Страница 73 из 74
— Что ты собираешься делать? — заволновалась Карумшепа, спустившись к богу Грозы.
— Я двинусь в горы и обрушу скалы, — ответил бог.
— Мне страшно! — закричала Камрушепа. — Тоска охватывает меня! Пусть уйдут Страх и Ужас[357], пусть останутся они взаперти.
Богу Грозы и самому было страшно. И он дал себя уговорить и вернул бога Луны на небо. Мир словно родился заново, ибо на земле стало совсем светло[358].
Бык, сдвинувший горы[359]
Однажды перед служителем храма города Аринны предстал человек в пестрой одежде. На шее у него было деревянное ярмо, на голове — корзина и стрелы.
— Что со мною случилось? — вопрошал странный посетитель. — Почему на меня надели ярмо и поставили мне на голову корзину? Ведь я ничего не похитил из дома! Не брал ни коровы, ни быка, ни овцы! Как бы вам от этого не было беды! Я опустошу страны! Пошлю стрелы в сердца недругов.
— Не грози нам! — ответило божество. — Разве ты не знаешь, кто держит в своих руках все: и реки, и горы, и океаны? Это я пригвоздил горы, чтобы они не сдвигались с места. И море я пригвоздил, чтобы оно не отступило, обнажив дно.
Пока бог все это говорил, у незнакомца прорезались на голове рога, тело его покрывалось пестрой шерстью, на руках и ногах вырастали копыта. В ужасе наблюдал за этим превращением служитель храма. И только когда огромный бык выбежал из храма, служитель закричал:
— Смотрите, смотрите, это страшный бык! Но почему у него согнут рог?
Обернувшись, бык проревел:
— Потому, что я ходил в поход. Путь загораживала мне большая гора. Я ее сдвинул с места. И победил море. Вот мой рог и погнулся.
Обо всем этом узнала богиня Солнца, восседавшая на престоле. Она приказала своим военачальникам:
— Идите в Хальпу. Скажите воинам, чтобы они были готовы к сражению.
Солнце и Океан[360]
Бог Солнца к брату своему Океану в гости пожаловал. Раскаленная колесница багрецом окрасила волны. В подводном дворце воцарилась суматоха. Все тридцать сыновей Океана, молодец к молодцу, на совет явились к отцу. Всполошились они: «Где гостя посадим? Чем угощать будем?» По залам, с ног сбиваясь, носились слуги. Престол для владыки небесного готовили. Стол, что из кости слоновой, яствами и питьем накрывали.
Как только волны зашипели, высыпали за ворота сыновья Солнца дядю Океана встречать. Все пути они благовониями окропили, коврами устлали. Ввели гостя дорогого в дом, на престол усадили с почетом. Пусть насыщается гость после долгой дороги. А затем, когда его Сиятельство пустые блюда отставил, Океан с ним начал задушевную беседу:
— Получил я твое послание, брат мой, и слугу к тебе отправил с дарами ответными. Но слуга мой возвратился, не найдя твоего жилища ни на земле, ни на небе. За ним я жреца отправил, который в гаданьях горазд. Он обратно ко мне не вернулся.
— У меня нет нужды в твоих слугах, — ответил его Сиятельство. — Не гадателя ожидал я. Хочу с тобой породниться. Дочерей у тебя тридцать. Разглядело их око мое с высоты небесной. Дай мне одну в жены.
Омрачилось лицо Океана. Поник головой он долу. Из глаз его хлынули слезы. Потекли по щекам его белым, как воды текут по каналам.
— Как мне жаль тебя, брат мой Солнце! Ты живешь как бобыль одинокий. Но помочь я тебе не в силах. Дочерей у меня есть тридцать. Я их выдал за братьев. Они сидят пред тобою, а супруги их в водах резвятся. Не могу я разрушить согласье, что веками царит в моем доме. Если я склонюсь к твоей просьбе, мои дети меня покинут. С кем я останусь?
