Остров

— Ты не такой злой, как я думала.

У Крима отнимали качество, которым он гордился — его злость. Он попытался разозлить себя и возразил:

— Нет, я злой!

Девушка улыбнулась.

— Дурачок! Ты глупый, и глупость твоя в том, что ты стараешься казаться злым.

Отвернувшись от Крима, она стала укладывать инструменты в ящичек стола. Крим немного подумал, встал и подошел к Ариадне. Его словно выточенные из мрамора руки властно легли на плечи девушки. Она вздрогнула и напряглась.

— Я люблю тебя, — тихо шепнули губы Крима.

— Тебе недостаточно таралок? — тоже переходя на шепот, спросила Ариадна.

— Атлант не может любить земных женщин.

— А Командор? Он ведь любил?

— Не верю. Он полюбил ее, когда она умерла. Он полюбил ее за то, что она умерла. Он полюбил ее за то, что она подарила ему свою жизнь. Он просто не мог отшвырнуть такую жертву. Это не любовь, это запоздалое раскаяние.

— Я не согласна с тобой, — Ариадна попыталась освободить плечи.

— Но я люблю тебя! — Крим бешено рванул девушку к себе и впился в ее губы.

Ариадна не противилась, но и не отдавалась страсти. Ее губы оставались безжизненны, как пресный лед, и Крим отпустил их.

— Я не верю в твою любовь, — глядя ему в глаза, сказала Ариадна, — даже если ты и любишь, я не люблю тебя. Ты можешь насильно овладеть мною, но это будет твое поражение. Ведь применение силы — это признак бессилия. Но знай, если это случится, я возненавижу тебя.

Ее слова, рождаемые трепетными губами, словно бич хлестали атланта. Он побледнел, и боль вернулась к нему.

— Я никогда не сделаю тебе больно, — разделяя слова, твердо сказал он и, отпустив девушку, пошел к двери. Сердце его сжималось в черный комок. Не дойдя шага до спасительной черты, за которой оставались лишь злоба и ненависть, Крим потерял сознание и рухнул.

Когда он очнулся, голова его покоилась на розовой руке. Боль ушла. Глаза Ариадны были задумчивы. Она тихо улыбнулась и прошептала:

— Дурачок.

И сердце Крима растаяло.

Утром Русия кто-то в очередной раз пытался убить. Сок, налитый в его стакан, оказался отравленным. Об этом спокойно сообщил Командор, вошедший как раз в тот момент, когда Русий уже подносил стакан ко рту. Замедлив время, Командор забрал стакан и выкинул его в утилизатор. Русий, проглотивший лишь воздух, рассердился.

— Что за шутки?

— Сок отравлен.

— Откуда ты знаешь?

— Странно задавать такой вопрос зрентшианцу.

— А не скажет ли дорогой зрентшйанец, кто насыпал яду его обожаемому сыночку?

— Не скажет.

— Почему же? Ведь он всевидящий?

— Понимаешь, в чем дело — посерьезнев, сказал Командор — я не могу определить, кто это делает. Я читаю эти мысли, вижу движения; я вижу руку, сыплющую яд в твой стакан, но я не вижу того, кто это делает. Мысли всех людей, что окружают нас, чисты, в них нет даже намека на то, что они хотят причинить тебе зло. Даже Крим, который тебя не переносит, безвинен как ягненок. Эти мысли словно выплывают из пространства. Они вершат действие и снова исчезают, так и не раскрыв своего хозяина. Я уже начинаю подумывать: уж не ты ли сам совершаешь эти покушения?

— Я? Сам на себя? Тебе не кажется, что у тебя слишком богатая фантазия?

— Почему же, бывают ситуации, когда человеку выгодно имитировать покушение на свою жизнь. Я могу привести тебе не один пример.

— Допустим. Но что дает тебе повод подозревать именно меня?

— Ты единственный, чьи мысли я не могу читать свободно. Ты можешь экранировать их, и тогда я не знаю, о чем ты думаешь. Но сегодня я убедился, что эти покушения — не твоих рук дело.

— Каким образом?

— Рука, так мило добавившая в твой сок яд, была очень непохожа на твою огромную лапищу. Она была изящна и красива.

— Женщина?

— Необязательно. У многих таралов такие руки. И у Крима.

— Но ты же сказал, что он вне подозрения!

