Кутгар

Ттерр защищался. Он намеревался разыграть свою последнюю партию, почти не надеясь на выигрыш. Он выстроил против меня шеренгу астронавтов, за спиной которых толпились наспех созданные артефакты весьма замысловатых форм. Воины дали залп из плазменных излучателей. Я разложил время и увернулся, после чего срезал строй пешек скользким ударом силовых линий. Тумаиты рухнули, рассеченные надвое. Тогда вперед двинулись артефакты. Они были слишком плохо оформлены, чтобы представлять серьезную угрозу. Громадная, алая, словно раскаленная, ящерица, трехглавый монстр, вооруженный серповидным клинком, создание, напоминающее массивную колонну с головой вместо архитрава, пара синих спрутов, карлик с непомерно длинными руками, каждая из которых оканчивалась десятками отточенных когтей, и, наконец, артефакт самого Го Тин Керша, размахивающий точной копией пернача-каура. Некоторых из них я развеял, других выпил, опустошив оболочку, словно яичную скорлупу. Последним я покончил с Го Тин Кершем. Я вырвал из его щупальца пернач и ломал налитое энергией тело до тех пор, пока оно не рассыпалось на тысячи осколков.

Все. Я огляделся. Рубка выглядела так, будто в ней бушевало стадо многоногих. Аккуратно перешагивая через тела и осколки приборов, устилавшие пол, я направился к Ттерру. Он израсходовал на борьбу со мной слишком много энергии и теперь не мог отдышаться. Я ощущал его хриплое утомленное дыхание — вха, вха. Из информационного блока, извиваясь, выползали струйки серого дыма, тут же превращавшиеся в стеклянное крошево.

— Ну что, приятель, доигрался?

— По-похоже, — задыхаясь, выдавил Ттерр. Его переполняли мрачные предчувствия.

— Ты проиграл свою партию. — Ттерр промолчал, и тогда я посоветовал: — Тебе следовало уничтожить меня вместе с кораблем.

Ттерр возмутился:

— Позволь, а что было б в таком случае со мной?

— Ты все равно мертв.

С этими словами я поразил личностный модуль Ттерра тонким дезинтегрирующим лучом, выжигая память о былом. Ттерр перенес эту лоботомию молча. Когда я закончил, передо мной был обычный информационный центр. Ттерра не стало.

— Мат! — объявил я.

Теперь я мог получить информацию о том, что творилось на корабле. Заговорщики все же успели сделать один выстрел из дезинтегратора, повредив обшивку и три уровня. Связавшись с техническим отделом, я велел немедленно приступить к ремонтным работам. Специальная группа, — точнее, часть ее из числа воинов, сохранивших верность капитану, — получила приказ найти и доставить в рубку старшего офицера и кислородного литиня.

— Живыми! — прибавил я достаточно веско, чтобы не сомневаться, что мой приказ будет исполнен в точности.

Однако все оказалось не столь просто. Хоть мятеж и провалился, волнения продолжались. Уртусу удалось увлечь за собой часть экипажа, и теперь практически на всех уровнях происходили жаркие схватки. Я манипулировал верными мне воинами, выжигая очаги сопротивления.

Корабль трещал и стонал, получая раны куда более болезненные, чем от столкновения с вражеским флотом. Была уничтожена большая часть третьего уровня, где мятежники сопротивлялись наиболее отчаянно. Все живое на девятом и десятом было умерщвлено ворвавшимся сквозь пробоины холодом. В пятом воевали с применением ядерных микрогранат. Чтобы навести там порядок, я велел провести газовую атаку. Штурмовой отряд, облаченный в скафандры, выпустил из баллонов кислород, изготовленный для доктора Олема. Оборонявшиеся погибли в страшных мучениях.

Наконец поступило донесение, что кислородный литинь и бывший старший офицер Уртус замечены вблизи грузового ангара. Оставив рубку, я немедленно устремился туда. Уртуса схватили живым. Старший офицер отчаянно сопротивлялся и убил пятерых, прежде чем был обезоружен. Его подвели ко мне с заломленными за спину руками. Я хотел ударить предателя по физиономии, но это было лишним — над ней уже неплохо поработали. Я лишь спросил:

— Где литинь?

Уртус попытался улыбнуться разбитыми губами.

— Ты опоздал. Он уже улетает.

