Остров

Надо только выкрасить ее черной краской!

Вдруг Эмансер споткнулся и застыл на месте.

В дверях стояла Леда.

ИЗ ПОГИБШИХ «АННАЛОВ АТЛАНТИДЫ».

«Агония. День пятый.

На рассвете противник предпринял новую попытку овладеть гаванью, и это ему удалось. Лазерная пушка и робот, отразившие предыдущее нападение, оказались выведены из строя. Кроме того, диверсант освободил из дворцовой тюрьмы предводителя вражеского войска пирата Меча. На основе анализа радиоперехвата установлено, что во главе заговора стоят атланты Этна и Крим. Везде измена! Крим изолирован, Этна оказала сопротивление и уничтожена. В результате предательства неприятель овладел портом, однако с помощью чрезвычайных мер была предотвращена попытка захвата Западного сектора. В морском бою в гавани погиб Адмирал флота Динем. Предпринимаются срочные меры для искоренения измены и укрепления обороны…»

Город пал в мгновение ока. Великолепная, ни с чем не сравнимая оборона рассыпалась, словно песчаный замок. Стратег Трегер перешел на сторону восставших и пропустил их части сквозь Северный сектор. Полки Трегера, за исключением одного, тут же уничтоженного, присоединились к бунтовщикам. Пали сразу две линии обороны. Остановить врага удалось лишь на третьем обводном кольце, куда были брошены гвардия и колесницы. Там завязался невиданно жестокий бой.

Тридцатитысячная, жаждущая крови и добычи, толпа вдруг натолкнулась на четкие шеренги гвардейцев, которые при ее появлении не побежали, а остались непоколебимо стоять на месте. Низшие, почувствовавшие свою силу, разразились насмешливым с примесью досады воплем:

— Кто там мешает такой приятной прогулке? А вот мы вас!

Но противник почему-то не испугался и сейчас. Тогда огромные массы низших, атлантов и пиратов — Сбир правильно оценил силу преградившего путь отряда, приказал своим кемтянам не двигаться с места — бросилась на противника, готовясь скорей не к битве, а лишь высечь этих самоуверенных нахальных мальчишек.

Подобно гигантской волне, обрушивающейся на узкий гребень мола, налетели они на стройные шеренги закованных в медь воинов и отхлынули, оставив на земле сотни трупов. Не поверили своим глазам, налетели яростно, били с придыханьем. Гвардейцы сдержали и этот натиск, затем прозвучал сигнал — и на правый фланг атакующих обрушилась сотня колесниц, ведомых Гумием, а на левый — тысяча белоконных всадников во главе с Юльмом.

Нападавшие шли на пир, на пир они и попали. Только пир этот был кровав! Колесницы смяли толпы предателей-атлантов и положили их целыми грудами. Всадники прорвали массу врагов насквозь и ударили с тыла. К ним на помощь шли оставшиеся верными полки Восточного сектора.

Нападавшие попали в мешок. Им грозило полное уничтожение. Вот здесь-то и пригодился отряд Сбира. Кемтяне оттеснили всадников и разжали смертельные клещи, предоставив своим незадачливым союзникам возможность бегства. Получившие хороший урок, вояки бросились в эту приоткрытую щелку, давя друг друга на мостах, захлебываясь в зеленой тине каналов. Тысячи их погибли во время этого бегства.

Кемтяне сдержали напор гвардии и отступили лишь тогда, когда убедились, что все, кто мог, бежали с места страшного побоища. Отступили в полном порядке.

Был всего лишь полдень пятого дня агонии.

Над Кемтом светило Солнце. Яркое, как всегда.

По дорожке, ведшей к ангару, шел Кеельсее. Ноги его заплетались. Великий номарх был порядком пьян. Давно он не позволял себе подобной вольности. Кеельсее всегда держал себя в ежовых рукавицах. Он обходился и без вина, и без вкусной пищи, да и, черт побери, без красивых женщин. Единственное, без чего он не мог жить, была власть. Все остальное не имело значения, все остальное приносилось в жертву власти.

Но сегодня он позволил себе напиться. После того, как вернулся с Кефтиу. Гибла Атлантида, уходила эпоха, и Кеельсее вдруг остро почувствовал это. Что ждет его впереди? Вопрос этот не пугал, он давил на Кеельсее.