— Нет, я говорил иначе. Я сказал, что не уловил у него никаких помыслов против тебя. Но я не могу гарантировать, что все его мысли подконтрольны моему сознанию. Человек непознаваем. Даже мы, зрентшианцы, не все знаем о нем.

— Ладно, покончим с этим. Только почему ты не оставил яд для анализа? Это могло бы натолкнуть на след.

— Это экстракт из ядовитых морских медуз, изредка встречающихся в океане. Он убивает мгновенно.

Русий невольно сглотнул.

— Великолепное утро! Будь так любезен, Командор, предложи мне стакан неотравленного сока!

После исчезновения Горидора и бегства кемтянина Адрадос почувствовал себя совсем плохо. Мрачные предчувствия грызли его сердце и скатывались в бездну необъятного брюха. Кроме того, от жирной пищи у него расстроился желудок, и купец метался между покоями для гостей и отхожим местом. Ничего не подозревающие о терзаниях Адрадоса капитан и два матроса играли в кости.

Наконец распахнулись двери, и в проеме появилась фигура казначея. Но это был не казначей, не тот вчерашний согбенный шаркающий старикан в вытертом хитоне. Выпрямившись во весь огромный рост, на пороге стоял повелитель. Неведомые купцу одежды облегали его тело. Великий Белый Титан!

Словно уловив мысли купца, великан кивнул.

— Да, я Великий Белый Титан Атлантиды, и я пришел, чтобы расквитаться с тобой, купец, за твой обман!

Позади Командора появились еще несколько титанов, среди которых ахейцы сразу признали того молодого красавца, что вчера изображал из себя Великого Белого Титана. Он зловеще улыбался, набухая кровью свежий рубленый шрам.

— Но, мой повелитель — Адрадос бухнулся на колени — я не обманул тебя!

— Тогда где же твой красный песок?

— Он в моем сундуке, в спальне моего дома. Там, где я указал!

— Мои люди были у тебя дома и не нашли там никакого красного песка!

— Зачем ты обманываешь меня, Великий Белый Титан — хитро прищурился купец — Твои люди не могли побывать там. Я не верю тебе.

— Ты сомневаешься в моих словах? Ты хочешь сказать, что я лгу?! — загремел голос Командора. Купец заюлил.

— Нет, я не говорил этого. Но, может быть, ты шутишь, разыгрываешь меня?

— Мраморные зубцы наших стен затмили твой убогий ум, купец! Ты помнишь сокровища своей жены?

— Конечно — угодливо улыбнулся Адрадос.

Командор сделал знак, и Юльм бросил купцу мешочек с драгоценностями. Купец был озадачен. Не обращая внимания на обступивших его моряков, он перебирал и перебирал драгоценности. Губы его безмолвно шевелились.

— Ну что, купец, похожи они на украшения твоей жены?

Чуть поколебавшись, купец решил обмануть:

— Нет, это не они.

— Ты уверен, купец?

— Они похожи, но это не они. Командор страшно рассмеялся.

— Я предвидел твой ответ, купец! Ты сам пожелал этого! Надеюсь, ты помнишь лицо своей жены?

— Конечно — начиная предчувствовать беду, ответил Адрадос.

— Тогда лови — крикнул Крим, бросая к ногам купца пластиковый мешок. Вслед полетели злорадные слова — Вытряхни это дерьмо на пол!

Адрадос трясущимися руками развязал мешок и, схватившись за уголки, встряхнул его. Из мешка выкатилась облепленная кровью голова женщины. Его жены! Моряки дико закричали, а Адрадос, окаменев, смотрел на оскаленный крик отрубленной головы.

— Ты заставил меня это сделать, купец — Командору стало немного не по себе — Я был уверен, что ты не захочешь поверить ни одному моему доказательству, и поэтому представил тебе такое, от которого ты не сможешь отмахнуться. Ты хотел взлететь слишком высоко и говорил слишком много. Твой язык и жажда золота стали причиной этого прискорбного случая…

Очнувшийся от шока Адрадос заревел и, выхватив из складок плаща нож, бросился на Командора. В руке Крима блеснула серебристая полоса меча, и голова купца подкатилась к голове его жены. Словно в последнем поцелуе они прижались мертвыми лицами.

— Это тебе за дыру в моей физиономии, купец! — подытожил Крим.

Несколько мгновений все стояли, застыв. Затем Командор бросил: