Страница 62 из 70
Коэнсен кивнул. Глаза его лихорадочно блестели.
— Шева! — шепнул он так тихо, что его могла слышать лишь Охотница. — Здесь плохо. Вытащи меня отсюда!
Шева почувствовала острый прилив жалости. Даже если за Коэнсеном и водились кое-какие грешки, он не заслужил столь жалкой участи. И во власти Шевы было помочь ему. Охотница кивнула, ответив одними губами:
— Я помогу тебе.
Страшная физиономия Коэнсена расплылась в счастливой улыбке. Шева уже продолжила свой путь, следуя мимо бесконечного ряда зарешеченных камер, а Коэнсен продолжал улыбаться, провожая глазами ладно скроенную, небольшую фигурку той, что когда-то любила его.
Керл Вельхоум был заперт в самом надежном каземате, отделенном от прочего мира трехслойной, в десять футов толщиной, стальной стеной, двумя массивными решетками, специальным тоннелем, заполняемым в случае экстренной ситуации парами соляной кислоты, а также восемью вооруженными до зубов головорезами. Кому-то подобные меры предосторожности могли бы показаться чрезмерными, но только не Шеве, перед поездкой ознакомившейся с секретным досье последнего гладиатора. Керл Вельхоум был, несомненно, самым выдающимся из когда-либо существовавших убийц. Помимо нескольких сотен побед на турнирах, на его счету были три побега из-под стражи, уничтожение целой когорты посьерранской гвардии и попытка диверсии в урановых шахтах Сомметы. Человек, свершивший все это, заслуживал того внимания, которое ему оказывали, каким бы чрезмерным оно ни казалось.
Учитывая возраст Керла, Шева рассчитывала увидеть убеленного сединами старца, но узник оказался довольно молод. По крайней мере, можно было сказать, что он неплохо сохранился. Его волевое лицо покрывали многочисленные шрамы, в которых терялись глубокие морщины — свидетельство долгих и трудных лет жизни. В волосах Керла поблескивала седина, но она была редка. Под тюремной робой играли упругие мышцы.
Керл встретил гостей пристальным взглядом. Шева сразу обратила внимание на глаза гладиатора — голубые и быстрые. Таким глазам свойственно моментально оценивать ситуацию. По знаку Охотницы один из сопровождавших ее тюремщиков приставил к столу легкий стул. Усевшись, Шева негромко бросила:
— Свободны. — Тюремщики заколебались, нерешительно переминаясь с ноги на ногу, и тогда Шева повторила, придав голосу резкость: — Свободны! Или вы плохо слышите?
На этот раз никто из ее свиты не осмелился пожаловаться на плохой слух. Дверь камеры захлопнулась оставив Шеву наедине с узником. Керл Вельхоум оценил храбрость гостьи.
— Браво! — сказал он, раздвинув в улыбке бледные губы. — Чем обязан?
— Меня зовут Шева, — вместо ответа представилась гостья. — Я Охотница, занимающаяся делами наиболее опасных преступников. Сейчас мне предложено занять пост директора Управления справедливости.
Бывший гладиатор не сумел скрыть изумления:
— Любопытное знакомство. Я бы даже сказал больше — приятное. Женщина, возглавляющая ищеек? Занятно. Они не смогли найти мужчины? Неужели в мире больше нет достойных мужчин?
— Думаю, есть. Но появились и достойные женщины.
Керл прищурил глаза:
— Постой, это не ты охотилась за Арктуром?
— Я, — коротко бросила Шева.
— Что ж, тогда ты и впрямь заслуживаешь уважения. Но ты еще юна…
— Это недостаток?
Гладиатор засмеялся:
— Как сказать! В моих глазах — нет. Мир должен принадлежать юным и прекрасным. Лишь такой мир достоин любви. Старость и уродство отравляют сердце. Чего хочет от последнего гладиатора госпожа директор Управления?
— Просто поговорить с тобой.
— Просто поговорить… Поистине роскошь, которую может позволить себе далеко не каждый. О чем?
— Не знаю. Я должна определить твою дальнейшую судьбу.
— Победители пытаются придумать кару, достойную побежденного?
— Можно сказать и так.
Керл широко улыбнулся. Зубы его были белы, но парочка нижних отсутствовала. Так бывает, если ударить рукоятью излучателя или другим, не менее твердым предметом.
