?

– Сейчас-то последние сутки на губе торчу.

– Веселенькое взыскание получается.

– Я доволен, Мэк. Знаешь, что такое гауптвахта здесь? Полугнилой сарай в сожженном хуторе, охраняют два хромых калеки. Тишь и благодать, только кормежка ни к черту. Но я доволен. Да и ребята каждый день чего-нибудь носят. Да и моим часовым кое-что перепадает. Сижу с еще одним арестованным, которого за воровство посадили. У своих же крал, ублюдок. Я его так… буцкаю время от времени, чтобы не расслаблялся. В общем, нормально все. Атанас думал, что мокнул меня в дерьмо, но… – Хатан ухмыльнулся, – просчитался.

– А как ты ко мне пришел, тебя же охраняют?

– Ха! Договорился с часовым навестить тебя на полчасика.

– Н-да… – с улыбкой покачал головой Мэк. – Думаю, узнай об этом наш ненаглядный Атанас, его точно от злости перекосило бы.

– Он уже не узнает. Ребята рассказали, что он подорвался на мине. Остался без ног, руки по локоть оторвало. Но выжил. Его увезли в главный госпиталь группировки. И сопровождали его туда наши. Не церемонясь. Обращались с ним, как с куском дерьма, поиздевались на славу. Хорошо проводили!… Завтра вот выхожу, а в полку работы прибавилось. Нам передали трофейное артвооружение, уже дегазованное, то самое, которое ты видел, когда тебе фильтр прострелили. Кстати, как у тебя тут с кормежкой?

– Да так, дают, в основном, бурду, но голодным не бываю, Леаркат заботится. Я доволен.

– Счастливчик. Ладно. Я побежал, пора возвращаться. Выздоравливай давай, поправляйся!

Они крепко пожали руки и Хатан припустился, давно уже ставшей привычной трусцой, обратно. А Мэк облокотился о деревцо и замечтался о нежной и ненасытной медсестре – квирумианке. Через пару часов у Леаркат заканчивалась смена.

Колонна гусеничных транспортеров с черными легионерами выползла к разбитой грунтовой дороге. Путь ей преградил поток низколетящих гравиплатформ, до предела нагруженных ранеными, среди которых большинство было легионерами, ведь бронекостюмы бээнцев и солдат 80-й армии значительно уменьшали потери среди них.

После недавних дождей грунтовая дорога совсем раскисла и транспорт, не снабженный гравиприводом, был обречен на долгое скитание по лесостепным районам Ирбидоры, где сейчас продолжались бои.

Пропустив колонну раненых, транспортеры медленно поползли к своей цели – к одной из деревень, насчитывающей две тысячи дворов.

Несмотря на очевидные победы, империя дорого платила за усмирение ирианских миров. Помимо обычных боевых действий шла партизанская война. Империя теряла технику и хорошо обученных солдат. Особенно большие потери несли черные легионы. Некоторые их них были полностью уничтожены еще в начале кампании, иные, сильно поредевшие, расформировывались и поступали в пополнение другим. Так в 50-й легион влились остатки 1-го, 2-го, 7-го и 48-го. В плен черных легионеров, как и солдат БН, ирианцы почти не брали. В бесконечных атаках и в авангардных боях легионеры натыкались на ожесточенное сопротивление фанатиков. За спиной стояли заслоны БН, всегда готовые открыть огонь в случае отступления.

Часом позже транспортеры добрались до деревни, на окраине которой стояли десятки боевых машин пехоты и залповые реактивные самоходные установки. Везде сновали имперские солдаты, среди которых попадались серые бээнские мундиры.

Легионеры выгрузились и построившись в колонну, пошли между покинутых домов с выбитыми окнами и дверями или проломленными крышами. Некоторые дома, догорая, чадили удушливой гарью. Кое-где попадались трупы местных жителей и животных. На самой широкой центральной улице коптили стащенные в кучу более двадцати искореженных БМП и инженерных машин, у которых возились трое солдат. Проходя мимо, кто-то из шедших рядом с Мэком легионеров спросил, что тут произошло.

– 'Амурчик ' нагрянул. – Ответил солдат. – Шел на предельно низкой, наши коды по 'свой-чужой' выдавал. И эмблемы на нем имперские. Вот зенитчики его и прогавили. А он, паскуда, сыпанул все что нес и смотался.

'Амурчиками' называли экранопланы огневой поддержки АР-42 за их форму фюзеляжа, сильно напоминающую фаллос. А этот, что недавно натворил бед, был захвачен повстанцами и на него уже ведется охота.

На одной из улиц на наспех построенных виселицах болтались на ветру около сотни повешенных. Самый первый казненный был солдатом 80-й армии, его одежда была изорвана, босые ноги окровавлены, голова в кровоподтеках. Рядом на установленном деревянном щите с нанесенной светящейся краской крупной надписью значилось: 'ТАК БУДЕТ С КАЖДЫМ ДЕЗЕРТИРОМ'.

Никого из проходящих эта картина не тронула, многие даже не обратили на повешенных внимания. Все уже успели привыкнуть к подобным вещам.

На другом конце деревни бээнцы собрали ее население и, не церемонясь, разделяли на две большие группы. Женщины и маленькие дети заталкивались в одну, а все остальные, (кроме калек и раненых, что выдавало их принадлежность к повстанцам – их стреляли на месте), в другую, чтобы потом отправить в лагеря смерти. Кто-то из подростков вырвался и побежал, петляя, среди оврагов. Офицер БН вынул импульсный пистолет и выстрелил. Беглец дернулся и упал в рыхлую землю. Женщины дружно подняли вой, но автоматная очередь вверх голов заставила их замолчать.

Проходя по извилистым улочкам некоторые легионеры, улучив момент пока их не видят офицеры, выскакивали из колонны и забегали в брошенные дома в поисках съестных припасов. Впрочем, офицеры лишь делали вид, что не замечали мародеров.

Батальон покинул деревню и около двух километров прошел пешком, чтобы влиться в основные силы полка. Здесь, посреди пахотного поля, шли работы по строительству оборонительного рубежа. Легионеры рыли траншеи и ходы сообщений, инженерные машины оборудовали пушечные позиции, вокруг которых суетились имперские артиллеристы. Прибывшему батальону был выделен участок во второй линии, который ему предстояло подготовить к обороне.

В километре от строящихся укреплений виднелся лесок, скрывающий за собой поля, с которых в небо подымались столбы плотного дыма. Над головами промчались скоростные бронированные экранопланы армейской авиации. Заход за заходом, они где-то за лесом обрушили на врага весь боезапас. С каждым часом налеты экранопланов учащались. Чаще всего налеты совершали отдельные тройки, но бывало на штурмовку шли и большие группы – сразу по две-три эскадрильи. Нередко воздушные машины возвращались назад сильно рыская, в их фюзеляжах были видны пробоины, в стабилизаторах отсутствовали вырванные куски.

Ближе к полудню укрепления были достроены.