— Улетает — не значит улетел! — процедил я и рявкнул: — Все вон отсюда!

Испуганные воины бросились вон из ангара, а я прыгнул к дверям. Они отказывались открываться, справедливо полагая, что космическое безвоздушье вредно тем, кто привык вдыхать кисловатые пары хлора. Тогда я разбил двери страшным ударом кулака.

Доктор Олем еще не улетел. Он лишь успел раскрыть створки внешнего шлюза и теперь садился в катер. По моему приказу старую посудину отремонтировали и обеспечили энергией, сделав ее тем самым вполне пригодной к новым путешествиям. Доктор намеревался продолжить свою космическую одиссею. Без особой надежды, как и прежде, на то, что сумеет достичь цели, и даже просто выжить. Когда разлетелись металлические створки дверей, он обернулся. При виде меня по лицу Олема разлилась восковая бледность. Он не сомневался, что видит собственную смерть. Однако на этот раз доктор оказался никудышным психологом. Я не стал убивать его, быть может, потому, что был не совсем человеком. Человек не знает того, что подарить прощение порой куда более сладко, чем отомстить. Я отпустил доктора.

— Пока, док, — сказал я, кладя руку на его плечо. — Надеюсь, еще встретимся.

Доктор Олем не желал еще раз встречаться со мной, но от моих слов в его зрачках что-то дрогнуло.

— Бежим со мной, Русий! — крикнул он. — Иначе погибнешь!

— Почему?

Доктор на мгновение заколебался, но все же решил ответить.

— Этот сумасшедший тумаит собирается уничтожить корабль. Он сказал, что скоро корабль испарится!

Я подозревал, что Уртус способен на нечто подобное. Но даже угроза смерти не могла заставить меня бежать с доктором. Бегство в никуда означало смерть или бесчестье. Последнее было хуже смерти.

— Спасибо за приглашение, док, но я остаюсь, — сказал я и зачем-то прибавил: — Я обязательно выпутаюсь!

Олему моя судьба была безразлична. Он уже успел забыть о своем приступе благородства. Игнорируя протянутую для прощального пожатия руку, доктор залез в кабину катера. Взревели двигатели. Огненные инверсионные струи облизали мое тело, и катер прыгнул в сплетение звезд. Я смотрел ему вслед до тех пор, пока крохотный оранжевый огонек не растворился в черном бесконечье.

Уртус был бледен, но спокоен. Обозленные отчаянным сопротивлением воины разбили бывшему сержанту прикладами ружей лицо. Из многочисленных ссадин сочилась голубоватая вязкая жидкость, тут же застывавшая, отчего на щеках и подбородке Уртуса образовалась причудливая бахрома из небольших сосулек. Она раздражала Уртуса, и он пытался избавиться от нее, что со связанными руками было не так-то легко сделать. Уртус старательно терся щекою о плечо, но сосульки держались, накрепко пристав к коже.

Какое-то время я наблюдал за тщетными потугами пленника, потом приказал:

— Развяжите его.

Охранники неохотно подчинились. Они ненавидели своего собрата, даже куда сильнее, чем меня.

Едва руки оказались свободными, Уртус принялся избавляться от смерзшейся крови. Он с остервенением отдирал голубые наросты и бросал их на пол. Операция была весьма болезненной, раз или два Уртус поморщился, но не прекращал своего занятия до тех пор, пока не очистил лицо полностью.

Я терпеливо ждал. Я знал, что Уртус заговорит первым.

Так и случилось. Покончив с сосульками, Уртус удовлетворенно провел пальцами по щекам и взглянул на меня. В его глазах плескалось торжество.

— Тебе конец! — воскликнул он.

— Когда?

Уртус, не тая, назвал срок и прибавил:

— Если думаешь, что можешь предотвратить взрыв, поверь, это пустое. Дезинтеграторы заряжены на самоуничтожение. Процесс не остановить. Скоро начнется выброс дезинтегрирующей энергии, и ты исчезнешь вместе с кораблем.

— И ничего нельзя изменить?

— Ничего! — отчеканил Уртус.

— Что ж, желаю тебе быстрой смерти.

— И тебе.

— За меня не беспокойся, я уйду.

— Как? — презрительно оскалившись, протянул Уртус.

Не отвечая, я повернулся и пошел прочь. Я знал, что уйду, но не знал, как.