Остров

— Ты жив? Тогда пойдем. И побыстрее. Путь к солнцу куда длиннее пути вниз.

И снова тишина окутала их. Лишь мерные шаги и потрескивание факела.

Тем временем в Святилище Омту отбивался от наседавших на него жрецов. Покорно, но настойчиво они требовали от него:

— Жрец Осириса проник во все наши тайны.

— Жрец Осириса видел карту Сета.

— Жрец Осириса убил слуг Сета.

— Он оскорбил Бога!

— Он оскорбил нас!

— Он оскорбил нас трижды!

— Убей его!

— Убей!!!

Первый помощник верховного жреца сладко нашептывал на ухо:

— Мы настигнем его в темноте. Мрак сожрет его червивое тело.

Назревал бунт, и Омту сдался.

— Хорошо. Пусть он умрет. Только дайте ему увидеть солнечный свет. Я не могу нарушить своей клятвы — он должен умереть лишь на земле. Идите и исполните волю Бога! Но помните, только на земле!

Факел начинал чадить. Лабиринт петлял, то вел вверх, то заставлял спускаться вниз.

— Ты не сбился с пути? — спросил Гиптий проводника. Тот, устав, видимо, повторять свое излюбленное «страх», прошептал:

— Нет, я знаю дорогу.

— Почему ты говоришь шепотом?

— Чудовища, — прошелестел голос проводника. — Я чувствую их. Они вышли на охоту.

— Чушь! — рассердился Гиптий и осекся. Из глубины коридора на него смотрели огромные желтые глаза.

Рука атланта нажала кнопку нейтронного маяка, пробившего сигналом тревоги многометровую каменную толщу.

Чудовища ночи не поддавались описанию. Они обладали когтистыми лапами, огромными клыками, зловонным дыханием — всем, что может вообразить изощренно-больная фантазия. То, что стояло сейчас пред атлантом и его спутником, трансформировало себе чешуйчатую непробиваемую шкуру, несколько щупальцев и огромные, извивающиеся присоски, чтобы насладиться горячей кровью. Оно не любило света и ждало, когда потухнет факел. А люди ждали, застыв в страхе.

Чудовище вздохнуло и облизало все четыре губы сразу.

— Они наткнулись на демона мрака, — сообщил шедший впереди жрец. Шестеро смуглых, вооруженных мечами и кинжалами людей столпились у поворота, внимательно следя за жрецом Осириса и его проводником.

— Это решает все проблемы, — заметил один из жрецов. — Пусть их убьет мрак.

— Нет, — возразил первый помощник верховного жреца. — Бог велел, чтобы жрец Осириса умер в лучах солнца. — Он посмотрел в светящиеся глаза своих спутников, и они поняли, что должны делать. И безмолвно канули в тьму.

Раздался дикий рев. Думая, что чудовище готовится броситься на них, Гиптий приготовился к смерти, надеясь, что это будет достойная смерть. Но чудовище не нападало, оно защищалось, пустив в ход все свои клыки и щупальца. Отчаянно защищалось.

В дикую какафонию рева монстра проникли крики людей. Крики боли и торжества. И смерти.

— Кто вы? — крикнул Гиптий, но темнота ответила лишь воплем и звоном мечей. Бой длился еще мгновение, затем все стихло.

Прошло время, прежде чем путники решились двинуться вперед. Они сделали несколько шагов, и тусклые блики факела вырвали из тьмы страшную картину.

На скользком от крови полу была распластана туша демона мрака, один взгляд которого нес смерть человеку. И счастье, что демоны не выносили солнечный свет, иначе они пожрали бы все живое на земле. Туша чудовища была безжалостно изрублена. Там и тут валялись покрытые слизью лапы и щупальца. И кровь. Целые лужи крови!

Тех, кто сразил демона, было пятеро. Двое из них не успели ускользнуть от взгляда чудовища и умерли с искаженными ужасом лицами. Третий поразил демона в грудь и был растерзан когтистыми лапами. К оторванной ноге его присосался умирающий отросток, хлюпавший выпитой кровью. Гиптий с омерзением отшвырнул его в темноту. Четвертый нападавший вонзил свой меч в голову чудовища и умер страшно — в пасти демона. Пятый, последний, успел зайти сзади и нанес удар в основание шеи — место, не прикрытое броней чешуи. Удар оказался смертельным, но агонизирующее чудовище подмяло человека под себя и расплющило в лепешку.

