Воин

Когда их взгляды встретились, Кобос дернулся, словно желая бежать, однако не сделал ни шагу, прекрасно понимая, что толстому неповоротливому старику не спастись бегством от быстрого воина. Надев маску недоумения, евнух спросил:

— Как, это ты, почтенный Дитрав? А мне сказали, что меня хотел видеть начальник бессмертных.

— Девчонка оговорилась. Тебя хочу видеть я.

— Но…

— Не заставляй меня быть многословным. Ты ведь знаешь, что произошло сегодня во дворце. Так вот, великий царь позволил мне предпринимать любые меры против тайных врагов его величества. У меня есть основания считать, что ты относишься к числу подобных врагов.

— Но это оскорбление!

— Ты не дослушал! — перебил евнуха Дитрав, сладострастно поглаживая эфес меча. — Великий царь также дал мне разрешение допросить любого человека, которого я сочту причастным к этому убийству. Допросить, применяя любые средства! Ты понимаешь, что это означает?

Дитрав с кривой усмешкой посмотрел на моментально побледневшее лицо Кобоса. На деле начальник первой тысячи блефовал. Он не имел права говорить подобным образом с вельможей, входящим в ближайшее окружение царя, но зная трусливый характер Кобоса, Дитрав был уверен, что тот не отважится пожаловаться на него, и их разговор, чем бы он ни завершился, останется в тайне.

— Как видишь, — продолжал бессмертный, — я мог бы побеседовать с тобой в застенках хазарапата. Но я желаю уладить это дело полюбовно и потому пригласил тебя сюда. Здесь нам никто не помешает.

— Ну хорошо…

Кобос нерешительно вошел в комнату и остановился, прикидывая, куда бы устроить свой толстый зад. Однако Дитрав заблаговременно подготовился к этой встрече. Все кресла, за исключением того, в котором сидел начальник первой тысячи, и скамьи были вынесены. Евнуху не оставалось ничего иного как встать против бессмертного и пребывать в столь унизительном положении на протяжении всего разговора. Дитрав не торопился. Какое-то время он изучал свою трехпалую руку, затем перевел взгляд на грязный, в подтеках от зимних дождей потолок. Нервы Кобоса не выдержали.

— Говори, зачем звал.

Начальник первой тысячи лениво взглянул на евнуха.

— Ты куда-то спешишь?

— Да, у старшего евнуха всегда найдутся дела.

— У Гидарна тоже было много дел.

Кобос сглотнул слюну.

— Что с ним?

— Не знаю. Но в последний раз я видел его неподалеку от пыточного застенка. С ним были шестеро скифов и лично Гистасп. Думаю, он будет откровенен. — Кобос облизал губы. — А ты, толстяк?

— А при чем здесь я?

Дитрав ответил вопросом на вопрос.

— Ты ни о чем не желаешь рассказать мне?

— Я ничего не знаю.

— Ай-яй-яй! — Бессмертный укоризненно покачал головой. — Надеюсь, в руках палачей ты будешь откровенней. Сначала тебе вырвут ногти, потом тебя опустят в кипящее масло и ты будешь чувствовать, как мясо отстает от костей. Позже тебе вырвут чресла. Ну а в довершение раздавят голову![250]

Евнух обливался холодным потом.

— Я ничего не делал!

— Это ты скажешь палачам. Пойми, Кобос, — Дитрав придал голосу доверительные интонации, — я говорю с тобой здесь лишь по одной причине. Если бы не расположение к тебе государя, твое жирное тело уже давно б терзали раскаленные клещи. Но государь милостив и велел мне сначала переговорить с тобой с глазу на глаз.

— Это и вправду велел тебе великий царь?

— Конечно. — Лицо Дитрава лучилось искренностью. — Разве я осмелился бы говорить с тобой подобным тоном без дозволения государя? На тебя донес Мегабиз, схваченный сразу после царского обеда. Но царь не до конца поверил его словам и потому ты сейчас здесь, а не на дыбе. Если будешь откровенным, то, полагаю, царь помилует тебя. Ведь владыка всегда был снисходителен к твоим слабостям.

Неторопливо ведя речь, начальник первой тысячи зорко наблюдал за реакцией Кобоса и с удовлетворением убеждался, что евнух колеблется все более и более.

— О чем я должен рассказать?