— Смерть. Это лучшее, чего можно желать в моем положении. Смерть, но сначала бутылочку хорошего выдержанного вина и красотку! Самую прекрасную девушку, какую только можно вообразить!
Гладиатор плотоядно облизнулся, заставив Шеву засмеяться. Неожиданно она ощутила ту легкость, которая приходила к ней лишь в разговорах с редкими людьми. Столь же легко она чувствовала себя рядом с Арктуром или Броером. Или пройдохой Коэнсеном, превратившимся в жалкого старика.
— Ничего не имею против бутылки вина. Но что касается красотки…
— Непременно! Не-пре-мен-но! — по слогам повторил узник. — Она не останется внакладе, поверь, я не разочарую ее.
— Верю! — продолжая улыбаться, сказала Шева.
— Такую, как ты! — прибавил Керл.
Охотница стерла улыбку:
— А вот с этим проблема. Я не числюсь в разряде красоток.
— Жаль. — Лицо Керла обрело серьезность, пожалуй, даже жесткость. — Ты бы мне подошла. Нечасто встречаешь подобных женщин.
— Спасибо! — поблагодарила Шева.
— Это не комплимент, а констатация факта.
Шева усмехнулась, чувствуя, что усмешка вышла натянутой.
— Все равно спасибо. Я учту твою просьбу. Но сначала ответь мне на пару вопросов.
— Спрашивай. — Керл положил на стол руки — самое опасное оружие, какое только мог вообразить обитатель Системы.
— Почему ты делал это?
— Сражался?
— Да.
— По нескольким причинам. Деньги — но это не главное. Сила. Приятно ощущать свою силу и знать, что нет никого, кто мог бы противостоять тебе. Несомненно, слава. Трудно избежать соблазна медных труб. Азарт. Это игра — самая сладкая игра, какую только можно вообразить. Игра со смертью! Когда ты видишь смерть, чувствуешь ее дыхание, кровь буквально вскипает от адреналина, обостряя все чувства. Это подобно взрыву, заставляющему распуститься душу, порождающему невиданные ощущения, настолько яркие, что невозможно описать их. Это слаще, чем доза самого чистого номуна с плантаций Лербены. Ощущение раскрывающегося сердца, когда вдруг распускается цветок, каждый из лепестков которого напоен своим чувством. Отвага, опасность, страх, дерзание, ненависть… Сладкое, горькое, соленое, кислое, пряное… Алое, оранжевое, черное, багровое, изумрудное, бирюзовое… Звезда, трава, море, магма, родник, снежная шапка, рык тигра… Ты раскрываешься, разрываешь границы самого себя, сливаясь с бесконечностью мира, тебя окружающего. Это самое восхитительное чувство, какое только способен испытать человек.
— Но разве его дает лишь смерть?
Узник задумался:
— Не знаю. Но смерть непременно должна быть рядом. Без ее дыхания краски будут неярки.
— А любовь?
— Что любовь?
— Где место любви?
Керл отвел взор:
— Не знаю.
— А власть? — спросила Шева. — Тебя не прельщала власть?
— Нет, это единственное, что меня никогда не прельщало. А кроме того, распоряжаясь своей и чужими жизнями, я был всевластен. Я не нуждался во власти в том виде, в каком ее вожделеют другие.
— А любовь?
Гладиатор грозно свел брови:
— Я же сказал: не знаю.
— А по-моему, ты просто не хочешь сказать!
— Пусть даже так! Что из того?
— Ничего. Это твое право. Молчать — одно из немногих оставшихся у тебя прав. Я ознакомилась с твоим досье. В свое время тебя победила женщина-киборг по имени Немма. — Керл нехотя кивнул. — Я поняла, что ты просто не захотел убить ее? — Глаза Керла сверкнули, лицо же осталось бесстрастным. — Потому ты и не хочешь говорить о любви.
Шева задумчиво подперла подбородок ладонью.
— Это мое дело — почему не хочу.
— Правильно. — Охотница улыбнулась гладиатору. — Я понимаю тебя. Трудно любить. Еще трудней любить, теряя. Когда теряешь любовь, теряешь и способность развернуть свою душу подобно цветку, обернувшемуся лепестками к солнцу. И замыкаешься в клетке, именуемой сознанием. Становишься черным карликом, утратившим радостное ощущение жизни.
— Ты потеряла? — прошептал Керл.
Шева кивнула, но тут же опомнилась и задорно тряхнула головой. Губы ее сжались в тонкую линию.