— Жрецы Сета, — сказал Гиптий, подбирая с пола испачканный кровью булатный клинок. — Они спасли нас.

— Они убьют нас, — твердо сказал проводник. — Если только мы не успеем убежать.

И в это мгновение дрогнула земля. Темнота ответила гулом и стоном.

— Бежим! — крикнул Гиптий.

И они побежали. А сзади, быстрый и тихий, бежал жрец.

Тоннель стал шире и светлее.

— Мы у выхода! — возбужденно воскликнул Гиптий. — Быстрее!

— Не могу. Устал, — прохрипел проводник. — Не отпускает меня темнота. Ты беги, я догоню. Беги!

В голосе его слышался жуткий страх, и Гиптий побежал. Не успел он сделать и нескольких шагов, как сзади раздался крик. Проводник умер. Страшно умер.

Еще один поворот — и мелькнуло Солнце. Гиптий воздел руки навстречу светилу, окруженному странно-густыми багровыми облаками, и в этот момент в спину ему вонзилось лезвие ножа. Падая, он видел, как появившаяся из-за поворота Изида разряжает бластер в темноту лабиринта.

Через мгновение всех их смела гигантская волна, ворвавшаяся через узкое жерло Скальнозубого пролива; волна, рожденная погибшей Атлантидой.

Омту, укрытый силой великого Сета, видел все это. Он смотрел в небольшой сфероэкран, оставленный в подземелье неведомыми пришельцами. Сухие губы Верховного жреца раздвинулись в блеклой улыбке. От темноты у старика болели десны. От темноты.

Крот любит ночь. И не потому, что слеп — темнота уравнивает слепых и видящих солнце, — а потому что зряч, но зряч лишь в темноте. Мрак есть его состояние души.

А что есть мрак?

Мрак — свет наоборот.

Свет несет знание, но не значит, что мрак не обладает им.

«…незнанье — тьма» — всего лишь кусок бессмысленной антитезы. Мрак тоже знание, но не наше и даже не параллельное нашему. Если эти знания и соприкасаются в какой-то точке, то образуют тоненькую, словно невидимая нить, прямую — зеленый луч. Ворота из света в мрак.

Зеленый луч — не сказка и не фантазия.

Если долго-долго, может, не год и не два, провожать закаты у берега моря, наблюдая, как солнце исчезает в черно-синей воде, то, может случиться, вы увидите этот крохотный зеленый лучик.

Это длится лишь миг, но в этот миг можно успеть понять многое; можно приблизиться к тайне нашего бытия.

Тоненькая вспышка цвета, которого не сыскать в солнечном спектре.

Это дверь в другой мир, дверь, проникнуть в которую невозможно, дверь, из-за которой нет возврата.

Вы грезите другими измерениями. Вы мечтаете о иных мирах. Вы, затаив дыхание, слушаете о несбывшейся теории чудака Энштейна, теории, расчеты которой он предпочел уничтожить, хотя — почему?

Там есть другой мир. Это несомненно. Разум не может развиваться в консервной банке. Даже обезьяне нужен собеседник, чтобы сказать свое первое «А». Там, несомненно, есть другой мир. И он светлый, хотя, может статься, солнце там синее. И они думают приблизительно так же, как мы, и курят местный «Кэмел» и любят женщин с рыбьими головами.

Все, как у нас.

Когда-нибудь мы встретимся и даже не удивимся.

— Хелло, Джек, давненько не виделись! Ах да, я забыл, что ты предпочитаешь со стрихнином! И чтобы цвет был коричневый. Тогда сядем каждый в своем доме и будем потягивать пиво, глядя друг на друга сквозь окна.

И вечером:

— Гуд бай, Джек!

— Гуд бай, Йоуаа!

Зеленый луч приоткрывает щелку в двери Мрака. Внешне там может быть все то же. Я не удивлюсь, встретив там самого себя, но это не я. Он совсем другой. Он не отсюда. И не из другого измерения. И даже не из другой Галактики. Он из Мрака.

А может, его совсем не существует? А если и существует, зачем?