Конец охоты

Один словно дожидался этого мига. Он моментально устроился в кресле, освобожденном Шевой, и схватил с блюда сочное яблоко.

— Не думаю, что у тебя это получится. Дело в том, что Иггдрасиль, а…

Он не договорил, потому что кресло вдруг исчезло, и одноглазый софист с воплем рухнул на землю. Примеру кресла последовал и стол со всем своим содержимым. От дара Нидхегга не осталось ровным счетом ничего, даже надкушенного яблока, зловонной гнилью лопнувшего в руке Одина.

Шева звонко хохотала, пока ее собеседник с руганью поднимался на ноги и вытирал испачканные зеленой жижей руки.

— Так почему же не выйдет?! — вытирая слезы, поинтересовалась она.

— Проклятый червяк! — пробормотал Один. Потом он посмотрел на Шеву и улыбнулся. — Это Иггдрасиль, дорогая путешественница по Отражениям, место, откуда нет пути для того, кто отмеряет его ногами. Вокруг Муспелль, земля огненных людей, а дальше Элигавар[9], чьи мертвые воды непреодолимы даже для меня. Это ловушка для робкого. И выбраться из нее сумеет лишь тот, кто докажет, что у него отважное сердце.

— Посмотрим! — пробормотала Шева, припомнив, что у нее есть еще один козырь — помощь Управления.

Одноглазый господин словно перехватил ее мысль.

— И можешь не рассчитывать, — прибавил он, — на помощь Сурта. Своего Сурта. Это Иггдрасиль, место, где обрываются всякие связи, кроме тех, что идут через жилы Священного Ясеня. Тебе не докричаться до своего директора!

— Это придумал Арктур? — мрачно полюбопытствовала Шева.

— Возможно. Но может быть, и нет. Я допускаю, что так было изначально, еще до Арктура.

— До Арктура здесь ничего не было. Вернее, что-то было, но другое. Не было ни богов, ни карликов, ни великанов, ни этого дурацкого дерева! Были лишь люди, сильные и не очень богатые, но зато весьма воинственные по причине своей бедности.

— Не буду спорить, ибо наши расхождения несущественны. Итак, твое решение?

Шева мрачно улыбнулась:

— Какое уж тут решение, если ты не оставляешь мне выбора?

— Почему же? — почти обиделся Один. — Ты можешь вернуться в Матрицу.

— Ну конечно! Арктур только об этом и мечтает! — Охотница задумчиво шмыгнула носом и решилась. — Пожалуй, я рискну. Что мне надо делать с твоим Ясенем?

— С ним — ничего. Ты должна испить воды из Урд, а потом прибить себя к стволу Ясеня копьем.

— Каким еще копьем?

— Вот этим.

Один протянул в сторону руку, и в ней чудесным образом появилось копье. Шева внимательно изучила орудие смерти — прочное, хотя и тронутое временем древко, массивный металлический, отмеченный различимыми взору багровыми подтеками наконечник.

— Подозреваю, это оно…

— Кто — оно?

— То самое копье.

Один изобразил улыбку:

— То самое? А, да, это и есть копье, которое тебе нужно. Для того чтобы проникнуть в поры Священного древа, нужно именно это копье, обладающее отметиной великой боли и великого же желания.

— А Арктур не боится, что я завладею его сокровищем?

— Это его дело. Но не думаю, что он чего-то боится.

— Это верно. — Шева улыбнулась, но улыбка ее вышла преувеличенно бодрой. — Ну что ж, приступим к делу! Что я должна пить?

— Воду из источника Урд. — Один широким жестом указал Шеве на родник.

— Я уже пила.

— Да? И что?

— Ничего. Напилась — и все.

И твое сознание не отправилось в заоблачную высь?

Шева задумалась, как будто здесь было о чем думать.

— Да нет, как видишь.

— Странно. — Сдвинув шляпу на затылок, Один почесал свободной пятерней лоб. — Но надо попробовать еще.

— Давай попробуем, — без особого энтузиазма согласилась Шева, чей переполненный желудок содрогнулся от одной мысли о том, что ему придется принять в себя дополнительную толику.

С этими словами Охотница зачерпнула пригоршню воды и неторопливо выпила ее. Затем вторую горсть, третью. Она пила и пила через силу, но предполагаемого эффекта явно не наблюдалось. Один внимательно следил за ее потугами.