— Нужно встряхнуться! — решил номарх. — Вина!

Слуга тут же принес наполненный алой жидкостью бокал.

— Я же просил вина! Если бы я хотел бокал вина, я бы так и сказал!

Изумленный таким поворотом событий, слуга сбегал и принес целый кувшин.

— Вот. Теперь хорошо. Никого ко мне не пускать. И не беспокоить. Я хочу остаться один.

Номарх сел и выпил залпом два бокала вина. Съел апельсин. Захотелось чего-то более существенного, но для этого нужно было звать слуг. Кеельсее не стал делать этого.

Вскоре в голове приятно зашумело. Кеельсее усмехнулся этому подзабытому чувству и выпил еще два бокала вина, затем еще…

Он был пьян. И ему захотелось общения. Захватив ополовиненный кувшин, номарх направился к ангару, где обычно суетился Зрунд.

Пилот был на месте. Деловито-чумазый, он тер какой-то ветошью и без того чистый бок катера.

— Здравствуй, сынок, — пьяно улыбаясь, сказал Кеельсее.

— Добрый день, хозяин.

— Садись! — Кеельсее шлепнулся на деревянную лежанку. — Выпьем!

Зрунд отрицательно покачал головой.

— Я не пью, хозяин.

— Молодец! — пьяно одобрил Кеельсее. — А вот я, кажется, сегодня напился! Напился… М-да. Ты знаешь, мы больше никогда не полетим на Атлантиду.

— Почему, хозяин?

— А? — вскинул голову потерявший нить разговора Кеельсее.

— Я спрашиваю, хозяин: почему мы больше никогда не полетим на Атлантиду?

— Почему? А не к кому. Атлантов больше нет. Ну, точнее говоря, пока они еще есть, но вечером их уже не будет. Они умрут. Все. Их убьет Сбир. Помнишь Сбира?

Еще бы Зрунду не помнить великолепного гвардейца-офицера, которому он всегда втайне завидовал!

— Помню, хозяин.

— Вот так, сынок. Он и пираты сейчас штурмуют Город Солнца. Город уже обречен. Вот так-то! Не станет и Гумия, и Леды, и Командора, и Есония. Помнишь Есония?

Зрунд молча кивнул.

— И он умрет. И правильно! Не надо было убегать из Кемта. Всем хотелось на Атлантиду. А ее — ап! и не стало! Вот так-то! — Кеельсее пошатнулся. — А ты что делаешь?

— Катер мою.

— Мой, мой… Молодец! Поговори со мной, — внезапно попросил номарх.

— О чем? — спросил Зрунд.

— Действительно, о чем? Не знаю. О чем хочешь. Если тебе не противно.

— Да нет…

— Ну, тогда поговори.

— На днях я видел бой крокодилов…

— Тебе не о чем со мной говорить, — пробормотал Кеельсее. — Никому не о чем со мной говорить. И незачем. Кеельсее вдруг разрыдался.

— Никого. Никого не осталось. Мы потеряли родину. А теперь умерли все, кто потерял родину. Все. Знаешь, жизнь странная штука. Я хотел лишь разыграть игру, доказать, что я бы смог это сделать. И вдруг все получилось, и Атлантида рухнула. Я и сам не ожидал этого. Я уже заметал следы. Даже подготовил тайное убежище в горах Нубии. Помнишь, мы как-то бывали там. В тех лесах чудесные фрукты…

Оролон — это горы там, откуда я пришел. Стихи эти были запрещены, о них забыли. Я нашел их в тайной библиотеке. Там у нас были фанатики, отказывавшиеся сдать книги, хотя за это грозило весьма строгое наказание. Так вот, мы накрыли одну из таких библиотек, хозяин пытался отбиваться. Это было смешно. Мы захватили более сотни книг, я раскрыл одну из них и прочел там вот эти стихи. Почему-то запомнилось…

— Угу, — неизвестно с чем согласился Зрунд.

— Эх, сынок, ничего ты не понимаешь. Никто ничего не понимает.

Кеельсее приложился прямо к кувшину. Сознание его затуманивалось.

— Да, не понимает. Все вы меня не любите.

Номарх начал обижаться. Это свидетельствовало, что он очень сильно пьян.