— Ну хотя бы о том, что Гидарн замышлял против великого владыки. Кто его помощники? Какую роль в этом деле играешь ты? Ведь со слов Мегабиза можно подумать, что ты возглавляешь заговор.

— Мерзавец! — выдавил Кобос.

— Именно, — согласился Дитрав.

Евнух вытер подрагивающей рукой пот с жирных щек и начал свою исповедь.

— Главная роль принадлежит Гидарну. Он и Мегабиз замыслили убить великого царя и посадить на престол одного из царевичей. Помогают им в этом деле Артафрен, сын Гидарна Сисамн, а также Фарандат и еще многие вельможи, имен которых я не знаю.

— А Дарий? Он замешан?

— Не знаю.

— Допустим. Вот теперь я вижу, ты честен. Что должен был делать ты?

— Евнухам, которые охраняют царя, велено слушаться приказов Гидарна.

Дитрав задумчиво забарабанил двумя пальцами правой, изуродованной руки по подлокотнику кресла.

— Понятно. Как вы намеревались избавиться от царя?

Евнух рухнул на колени и пополз к Дитраву.

— Только не я, сиятельный начальник первой тысячи! Они заставили меня! Я не желаю зла владыке. Я уговаривал их сохранить ему жизнь и содержать под стражей в одном из отдаленных поместий. Но они хотят убить его!

— Все правильно.

Услышав эти слова, Кобос удивленно уставился на Дитрава, и тот поспешил поправиться.

— Все правильно в смысле — я так и предполагал. Когда?

— Что когда?

— Когда вы собирались напасть на великого царя?

— Не знаю! Клянусь здоровьем матери, не знаю!

Дитрав расхохотался.

— Ты б еще поклялся здоровьем детей! Иди сюда!

— Пощадите меня, великий начальник первой тысячи!

Кобос распростерся ниц, из глаз его текли слезы.

— Ладно, не хнычь! — велел Дитрав. — Сиди здесь и никуда не уходи. Я доложу царю, что ты донес мне по собственной воле. Твоя глупая голова уцелеет, особенно если ты скажешь, что присоединился к заговорщикам лишь для того, чтобы выведать их планы. Понял?

— Да, милосердный начальник первой тысячи!

— И еще одно. Ты всегда должен помнить о том, что здорово обязан мне.

— Я помню, сиятельный Дитрав!

Евнух подполз к бессмертному и стал тыкать мокрыми губами в его ладонь. Дитрав брезгливо отдернул руку.

— Сиди здесь и никуда не высовывайся!

Оставив хнычущего Кобоса в одиночестве, Дитрав покинул комнату с намерением направиться к хазарапату. Однако бессмертному не пришлось сделать и десяти шагов, как путь ему преградил какой-то человек. Невысокий и коренастый, он был облачен в белую, порядком замызганную хламиду, а в руке держал деревянную трость. Лицо человека было неведомо Дитраву, но во всем облике: фигуре, резко очерченном контуре скул, глазах, узловатых сильных пальцах проглядывалось неуловимо знакомое, но пришедшее откуда-то издалека — за многие сотни парасангов или вереницу лет. Человек молча взирал на Дитрава, не выказывая враждебности, но в его взгляде было нечто такое, что заставило вельможу взяться за эфес меча. Серебристая полоска наполовину выползла из ножен, и только тогда Дитрав спросил:

— Я знаю тебя?

— Конечно, — ответил человек.

Блеснуло острие — и один из говоривших, всхрипнув, осел по стене вниз. На серых плитах разлилось яркое пятно крови.

Кобос слышал неясные звуки стремительной схватки, слышал как упало тело, но не осмелился оставить комнату. Близкий к обмороку, он сидел на полу, обнимая побелевшими руками кресло, словно оно могло спасти ему жизнь. Таким его и увидел вернувшийся Дитрав. В руке вельможи блестело окровавленное лезвие, узрев которое Кобос вскрикнул и спрятал голову под стул.

— Не визжи, толстяк! — обнажив зубы в ухмылке, проговорил Дитрав. — Я не причиню тебе вреда. Сиди здесь и не высовывайся. А это, — бессмертный бросил на пол полураздетое окровавленное тело, — пусть полежит у тебя. Не возражаешь?

Евнух затряс головой и пробормотал что-то нечленораздельное. Вновь засмеявшись, Дитрав убрал клинок в узкое лоно ножен.

250

Отравителей в Парсе казнили, раздавливая голову между каменными глыбами.