— Достаточно, — вымолвил он наконец, убедившись, что Шева не в состоянии больше сделать ни единого глотка. — Сейчас ты ощутишь легкость во всем теле.

Шева кивнула. Но обещанная легкость не приходила, вместо нее появилось вполне естественное желание опорожнить желудок, но Шеву удерживало присутствие одноглазого копьеносца.

— Ничего, — пожаловалась Шева, теша себя тайной надеждой, что на этом опыты над нею закончатся.

— Странно, — пробормотал Один. — Очень странно. Но ничего, оно придет чуть позже. Давай пронзай себя копьем.

— Что-то не хочется… — Охотница представила, как стальное острие разрывает ее внутренности, и ей стало не по себе. — Думаю, это не самая лучшая идея.

— Давай! Давай! — настаивал Один. — Неужели ты хочешь навсегда остаться здесь в обществе омерзительного слизняка? Или возвращайся назад, у меня нет времени уговаривать тебя! — Так как Шева не спешила схватиться за протянутое ей копье, Один бросил последний свой козырь: — Да ты никак струсила! Впрочем, чего еще можно ждать от изнеженной женщины?

Шева рассвирепела. Ее опять укоряли в слабости и трусости лишь потому, что она женщина. Вспыхнувшая в сердце Охотницы ярость взяла верх над здравомыслием.

— Черт с тобой! Давай! — Выхватив из рук Одина копье, Шева зажмурилась и с размаху вогнала острие в живот.

Боль ворвалась в сознание ослепительным комком. Еще никогда в жизни Шева не испытывала подобной боли и задохнулась от собственного крика. Глаза утонули в брызнувших слезах. Сквозь пелену Охотница видела лицо склонившегося над нею Одина, сквозь крик боли до нее долетали смутные обрывки его слов:

— Сейчас… Хорошо… Уже…

Один налег на копье, и боль с утроенной силой пронизала Охотницу.

«Вот и все, — поняла Шева. — Легко же я попалась на его уловку. Но я бы никогда не подумала, что Арктур решится убить меня вот так — подло, чужими руками. Я…»

И все завертелось. Острие боли свернулось в конус, который, в свою очередь, превратился в гигантскую воронку. Водоворот боли плавно втянул в себя Шеву. Яркими вспышками замелькали сегменты, похожие на соты с сюрреалистически изломанной формой. Потом расцвели огненные фонтаны, они с отчаянной веселостью низвергались в бездну и растворялись, чтобы вспыхнуть вновь. Боль переместилась из живота к спине. Шева почти видела, как вздулись ребра и позвоночник, образуя омерзительный горб. Потом пришла чернота, а в ней причудливо переливались яркие изюмины звезд. Оранжевые, малиновые, розовые, фиолетовые, они меняли форму и размеры, то вырастая до гигантского, все поглощающего шара, то сжимаясь до крохотной острой песчинки. Они цвели ослепительно белым, затем, отливая перламутром, гасли и обращались в роскошные черные жемчужины, манящие своей мрачной таинственностью.

Вокруг звезд вертелись планеты — где пять, где семь, где восемнадцать — разноцветные кружочки, похожие на летящие конфетти. Шева с размаху пронизала одну из этих планет и звонко расхохоталась, пораженная видом ее обитателей. Они были очень забавны, эти зеленые олени с шестью ногами и букетиками цветов вместо рогов. Следующая планета была голубой, и ее населяли твари, похожие на рыб. То были очень неторопливые и обстоятельные твари, с философской невозмутимостью пожиравшие собратьев и со стоическим равнодушием отправлявшиеся в разверстые пасти других — более крупных или удачливых. Третья была совсем крошечной, и на ней жил маленький мальчик, лелеявший прекрасную розу. Все, кого здесь не было, звали его Маленьким Принцем. А по соседству, на планете цвета песка, жил отважный летчик, давным-давно поведавший миру о Маленьком Принце. Однажды он взлетел в небо, чтобы больше не опуститься на землю. Все решили, что он погиб, а следы его занес песок. Но все просчитались, ибо те, в чьей душе живет Маленький Принц, неподвластны смерти. В один прекрасный или отвратительный день они просто переселяются на желтую планету, соседнюю с той, на которой растет одинокая роза, а мальчик с лучистыми грустными глазами изо дня в день поливает ее.

9

Элигавар — воды, текущие в мировой бездне.