Сын полей[361]
С женщиной-рабыней бог провел ночь, и родился у нее его отпрыск. Новорожденного отнесли в место, угодное богам, и там оставили без присмотра.
Мальчик лежал на том месте, куда его принесли. Туда пришли животные из ближайшего селения и напоили ребенка молоком. После того животные приходили вновь и возвращались в свои стойла. Ребенок, еще несмышленыш, напился молока и не плакал.
Пастух проследил, куда удаляются животные, и увидел ребенка, такого прекрасного, какого свет не видывал. Пастух спрятался в мешок, наблюдая за ребенком. Его приходили кормить не только коровы, но и овцы. Выйдя из мешка, пастух взял ребенка и отнес его к своей жене. Он назвал его сыном полей.
Охотник Кешши[362]
Жил некогда удивительный охотник Кешши. Другие ловчии уходили в горы и возвращались с пустыми руками. А он всегда приходил с добычей — с антилопой, косулей или кабаном. И собаки у него были быстрее и бойчее, чем у прочих. Тетива лука его никогда не сырела, и стрелы не давали промаха.
Многие отцы дочерей догадывались, что он пользуется особым благоволением богов, старались почаще попадаться ему на глаза, надеясь стать его зятем. Но Кешши их не замечал, ибо дома его ждала мать, да и был он человеком неразговорчивым.
Однажды, возвращаясь с охоты, увидел он прекрасную деву Шинтальмени[363] и застыл как вкопанный. И не хотел он даже слышать с тех пор о других девах. И вскоре стала Шинтальмени его женой. С этого времени не расставался Кешши с прекрасной Шинтальмени, которая заменила ему и горы, и лес. Собаки его бродили по селению голодными. Его уже нельзя было увидеть у алтарей, где сельчане приносили положенные жертвы богам. Не приносил он богам не только дичи, но даже хлеба и вина, что были в доме.
Огорченная изменениями, происшедшими в сыне, мать упрекала его в лености, и решил Кешши отправиться на охоту, как прежде. Взял он копье, кликнул своих одичавших собак и двинулся к горе Натара, откуда прежде никогда не возвращался без кабана. Однако боги, раздраженные невниманием Кешши, не послали ему даже зайца.
Помня о своих былых удачах, упрямый Кешши не хотел возвращаться с пустыми руками и бродил по горам три месяца, страдая от голода и жажды. И лишь заболев, двинулся к дому.
Когда он вернулся, обросший волосами, худой, с потухшими глазами, сельчане не узнали его и только потому, что он направился к своему дому, поняли, что это он.
Изменилось и поведение Кешши — по ночам он разговаривал во сне, а утром, уединившись с матерью, рассказывал ей одной свои ночные сновидения, прося их истолковать. Семь снов приснилось Кешши, и каждый из них пугал его все больше и больше. Несколько из них показались ему особенно пугающими. То он говорил с дверью и хотя забыл, что сказала ему дверь и что он ответил ей, сам этот разговор вызывал тревогу, то он нес что-то с горы Натара, направляясь в Синнар, и опять не помнил он, пробудившись, что же он нес и зачем направлялся в Синнар. А потом приснился ему блок диорита. Он рухнул с неба и поразил не только слуг, что были с ним, но и одно из божеств. Не успел Кешши пережить ужаса этого сна, как увидел себя идущим охотиться на льва, и едва он вышел за дверь, как сразу же заметил направляющегося к нему бога Дамнашшараса в окружении змей[364].
Корова, Солнце и рыбак[365]
Нежна была весенняя трава на лугу, освещаемом лучами бога Солнца. Радуясь весне и зелени, щипала траву корова розовыми губами. Прекрасна была корова на вид, а от нежной травы становилась еще прекраснее. И вспыхнула к ней страсть в сердце бога Солнца.
357
Страх и Ужас — первоначально хаттские, а затем хеттские божества, мифологически связанные с богом Грозы. Видимо, справедливо полагает В. В. Иванов, что Страх и Ужас (Даймон и Фобос), носящиеся над полем брани, появляются в «Илиаде» под влиянием хеттской мифологии.
358
Многочисленные лакуны табличек и в хаттской и в хеттской версиях не позволяют с точностью установить конец, но переводчики текста по отдельным обрывкам полагают, что в конечном счете гнев бога Грозы удается смягчить и он разрешает Луне вернуться на небо. Благополучное завершение вытекает и из самого ритуала, цель которого (успокоение гнева бога Грозы) должна быть достигнута по самому замыслу предпринимаемых действий.
359
Мифы о превращении животных в людей и людей в животных распространены у многих народов. В греческих мифах рассказывается о принятии Зевсом облика быка, чтобы похитить и увезти за море красавицу Европу, ставшую матерью царя Миноса. Почитание быка как бога засвидетельствовано в Малой Азии в древнейшие времена. Изображение священного быка в окружении крошечных фигурок людей и животных встречается уже в VII тыс. до н. э. (поселение Чатал-Гуйюк). Рельефы из Чатал-Гуйюка показывают существование религиозного праздника, участниками которого были люди в бычьих масках. Такова религиозно-мифическая основа хеттского мифа о превращении человека в быка.
Хеттский миф дошел до нас в виде текста на обломке таблички, без начала и конца. В начале рассказа речь могла идти о тектонической катастрофе, виновником которой считался бог-бык. Горы, им передвинутые, назывались в греческой древности Таврами, т. е. «Бычьими горами». Ярмо, корзина и стрелы на голове человека в бычьей маске — детали неизвестного нам ритуала, с помощью которого в храме могло совершаться умилостивление и обуздание быка.
360
Миф призван объяснить наблюдаемое людьми Средиземноморья исчезновение солнца в море — заката. Море мыслилось одновременно и как царство мертвых. Тридцать сыновей и дочерей Океана — это боги царства мертвых. Сватовство Солнца напоминает неудачную попытку героя греческого мифа Египта сосватать своих сыновей к пятидесяти дочерям брата Даная.
361
Миф о сыне бога, вскормленном животными и воспитанном пастухом, сохранился среди надписей о военных походах хеттов к городам побережья Черного и Средиземного морей. Подобного рода мифы широко распространены как на всем Древнем Востоке (Месопотамия, Палестина, Иран, Китай), так и в Европе (Греция и Италия). Обычно они являются частью повествования о жизни великих царей и основателях городов.
362
Миф об охотнике, пренебрегшем положенными богам жертвами и понесшем за это наказание, — частый фольклорный мотив, встречающийся у многих народов. Подобный миф о сицилийском охотнике сохранил греческий историк Диодор. К сожалению, из-за отсутствия конца таблички, где раскрывался бы смысл приснившихся охотнику снов и наверняка сообщалось, чем завершился конфликт с богами, невозможно судить о месте, какое занимал в хеттской мифологии этот мотив.
Миф был восстановлен хеттологами из пяти фрагментов, один из которых, на хурритском языке, хотя и имеет значительный объем, настолько поврежден, что не поддается прочтению и используется лишь для внесения отдельных уточнений в тексты других фрагментов.
363
В хурритском варианте этого имени — Шентаминни имеется основа «шинта» — семь, поэтому некоторые исследователи предлагают связывать имя жены Кешши с числом снов, которые он впоследствии видит.
364
После пересказа героем сюжета последнего из снов в тексте большая лакуна, за которой следуют отдельные практически нечитаемые строки.
365
Текст дошел в единственной редакции XIII в. до н. э. Начинается он с гимна, прославляющего Иштар и ее иеродул. Связь гимна с последующей историей ребенка, родившегося от страсти Солнца, вспыхнувшей к корове, и о рыбаке, этого ребенка нашедшем, неясна из-за лакуны.